РУСЬ
Говорил, говорил, как слова доставал из колодца.
И заплакал потом, и давай причитать-голосить,
Будто горло пронзил наконечник стрелы инородца,
И рванула из горла тоска и печаль по Руси.
—
Не по родине плач, что гремела державным железом,
По Руси, гой еси, что лишь в гусельных сказах жива.
Где семь вёрст до небес, только семь, но всё лесом и лесом,
А за каждым кустом колдуны, ведуны, татарва.
—
Он плетёт языком, но какие узлы расплетает!
Отмывает слезами, что жизнь накоптила во мне.
Красно Солнце встаёт, Ясный Сокол с запястья взлетает,
И в воде не тону, и опять не сгораю в огне.
—
Я семь вёрст пролечу, отобьюсь, отмолюсь по дороге,
Меч заветный в руках, сапоги-скороходы не жмут.
И увижу свой дом, и узнаю родных на пороге,
И услышу, как птицы и ангелы вместе поют.
* * *
Живу, никому не мешая,
Но вдруг позову звонарей,
Чтоб родина знала большая
О родине малой моей.
—
Пусть мощные воды в усердье
Несутся по руслу реки,
Но их глубину и бессмертье
Питают мои родники.
—
Заходится дух от просторов,
Блестят чернозёмом поля,
Но глина моих косогоров,
Хоть глина, но тоже – земля.
—
И ставлю я, пусть запоздало,
Две свечки, душа за душой,
Во здравие родины малой,
В величье и силу большой.
АВГУСТ
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёй,
Слава Богу, что август не минул ещё середину.
И трава по утрам от тумана тепла, как бельё,
И ещё холода не томят на рассвете рябину.
—
А прижавшись к земле, лишь глубинному гулу внимать,
Что в подземной реке оседает и медленно тонет,
И почуять покой, и судьбу научиться читать
По сплетенью корней, как по линиям тёмных ладоней.
—
И, загад разгадав, никого ни о чём не просить,
Никуда не спешить, ни судимым не быть, ни судьёю.
Лишь холодные пальцы с корнями потуже сцепить
И прижаться к земле, и почти что сравняться с землёю.
* * *
Ты не думай, что минула тысяча лет,
Меньше жизни прошло человеческой,
Я вернулся на родину — родины нет,
Лишь бурьян на усадьбе отеческой.
—
Дом склонился, поник, но как мир на китах,
Устоял на песке промороженном.
Как давно не бывал я в заветных местах!
Жизнь другими дорогами хожена.
—
Дверь качнётся, чтоб спеть мне, но даст петуха,
Приглашая в родные хоромины,
И охватит озноб — нет страшнее греха,
Чем забвение веры и родины.
—
Не чужая вина — сам изменник и тать,
Даже если репейники выполю,
И под старость приеду сюда умирать,
Всё равно оправданья не вымолю.
—
Задохнусь от тоски, как зверёныш в клети,
И тоску позову во товарищи.
Чтоб рассказывать правду о русском пути
По долинам, по взгорьям, по кладбищам.
Лебеди-гуси
В каждом прожитом дне понимания больше и грусти,
в каждой спичкой зажжённой и сам, словно хворост, горю.
А забудусь на миг, и несут меня лебеди-гуси
Через дол, через лес, через долгую память мою.
—
Озаряются дали, и вижу я мать молодою,
И отец-молодец, с ним любая беда – не беда,
Каждым утром меня умывают живою водою,
Чтоб с меня худоба уходила, как с гуся вода.
—
Над тоскою моей, над заснувшей с усталости Русью,
Над вороньим гуляньем, затеявшим суд-пересуд,
Сколько крыльев хватает, летят мои лебеди-гуси,
Сколько крика хватает, зовут мою память, зовут.
—
То дорога легка, то вокруг облака без просвета,
То дымком от печи, