browser icon
You are using an insecure version of your web browser. Please update your browser!
Using an outdated browser makes your computer unsafe. For a safer, faster, more enjoyable user experience, please update your browser today or try a newer browser.

Сазонова Н.И. Об исправлении богослужебных книг при патриархе Никоне (на материалах Требника)

Posted by on 08.07.2014
Г.Вук. "Шестой Российский Патриарх Никон". В журнале: Кормчий: Религиозно-нравственный народный журнал. 1892. Август, № 31. Титул.

Г.Вук. «Шестой Российский Патриарх Никон». В журнале: Кормчий: Религиозно-нравственный народный журнал. 1892. Август, № 31. Титул.

Отечественная история. 2008. № 4. С. 78-83.

Одним из важнейших направлений церковной реформы патриарха Никона 1654-1666 гг. было изменение богослужебной практики, включавшее «справу» богослужебных книг. Реформа и началась в 1653 г. с богослужебных изменений — введения троеперстия в крестном знамении и отмены земных поклонов во время великопостной молитвы св. Ефрема Сирина. Затем последовало исправление богослужебных книг, практически не имевшее прецедентов в русской церковной истории: в короткий срок правке подверглись все богослужебные книги без исключения.

Никоновскому «исправлению» богослужебных книг, наряду с другими богослужебными нововведениями, уделялось немалое внимание в исторической науке XIX — начала XX в. В работах А.А. Дмитриевского, И.Д. Мансветова, С.А. Белокурова, Д.С. Варакина, П.Ф. Николаевского1 и других исследователей обобщен большой материал. В наибольшей степени благодаря работам Дмитриевского была разработана тема никоновского исправления Служебника. Один из выводов исследователей состоял в том, что заявленный принцип исправлений — по древним греческим рукописям — не был соблюден, и справа осуществлялась по греческим книгам XVII в., т.е. реформа была ориентирована фактически на греческую богослужебную практику, современную реформе2.
В современной российской науке рассматриваются проблемы текстологии исправления богослужебных книг в ряде работ как теоретического, так и конкретно-исторического плана; основное внимание уделяется источникам книжной справы и процессу самого исправления богослужебного текста. Так, Б.А. Успенский исследует влияние неконвенционального отношения к слову вXVII в. на раскол, обращаясь к общей характеристике текстологической картины никоновской реформы3. Ход книжного исправления и личности справщиков рассматриваются и в статьях М. Гринберга, В.К. Зиборова, М.Д. Кагана, Т.А. Исаченко-Лисовой4.

Ряд исследователей рассматривают текстологические особенности богослужебных книг дореформенного периода5, историю «справы» и издания реформированных богослужебных книг, в частности Требника6. К теме никоновской «справы» нередко обращаются также церковные историки и богословы7. Однако до настоящего времени малоизученной областью остаются тексты богослужебных книг, подвергшиеся изменениям в ходе реформы. Еще более важная проблема — влияние новоисправленного текста на формирование негативной реакции на реформу.

Ответ на вопрос о роли текстовых изменений в расколе может дать только полное исследование изменений во всех богослужебных книгах — Служебнике, Октоихе, Прологе и др. В то же время, предварительные выводы могут делаться и по результатам изучения одной или нескольких богослужебных книг, поскольку такая выборка может считаться репрезентативной с точки зрения выявления основных тенденций книжной справы. Обратимся здесь к рассмотрению исправления лишь одной, хотя и важнейшей (78) из богослужебных книг — Требника. Этот выбор продиктован прежде всего распространенностью Требника в среде верующих. Он содержит последования совершения основных таинств Церкви (кроме евхаристии и священства), основные чины и молитвы, совершаемые священником по просьбе прихожан («по требованию», отсюда и название Требник, или Потребник). Таким образом, Требник тесно связан с повседневной жизнью верующих.

При анализе изменений, внесенных никоновской реформой в текст Требника, наиболее плодотворным представляется сопоставление никоновских текстов с текстами богослужебных книг, изданных в период деятельности «кружка ревнителей благочестия» (вторая четверть XVII в.), так как именно эти дониконовские тексты в основном воспринимались старообрядцами как правильные и истинные. В частности, это Требники 1636, 1639, 1647 и 1651 гг., экземпляры которых сохранились в фондах музеев и библиотек Москвы и Санкт-Петербурга, а также региональных.

В период активного участия патриарха Никона в реформе Требник был издан единожды — в 1658 г. До Соборов 1666-1667 гг., но уже без участия патриарха издание Требника было предпринято еще раз, в 1662 г. В этот период «междупатриаршества» была в основном сохранена преемственность в проведении исправления богослужебных книг: Требник 1662 г. имеет практически тот же состав, что и Требник 1658 г. Нет между изданиями и разночтений в тексте основных чинов и последований таинств и треб. В то же время, в издании отразились неуверенность и колебания, видимо, также присутствовавшие после ухода Никона: в частности, молитвы на основание дома в Требнике 1662 г. даны в дореформенной редакции8. Несмотря на меньшую в сравнении с дореформенными Требниками распространенность (процесс изменения текста продолжался и после ухода Никона, а «неисправные» экземпляры изымались из употребления), издания 1658 г. и 1662 г. сохранились в фондах Государственного Исторического музея, Государственной публичной библиотеки, Библиотеки Академии наук, в фондах региональных музеев и библиотек.

Количество изменений, внесенных в текст Требника, очень велико. Изменения в составе книги были связаны как с удалением отдельных чинов, например, чина освящения церкви (внесенного позже в архиерейский Требник), так и с введением новых чинов и молитв. Были предприняты масштабные сокращения текста (среди наиболее серьезных стоит отметить сокращение чина Исповеди, существенным сокращениям подверглись погребальные чины) и перестановки молитв в чинах Крещения, Венчания, Елеосвящения и многих других. Наконец, самая большая группа изменений — это несколько тысяч синонимических и грамматических изменений в тексте молитв. Вполне можно согласиться с мнением Е.А. Агеевой, которая считает, что масштаб и количество изменений в Требнике были столь значительны, что можно говорить не столько об «исправлении», сколько о создании принципиально нового текста9. Это же мнение подтверждают и современники событий, например, священник Никита Добрынин: «Нет ни единаго псалма, ни молитвы, ни тропаря… ниже в канонах всякаго стиха, чтобы в них наречие изменено не было»10. Уже сама масштабность изменений ставит вопрос об их возможном концептуальном характере в глазах верующих. Особого внимания заслуживают изменения, которые могли быть восприняты наиболее остро либо в силу их частой повторяемости, либо в силу того, что они были внесены в чины и последования, оказывавшие особое эмоциональное воздействие на верующих. Они и будут рассмотрены далее.

Одним из важнейших в богослужебном тексте является понятие о времени — в том смысле, насколько близки к человеку события священной истории. Острота восприятия божественного определяет и остроту эмоционального восприятия текста. В связи с этим обращает на себя внимание преобладание аористных форм прошедшего времени глаголов в дониконовских Требниках и практически повсеместная замена этих форм на перфектные — в никоновских. Об этой особенности никоновских текстов вообще (а не только текста Требника 1658 г.) говорит Б.А. Успенский11, упоминая о языковых соображениях, могших вызвать эти изменения (омонимия 2 и 3 лица — например,(79) аористная форма «бысть» могла означать как «он был», так и «ты был»). Стоит отметить, однако, что смысловое значение обеих форм не было идентичным. Аорист описывает события, только что свершившиеся (например, именно эта форма употребляется в пасхальном песнопении: слова «Христос воскресе» означают, что Христос «воскрес сейчас»). При рассказе о событии, прошедшем и давно завершенном, употребляется форма перфекта со вспомогательным глаголом, например, «был еси». Исследователи сходятся в том, что перфект обозначал отнесенный к настоящему результат прошедшего действия12. В XVII в. аористные формы постепенно выходили из употребления в разговорной речи, но до начала никоновской реформы продолжали сохраняться в книжной. Особое внимание привлекает тот факт, что замены аориста на перфект в тексте Требника присутствуют при упоминании о событиях священной истории.

Например, в молитве в службе Великого освящения воды вместо аористной формы «во Иордане креститися сподоби» (речь идет о Крещении Христа) стоит перфектная «претерпел еси», что подчеркивает «историчность» и завершенность евангельских событий. В другой молитве в этой же службе также содержатся аналогичные изменения аористных форм на перфектные: слова «не стерпе Владыко… зрети от диавола мучима рода человеча… но прииде и спасе нас» заменены на «не претерпел еси Владыко… но пришел еси и спасл еси нас», а слова «на земли явися и с человеки поживе» — на «явился еси… пожил еси»13. О евангельских событиях идет речь и в тропаре Богородице 6 гласа, в службе Малого освящения воды, где слова «Девою пребысть» заменены на «Дева пребыла еси»14, также в священнической и молитве в той же службе, когда слова «се здрав бысть, к тому не согрешай» заменяются на «се здрав был еси», а слова «и от брения здравы очи содела» заменены на «соделал еси»15.

Во всех этих и других случаях (всего в Требнике насчитывается более 20 замен аористных форм на перфектные) евангельские события предстают как исторически завершенные в никоновской редакции и как происходящие «в данный момент» — в дониконовском тексте. Новая, никоновская редакция текста как бы приглашает верующего осмыслить значение евангельских событий — жизни Христа, Распятия, Воскресения. Дониконовский же текст предлагает лично пережить и прочувствовать. Бог в этом тексте — рядом с человеком, его восприятие остро, предметно и очень лично.

Характерно, что выход на уровень обобщения происходит не только применительно к событиям священной и церковной истории. Обращает на себя внимание ряд изменений в чине погребения мирян, одном из наиболее эмоциональных в Требнике. Этот чин подвергся сокращениям, многие из которых имели концептуальный характер. В частности, реформой удалено более 30 тропарей и стихир, «натуралистически» описывающих смерть. Дониконовский текст: «Преставленый во гробе лежа мертв развалився, всем вопиет: приидите ко мне вси земнии, и видите доброту телесную почерневшу»16. Совсем другим песнопением заменены эти слова в никоновской редакции: «Душами владычествуяй и телесами, егоже в руце дыхание наше, оскорбляемых утешение, упокой во стране праведных, его же преставил еси раба Твоего»17. Здесь речь идет уже не о смерти, а о будущей жизни. А в одной из самых печальных стихир, поемых непосредственно при погребении, слова «приидите, воззрим на гроб ясно, где доброта телесная, где юность» заменены на «приидите, узрим на гробех ясно»18. В никоновской редакции употреблено слово «узрети», означающее не только смотрение, но и уразумение, понимание (значения смерти)19. К тому же слово «гроб» употреблено во множественном числе — речь, таким образом, идет не об отдельной смерти, а о смерти как участи всех. Смерть в никоновском тексте предстает прежде всего как смерть христианина, и уже потом — отдельного человека. Таким образом, как и в случае с заменой аористных форм на перфектные, никоновский текст выходит на обобщающий уровень понимания, на этот раз в области представлений о смерти. Заметим и то, что среди удаленных текстовых фрагментов немало и покаянных стихир и тропарей от лица умершего, «не могущаго глаголати», и его близких. Вот лишь некоторые из них: «Приидите, видим чудо выше ума, вчера был с нами, ныне же лежит мертв, приидите, разумеем, что мятущеся совершаем, како зде вонями мажущеся, зло-(80)вонием смердяще, како иже зде златом красящеся, без красоты и без лепоты лежит». «Безчисленно будет блудно живущим мучение, скрежет зубом, мрак без света, слезы неполезны, судия неумолимый»20. Удаление столь эмоциональных текстов, естественно, снижает и общую покаянность чина. Это снижение происходит, как видим, на фоне введения в текст осмысления смерти как смерти христианина «вообще», а не отдельного человека, и, таким образом, предстает как логическое следствие перехода от понимания конкретной смерти к осмыслению смерти вообще.

Та же тенденция наблюдается в чине Исповеди, также принадлежащем к числу наиболее остро переживаемых верующими. Здесь, наряду с удалением покаянных молитв и псалмов, вносятся концептуальные изменения в обращение священника к исповеднику. Приведем характерный фрагмент этого обращения (занимающего до нескольких десятков страниц) из дониконовского Требника: «И ты, чадо, не устыдися лица человеча, вси бо грешны есьмы, не потаи в себе ни единаго греха, еже согрешил еси от юности до сего часа… Не устыдися лица моего, но вся ми исповеждь, вся бо Господь Бог весть… исповеждь без стыдения, аз бо таков же человек и грешнее паче всех человек»21. Никоновский текст того же обращения существенно короче — менее страницы — и, что самое главное, имеет совершенно другую тональность: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое. Не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене, но не обинуяся рцы вся, елика соделал еси, да приимеши оставление от Господа нашего Иисуса Христа. Се, и икона Его пред нами, аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую пред ним вся, елика речеши мне. Аще ли что скрыеши от мене, сугуб грех имаши»22. Здесь нет речи о личной греховности священника и его покаянии. Священник выступает не как «таков же человек», что и кающийся, а как носитель благодати священства, причем его личная греховность в данном случае значительно менее актуальна. Таким образом, понимание значения священника поднимается от понимания конкретного человека с его грехами на уровень священства вообще. В рамках такого понимания вполне логичным представляется как сокращение обращения, так и изменение его тональности с удалением мотива личного покаяния самого священника, который в дониконовском тексте был одним из важнейших. И в этом случае реформаторы текста вводят в текст обобщенное понимание, на этот раз священства.

В целом, никоновский богослужебный текст предлагает священнику увидеть себя не как лично греховного человека, а как представителя священства и носителя благодати, а мирянину — «подняться» над собственной греховностью и осмыслить себя как христианина. Наконец, всем верующим вообще предлагается по-новому, менее эмоционально, но более обобщенно взглянуть на события священной истории и собственную жизнь. Однако полемика вокруг реформы показывает, что новый подход к религии не только не был принят многими, но зачастую не был и понят.

Так, с изменением остроты восприятия священной и церковной истории был, как представляется, связан ставший хрестоматийным спор об изменениях в тексте Символа веры (Символ веры присутствует во многих богослужебных текстах, в частности в Требнике он содержится в чине Крещения). Стал нарицательным старообрядческий «единый аз» из Символа — речь идет о замене дониконовского «рожденна, а не сотво-ренна» на «рожденна, не сотворенна» (речь идет о Христе). Противники реформы не уставали указывать на то, что противительный союз «а» введен был во время борьбы с арианством, говорившим о сотворенности Сына Божия. Они «не понимали», что ересь арианства — часть истории далеких первых веков христианства: для противников реформы «первые века христианства» также не были историей, как не были ею и евангельские события. В связи с этим представлением находятся и возражения старообрядцев по поводу замены в Символе веры слов «Его же Царствию несть конца» на «не будет конца» (речь идет о Царстве Христа): старообрядцы понимали Царство Христа как реально существующее в данный момент, равно как все евангельские или церковно-исторические события.

Думается, что одной из главных причин непонимания стал радикальный и одномоментный, поистине революционный, характер реформы, сопровождавшейся не только(81) серьезными и текстовыми изменениями, но и репрессиями противников реформы. Именно сочетание этих факторов и вызвало конфликт двух «образов благочестия», представленных в двух редакциях текста — дониконовского и никоновского. Сначала этот конфликт коснулся священства, а затем распространился на общество, став одной из причин церковного и общественного раскола.

 

Примечания

 

Дмитриевский А.А. Исправление книг при патриархе Никоне и последующих патриархах. М., 2004; Мансветов И.Д. Как у нас правились богослужебные книги. М., 1883; Белокуров С.А. Арсений Суханов. Ч. 1-2. М., 1891-1893; Варакин Д.С.Исправление книг в XVII столетии. М, 1910; Николаевский П.Ф. Московский Печатный двор при патриархе Никоне // Христианское чтение. 1890. Ч. 2. С. 1-26.

2Успенский Н.Д. Коллизия двух богословии в исправлении русских богослужебных книг в XVII веке // Богословские труды. М., 1975. № 13. С. 148-171.

3Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт XVII в. // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1. М, 1994. С. 333-367; его же. История русского литературного языка. М., 2002. С. 433-471.

Гринберг М. Московское книгопечатание в середине XVII века // Альманах библиофила. Вып. 15. М., 1983. С. 142-159;Зиборов В.К. Арсений Грек //Словарь книжников и книжности. Вып. 3. Ч. 1. СПб., 1993. С. 105-108; Каган М.Д. Дионисий Грек // Там же. С. 272-274; Исаченко-Лисовая Т.А. О переводческой деятельности Евфимия Чудовского // Христианство и церковь в России феодального периода. Новосибирск, 1989. С. 194-210.

5Сиромаха ВТ. Книжные справщики Печатного двора 2 половины XVII в. // Старообрядчество в России (ХУП-ХХ вв.). М., 1999. С. 15-44; Сиромаха ВТ., Успенский Б.А. Кавычные книги 50-х годов XVII в. // Археографический ежегодник за 1986 год. М., 1987. С. 75-84; Вознесенский А.В. К истории дониконовской и никоновской книжной справы // Патриарх Никон и его время. М., 2004. С. 143-161; Казакова Е.Н. Апостол 1644 г.: к проблеме дониконовской книжной справы // Патриарх Никон и его время. М., 2002. С. 162-173.

6Агеева Е.А. Требник 1658 г.: история издания // Патриарх Никон и его время. М., 2002. С. 174-188.

Каншер А.А. Пророческие Песни в Иерусалимском уставе дониконовской редакции // Мир старообрядчества: Живые традиции: результаты и перспективы комплексных исследований: Материалы международной научной конференции. Вып. 4. М., 1998. С. 435-441; Пенпгковский А.М. Об особенностях некоторых подходов к реформированию богослужения // Православное богословие на пороге третьего тысячелетия / Материалы богословской конференции Русской Православной Церкви (Москва, 7-9 февраля 2000 года). М„ 2000. С. 331-332; Желтое М.С., Правдолюбов С. Богослужение в Русской Церкви Х-ХХ вв. // Православная энциклопедия: Русская православная церковь. М., 2000. С. 485-518.

8 Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. № 317, л. 274 об.); Требник. М., 1662 (РНБ, № 1341, л. 274 об).

Агеева Е.А. Указ. соч. С. 188.

10Суздальского соборного попа Никиты Константинова Добрынина (Пустосвята) челобитная царю Алексею Михайловичу на книгу Скрижаль и на новоисправленныя церковныя книги // Материалы для истории раскола за первое время его существования. Т. 4. Ч. 1. М., 1878. С. 155.

11 Успенский Б.А. Раскол и культурный конфликт… С. 347.

12  Историческая грамматика русского языка. Морфология. Глагол. / Под ред. Р.А. Аванесова и В.В. Иванова. М., 1982. С. 90;Никифоров С.Д. Глагол, его категории и формы. М., 1952. С. 149-155; Горшкова К.В., Хабургаев Г.А. Историческая грамматика русского языка. М., 1997. С. 320-326.

13 Требник. М., 1651 (РНБ, № 934 , л. 59 об.); Требник. М., 1639 (РГАДА, БМСТ/СПК 1381, л. 75 об.); Требник. М., 1636 (РГАДА, БМСТ/СПК 1753, л. 75 об.); Требник. М., 1658 (БАН, № 195 СП, с. 212-213); Требник. М., 1658 (РНБ, № 970, с. 212-213); Требник. М., 1658 (РГАДА СПК 92, с. 212-213); Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. № 317, л. 16 об.); Требник. М., 1662 (РНБ, № 1341, л. 16 об.); Требник. М., 1662 (РГАДА БМСТ/СПК 17, л. 16 об.).

14  Требник. М„ 1651 (РНБ, № 934, л. 66 об.-67); Требник. М., 1639 (РГАДА, БМСТ/СПК 1381, л. 74 об.); Требник. М., 1636 (РГАДА, БМСТ/СПК 1753, л. 74 об.); М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 179-182); Требник. М., 1658 (БАН № 195 СП, с. 179-182); Требник. М., 1658 (РНБ, № 970, с. 179-182); Требник. М., 1658 (ГИМ Щап. № 1095, с. 179-182); Требник. М., 1658 (РГАДА СПК 92, с. 179-182); Требник. М., 1662 (ГИМ Син. Печ., ф. № 317, л. \-\ об.); Требник. М., 1662 (РНБ, № 1341 , л. 4-4 об.).

15 Требник. М., 1651 (Томский областной краеведческий музей (далее — ТОКМ), 7904/57, л. 68 об.-69); Требник. М., 1651 (РНБ, № 934, л. 68 об.-69); Требник. М., 1639 (РГАДА, БМСТ/СПК 1381, л. 75 об.-76); Требник. М., 1636 (РГАДА, БМСТ/СПК1753, л. 75-77); Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 194-196); Требник. М., 1658 (БАН № 195 СП, с. 194-196); Требник. М., 1658 (РНБ, № 970, с. 194-196); Требник. М., 1658 (ГИМ, Щап. № 1095, с. 194-196); Требник. М„ 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. №317, л. 6 об.-7); Требник. М., 1662 (РНБ, № 1341, л. 6 об.-7); Требник. М., 1662 (РГАДА БМСТ/СПК 2283, л. 6 об.-7).(82)

16 Требник. М., 1651 (РНБ, № 934, л. 333-334); Требник. М., 1647 (РНБ, №1055, л. 212-214).

17 Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 319-323); Требник. М., 1658 (РНБ, № 970 , с. 319-323); Требник. М., 1662 (ГИМ Син. Печ., ф. № 317 , л. 149 об.-151); Требник. М., 1662 (РНБ № 1341, л. 149 06.-151).

18 Требник. М., 1651 (РНБ, № 934 , л. 336); Требник. М., 1647 (РНБ № 1055, л. 217-221); Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 327-331); Требник. М„ 1658 (РНБ № 970 , с. 327-331); Требник. М., 1658 (РГАДА СПК 92, с. 327-331); Требник. М., 1662 (ГИМ Син. Печ., ф. № 317, л. 153-156); Требник. М., 1662 (РГАДА БМСТ/СПК 17, л. 153-156).

19 Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 3. СПб., 1903. Стб. 1174-1175.

20 Требник. М., 1651 (РНБ № 934, л. 328-331); Требник. М., 1647 (РНБ № 1055, л. 202 об.-208 об.).

21 Требник. М., 1651 (РНБ № 934, л. 147 об.-150); Требник. М., 1651 (РГАДА, СПК 3518, л. 147 об.-150); Требник. М., 1647 (ГИМ, Щап. № 177, л. 16 об.-19 об.).

22Требник. М., 1658 (РГАДА БМСТ/СПК 5657, с. 65); Требник. М., 1662 (ГИМ, Син. Печ., ф. № 317, л. 54 об.); Требник. М., 1662 (РНБ № 1341, л. 54 об.).(83)

 

 

One Response to Сазонова Н.И. Об исправлении богослужебных книг при патриархе Никоне (на материалах Требника)

  1. admin

    Никон, патриарх московский и всея Руси
    – шестой патриарх московский и всея Руси. Род. в 1605 г. в семье крестьянина села Вельдеманова (Княгининского уезда Нижегородской губернии); в миру его звали Никитой. В раннем возрасте Никон много терпел от злой мачехи. Научившись грамоте, мальчик тайно ушел в Макарьев-Желтоводский монастырь, где усердно изучал книжную премудрость. Отец, узнав место его пребывания, хитростью вызвал его из монастыря. После смерти отца Никон женился, принял священство и получил приход в Москве. Смерть, в малолетстве, всех трех детей Никона сильно потрясла его и была принята им за указание свыше. Он уговорил жену свою постричься, а сам ушел на Белое море, где, 30 лет от роду, принял монашество в Анзерском ските, под именем Никона. Поссорившись с настоятелем из-за способа хранения собранных в виде подаяния денег, Никон вынужден был бежать. Чуть было не утонув в пути, он прибыл в Кожеозерский монастырь (в нынешнем Каргопольском уезде), поселился на уединенном острове и в 1643 г. был выбран в игумены.
    В 1646 г. Никон отправился в Москву и, согласно обычаю, явился с поклоном к молодому царю Алексею Михайловичу. Понравившись царю, он был оставлен в Москве и посвящен в архимандриты Новоспасского монастыря, где была родовая усыпальница Романовых. Царь часто ездил туда молиться за упокой своих предков и еще более сблизился с Никоном, которому приказал ездить к нему во дворец на беседы каждую пятницу. Пользуясь расположением царя, Никон стал просить его за утесненных и обиженных. Это было по нраву царю, который вскоре поручил Никону принимать просьбы от всех искавших царского милосердия и управы на неправду судей. Никон занял исключительное положение в Москве и приобрел всеобщую любовь. В 1648 г. он был возведен в сан митрополита новгородского и усердно стал проводить идеи московских ревнителей благочестия, к числу которых принадлежали царский духовник Стефан Вонифатьев и будущие враги Никона – Неронов, Аввакум, Лазарь и др.; целью их было восстановление более живого общения между паствой и пастырями. Никон стал говорить проповеди, что было новостью, запретил в своей епархии «многогласие» (одновременное отправление разных частей службы многими голосами, ради ее ускорения), выступил против хомового, или «раздельнонаречного», пения, уродливо растягивавшего слова, ввел в богослужение пение на греч. языке, наряду со славянским, и, «на славу прибрав клиросы предивными певчими и гласы преизбранными», устроил, по киевскому и греческому образцу, «пение одушевленное, паче органа бездушного». Царь, услышав этих певчих, с которыми Никон приезжал в Москву, тотчас завел такое пение и в своей придворной церкви. По мысли Никона, многогласие и порченое пение были, наконец, запрещены повсеместно моск. патриархом Иосифом, по предварительном сношении с константинопольским патриархом. На испрашиваемые у царя средства Никон устраивал богадельни, а во время голода организовал раздачу пищи бедным. Несмотря на это, Никон не пользовался в Новгороде любовью вследствие чрезмерной строгости и взыскательности к подначальным духовным людям; да и миряне не питали к нему расположения за крутой властолюбивый нрав. Последний давал себя тем более чувствовать, что царь поручил Никону наблюдать и над мирским управлением, доносить ему обо всем и давать советы. В 1650 г. вспыхнул в Новгороде бунт, вызванный выдачей шведам хлеба и денег за перешедших к ним корел. Никон поименно проклял выбранных мятежниками правителей и укрыл у себя воеводу, за что был избит мятежниками. Царь, получив взаимные жалобы Никона и новгородцев, принял сторону Никона, которого называл в своих письмах «великим Солнцем сияющим», «избранным крепкостоятельным пастырем», «возлюбленником своим и содружебником». Видя, что строгостью нельзя потушить мятежа, Никон сам советовал царю простить виновных.
    В 1651 г. Никон, будучи в Москве, убедил царя перенести мощи св. митрополита Филиппа из Соловецкого монастыря в московский Успенский собор. Тайной целью Никона было при этом выставить преимущество дух. власти над светской. В грамоте, отправленной в Соловецкий монастырь, царь, по совету Никона, умолял святого разрешить царю Иоанну согрешение, нанесенное «нерассудно завистью и неудержанием ярости». После смерти патриарха Иосифа Никон, согласно царскому желанию, избран был в патриархи (1652). Никон стал отказываться; тогда царь, окруженный боярами и народом, в Успенском co6oре, перед мощами св. Филиппа, поклонился Никону в ноги и со слезами умолял его принять патриарший сан, на что Н, согласился под условием, что все будут почитать его как архипастыря и отца верховнейшего и дадут ему устроить церковь. Царь, а за ним власти духовные и бояре, поклялись в этом; имеются указания, что царь даже письменно обещал Никону не вмешиваться ни в какие духовные дела и считать решения патриарха не подлежащими обжалованию.
    Шестилетнее управление Никона русской церковью ознаменовалось возникновением раскола (см.), непосредственной причиной которого считается предпринятое Никоном исправление церковных книг. В глазах раскола один только Никон был виновником нарушения древнего благочестия, и потому последователи господствующей церкви стали «никонианами». Действительно, Никон выказал наибольшую ревность к исправлении книг, но по существу дела, он стоял на той же почве, на которую церковные власти вступили еще при патриархе Иосифе. При исправлении церковных книг уже тогда стали обращаться к сравнению с греческими подлинниками; доказательства в пользу этого приема были приведены в предисловии к изданной в Москве в 1648 г. грамматике Мелентия Смотрицкого. Уже в 1649 г. трудился в Москве Епифаний Славинецкий, явившийся при Никоне (вместе с Арсением Греком) главным справщиком и действовавший в качестве переводчика не только в интересах церкви, но и на пользу гражданского просвещения. При Никоне авторитет греческого элемента только окончательно упрочился. Он искренне примкнул к идеям «Книги о вере» Нафанаила (см.), разошедшись в этом со сторонниками Стефана Вонифатьева. Убежденный в православии греков, Никон испытал наиболее сильное влияние со стороны пришлых в Москву греческих иерархов. Он перенес в Россию греческие амвоны, греческий архиерейский посох, греческие клобуки и мантии, греческие церковные напевы, принимал греческих живописцев и мастеров серебряного дела, строил монастыри по образцу греческих, словом, всюду выдвигал греческий авторитет, отдавая ему преимущество перед вековой русской стариной. Еще в бытность свою новгородским митрополитом Никон завел типографию в новгородском Хутынском монастыре, а в бытность свою патриархом перевел из упраздненного тогда в Белоруссии оршанского Кутеинского монастыря типографию в свой Иверский монастырь. Переселившиеся сюда старцы занимались переводами на русский язык литовско-польских хроник и др. книг, а также резьбой по дереву и переплетным делом; здесь развивалось и процветало изразцовое дело, приложенное Никоном к внешним и внутренним украшениям соборного храма в Воскресенском монастыре. О любви Никона к памятникам русского бытописания свидетельствуют дошедшие до нас обширные летописные сборники (Воскресенский и Никоновский; архиепископ Филарет Гумилевский признает последний сборник даже сочинением Никона, отмечая живость и одушевление рассказа), с его собственноручными подписями. Монастыри Никона были снабжены значительными по тому времени библиотеками, многие рукописи которых сохранились также с пометками руки патриарха. Он собрал в Москве не только древние славянские переводы церковных книг, но и другие книжные сокровища из разных монастырей России, а с 1654 по 1662 г. из разных монастырей Востока, по стараниям Никона, было прислано 498 рукописей, в числе которых были классические писатели (Гомер, Гезиод, Эсхил, Плутарх, Фукидид, Демосфен), византийские хроники, грамматики и т. п., назначавшиеся, вероятно для Греко-латинской школы, учрежденной Никоном в Москве под руководством Арсения Грека. Все это вместе взятое позволяет некоторым исследователям (Щапов, Иконников) видеть в Никоне прямого предшественника Петра Великого. Церковная реформа Никона и гражданская Петра I вызвали против себя одни и те же враждебные элементы, не допускавшие никакого новшества – но между обеими реформами та существенная разница, что Никон пользовался элементами греческими и южно-русскими (последними, как проводниками первых), а Петр Великий стремился сблизить Россию с западно-европ. миром, совершенно пренебрегая греческим.
    В 1654 г. Никон собрал собор, которым было постановлено править богослужебные книги по древним греческим и славянским рукописям. Приговор собора не подписали епископ коломенский Павел и несколько архимандритов и протопопов. К ним присоединились Неронов, Аввакум и др., восстававшие против передачи дела исправления книг в руки киевлян и греков, православие которых, по общераспространенному в Москве мнению, считалось сомнительным. Никон обратился к константинопольскому патриарху Паисию с 26 «вопрошениями»; и между прочим, спрашивал, как поступить с ослушниками. Паисий известил, что ослушники подлежат отлучению, а также высказался за троеперстие (см. Крестное знамение). После этого Никон в 1656 г. снова собрал собор, на который приглашены были бывшие тогда в Москве антиохийский патриарх Макарий и митрополиты сербский, никейский и молдавский. Собор этот одобрил исправленный Никоном Служебник и книгу «Скрижаль»[1] и предал проклятию придерживающихся двуперстного сложения. Павел коломенский был лишен сана и сослан, Неронов, Аввакум, Логгин, Данило и др. подверглись ссылки или заточению. Впрочем, по отношении к богослужебным книгам Никон не был ригористом; он требовал от своих противников только покорности власти. Так, когда у него состоялось примирение с Нероновым, и последний заметил патриарху, что греческие власти не хулят старых Служебников, то Никон отвечал ему: «Обои де добры (т. е. и прежде напечатанные, и новоисправленные), все-де равно, по коим хощешь, по тем и служишь».
    В личной судьбе Никона виднейшую роль сыграл его взгляд на значение патриаршей власти. По словам Ю. Ф. Самарина, Никон хотел «основать в России частный национальный папизм». «Священство царства преболее есть», – говорил Никон, подкрепляя свое мнение ссылками на разнообразные источники, не исключая и Вена Константинова (см.), которое было напечатано в изданной при нем «Кормчей». Взаимное отношение обеих властей он иллюстрирует примером Солнца и Луны, через которых «Всемогущий Бог показал нам власть архиерейскую и царскую». Патриарх, по мнению Никона, есть образ самого Христа, глава церкви, и потому другого «законоположника» она не знает. Патриарха не могут судить ни миряне, ни даже епископы, как его подчиненные; только собор патриархов компетентен для произнесения над ним приговора. Никон жалуется, что «государь расширился над церковью и весь суд на себя взял», тогда как многие дела должны подлежать суду церковному. С этой точки зрения Никон резко нападал на Уложение 1649 г. (ср. отзыв его в «Русском Архиве», 1886, II; есть известие, что в 1654 г. царь, по настоянию Никона, разослал воеводам выписки из номоканона с предписанием судить по ним уголовные дела), которому он еще больше ставит в вину подчинение духовенства светскому суду. В обширной патриаршей области Никон являлся полновластным распорядителем: он был изъят, со всеми своими служащими, монастырями и крестьянами, из ведения монастырского приказа. Вопреки Уложению, воспрещавшему патриарху и вообще духовенству приобретать недвижимые имения посредством покупки, царь дозволил Никону покупать новые земли и вотчины как на его собственное имя, так и для трех новых, основанных Никоном монастырей – Нового Иерусaлима (Воскресенский близ Москвы, основ. в 1655 г.), Иверского (близ Валдая, основ. в 1652 г.) и Крестного (близ Онеги, основ. в 1656 г.), – вотчины которых составляли, отдельно от патриарших, обширную область, всецело подчиненную лично Никону. Монастыри эти скоро превзошли даже древнейшие обители, между прочим, благодаря тому, что государь, по просьбе Никона, приписал к ним 14 монастырей, находившихся в епархиях других архиереев. В ведение Никона перешли и все приходские церкви, числом до 500, находившиеся в вотчинах Никона и приписанных к ним монастырей, с чем соединялось право суда, а также известные пошлины и дани. Получив значительные пожалования, Никон, однако, вменяет их ни во что: «И мы за милостыню царскую не будем кланятися… так как приимет (царь) за то сторицею и живот вечный наследит», – пишет он.
    Крупным материальным средствам соответствовала и необычайная пышность, окружавшая Никона как в его церковно-служебной обстановки, так и в его домашней жизни. В административных делах Никон был строг и неумолим. Число запрещенных попов при Никоне было настолько велико, что местами некому было совершать требы. Для наблюдения за духовенством он имел своих подьячих и стрельцов; низшее духовенство жаловалось на тяжесть своей экономической зависимости, усиливавшейся от притязательных исполнителей воли патриарха. Наконец, своим высокомерием и властолюбием, своим беспрестанным вмешательством в мирские дела он вооружил против себя и бояр. Образа фряжского (латинского) письма он подвергал публичному осмеянию, польские костюмы у иных он прямо отбирал, у других (напр. боярина Романова) выманивал хитростью и сжигал. Была у Никона одна сильная опора в лице царя, но скоро он лишился и ее. В противоположность патриарху, царь Алексей любил отрешаться от стеснявших его условий власти и гораздо выше ценил духовные блага. Любя Никона и уважая патриарший сан, царь предложил своему «собинному другу» принять титул «великого государя» (по словам Никона – в 1654 г., но титул встречается уже в деянии собора о присоединении Малороссии в 1653 г.); некогда этот титул носил патриарх Филарет, но как отец царя (см. Двоевластие). В предисловии к Служебнику 1655 г. о царе Алексее и о патриархе H. говорится как о «богоизбранной и богомудрой двоице, за которую «вси живущие под державою их,.. и под единем их государским повелением… утешительными песньми славити имут воздвигшего их истинного Бога нашего».
    В 1654 г., уезжая в поход, царь поручил Никону надзор за управлением и заботу о царском семействе, которое вместе с Никоном переехало, по случаю моровой язвы, из Москвы в Вязьму[2]. На время царского отсутствия из Москвы в 1656–57 гг., вызванного несчастной войной со Швецией (предпринятой под влиянием Никона), последний сделан был полновластным распорядителем по всем государственным делам. Но эти же походы, освободив на время царя от личного воздействия патриарха, являются началом падения Никона. Даже в пору наилучших своих отношений к царю Никон неохотно уступал его желаниям, если они противоречили его взглядам; так, Никон, не поколебавшийся проклясть купца за представление ему неправильного счета, отказался отлучать двух лиц, изменивших царю во время польского похода. Как ни был царь склонен к уступчивости, властолюбие Никона стало возбуждать в нем неудовольствие, которое усердно раздували ненавидевшие Никона бояре – Стрешнев, Никита Одоевский, Трубецкой, доказывавшие царю, что Никон умаляет его самодержавную власть. Летом 1658 г. Никон не был приглашен к обеду, данному во дворце по случаю приезда грузинского царевича Теймураза; окольничий Хитрово ударил патриаршего боярина, посланного разведать, отчего это произошло. Никон написал жалобу царю; царь ответил, что разберет дело, но расправы не учинил и свидания с патриархом избегал. 8 июля того же года царь, против обыкновения, не явился на патриаршее богослужение, а 10 июля прислал кн. Юрия Ромодановского объявить патриарху, чтобы его не ждали к литургии, что он на патриарха гневен за то, что тот пишется великим государем, и повелевает впредь так не писаться. В тот же день Никон торжественно заявил в церкви, что слагает с себя патриаршую власть, послал о том уведомление царю и остался в церкви ждать ответа. Царь лично не явился, а послал бояр, упрекавших Никона за то, что он именуется великим государем. После своего отречения Никон прожил в Москве еще три дня, чего-то ожидая из дворца, а затем уехал в Воскресенский монастырь.
    В феврале 1660 г. созван был в Москве собор, который решил не только избрать нового патриарха, но и лишить Никона чести, архиерейства и священства. Государь затруднился утвердить такой приговор; против второй его половины энергично восстал Епифаний Славинецкий, доказывавший, что по каноническим правилам добровольно отрекающиеся от власти архиереи не могут, без вины и суда, лишаться права носить сан и служить по архиерейскому чину. Сам Никон, сохраняя за собой патриарший титул, требовал, чтобы ему предоставлено было участие в избрании и поставлении нового патриарха. Вопрос оставался нерешенным. В это время Никон вел распрю с своим соседом по владениям Воскресенского монастыря, окольничим Боборыкиным; монастырский приказ решил спорное дело в пользу Боборыкина. Никон предал его проклятию; Боборыкин донес, что Никон проклял государя.
    По совету митрополита газского, Паисия Лигарида (см.), ко всем вселенским патриархам отправлены были 25 вопросов, относившихся к Никону, но без упоминания его имени. Раньше Паисий сам составил ответы на вопросы по делу Никона, предложенные ему Стрешневым; на эти-то вопросы и ответы Никон и написал свои замечания, важные для выяснения как личного характера Никона, так и иерархических его стремлений. В 1664 г. получились ответы от вселенских патриархов; суть их сводилась к тому, что московский патриарх и все духовенство обязаны повиноваться царю и не вмешиваться в мирские дела, что местные епископы могут судить патриарха, что возражения Епифания против постановления собора 1660 г. неосновательны. Вслед за тем от патриархов константинопольского и иерусалимского получились письма уже прямо относившиеся к Никону, выражавшие недоверие к обвинениям против московского патриарха и убеждавшие царя помириться с Никоном.
    Дело затягивалось и запутывалось. Решено было пригласить вселенских патриархов лично приехать в Москву для суда над Никоном. Между тем, Никон неоднократно обращался к царю Алексею Михайловичу то с резкими укоризнами, то с мольбой о примирении. В царе также еще сильно было расположение к бывшему другу, уважение к его сану и боязнь его проклятия. Царь часто оказывал ему знаки внимания, посылал за его благословением, вообще говорил, что гнева на патриарха не имеет. Рассчитывая на это, Никон в декабре 1664 г. явился в Москву, в Успенский собор, и заявил, что имел на то видение; но царь, под влиянием Паисия Лигарида, послал сказать, чтобы Никон ехал обратно. Оправдательное письмо Никона к вселенским патриархам было перехвачено и впоследствии дало обильный материал его обвинителям. 2 ноября 1666 г. патриарх александрийский Паисий и антиохийский Макарий прибыли в Москву. Суд над Никоном начался месяц спустя, в присутствии царя, который предъявлял обвинения и представлял объяснения. Собор признал Никона виновным в том, что он произносил хулы на царя, называя его латиномудренником и мучителем, и на всю русскую церковь, говоря, будто она впала в латинские догматы; что он низверг коломенского еписк. Павла; что он был жесток к подчиненным, которых наказывал кнутом, палками, а иногда и огнем пытал. Приговоренный к лишению святительского сана, Никон, 13 дек. 1666 г. был сослан в Белозерский Ферапонтов монастырь.
    Царь несколько раз отправлял к нему послов с разными благожеланиями и словесными приказаниями, не давал хода доносам врагов Никона, сулил ему перемену на лучшее, сменял приставов, стеснявших Никона, но новым приставам не давал никаких письменных инструкций. Такая неопределенность положения особенно мучила Никона. Во все время своего заключения при жизни Алексея Михайловича Никон попеременно то впадал в раздражение, открыто и резко порицая все окружающее, то переходил к мелочным, придирчивым жалобам на свое положение и к унизительным просьбам из-за вещей малозначащих. Перед смертью царь Алексей Михайлович послал просить у Никона отпустительной грамоты и в завещании испрашивал у него прощения; Никон, разрешив на словах, грамоты не дал.
    По смерти Алексея Михайловича против Никона тотчас выступили все силы, враждебно к нему относившиеся. Между прочим, ему поставлено было в вину, что он лечит больных, дает им лекарства, мажет их маслом (Никон сам рассказывал, что был ему глагол: «Отнято у тебя патриаршество, зато дана чаша лекарственная: лечи больных»). Брошена была на него тень и в нравственном отношении; собраны были ложные доносы, поданные против него в прежнее время, и в общем получился обширный по объему и резкий по краскам обвинительный акт, по которому Никон без следствия и суда был переведен в более тяжкое заключение, из Ферапонтова в Кирилло-Белозерский монастырь, где он прожил с июня 1676 по август 1681 г. Царь Федор Алексеевич, близко ознакомившись с устройством Воскресенского монастыря и уступая просьбам своего воспитателя Симеона Полоцкого и влиятельной при дворе тетки своей Татьяны Михайловны, решился улучшить положение Никона, и, вопреки мнению патриарха Иоакима, приказал возвратить Никона в Воскресенский монастырь; вместе с тем, он послал просить вселенских патриархов разрешить его. Разрешительная грамота патриархов уже не застала Никона в живых: он скончался на пути, в Ярославле, 17 августа 1681 г. и был погребен в Воскресенском монастыре, как патриарх.
    Ср. Шушерин (иподиакон Никон), «Известие о рождении, воспитании и житии св. Никона» (лучшее издание, М., 1871); архим. Аполлос, «Начертание жития и деяний Никона» (М., 1852); Субботин, «Дело патриарха Никона» (М., 1862); Гиббенет, «Историческое исследование дела патриарха H.» (CПб., 1882–84); Макарий, «Патриарх Никон в деле исправления церковных книг» (М., 1881); гр. А. Гейден, «Из истории возникновения раскола при патриархе Никоне» (СПб., 1886); Каптерев, «Патриарх Никон и его противники в деле исправления церковных обрядов» (М., 1887); Николаевский, «Жизнь патриарха Никона в ссылке» (СПб., 1886): Иконников, «Новые материалы и труды о патриархе Никоне» (Киев, 1888); W. Palmer, «The Patriarch and the Tsar» (Лондон, 1871–76).

    ________________________________________
    [1] Изданный в 1655 г. Служебник, по словам знаменитого библиографа того времени Сильвестра Медведева, вовсе не склонного к сочувствию расколу, хотя тоже ненавистника греков, был исправлен «не с древних греч. рукописьменных и славенских, а с новопечатных у немец греч. книг», чем подтверждаются утверждения раскольнических писателей (диак. Федора, Саввы Романова и др.). С. А. Белокуров указал, что Сильвестр имел в виду евхологий, напеч. в 1602 г. в Венеции («Чтение Моск. Общ. Ист.», 1885 г., кн. IV), но вопрос еще остается открытым. – Соч. иерея Иоанна Нафанаила «Скрижаль», переведенная с греч. и изд. в 1656 г., с приложением объяснения Никона о ходе исправления книг, представляет собой первое печатное в России, долгое время остававшееся к единственным толкование православного богослужения, главным образом литургии; поныне она служит предметом ожесточенных нападок со стороны старообрядцев. Ср. ст. Муретова в «Библиографич. Записках» (1892г.,№ 7).
    [2] Это также вызвало народное неудовольствие.В 1656 г. Никон обнародовал грамоту, где священным писанием доказывал, что убегать от моровой язвы и вообще от бедствия – не составляет греха.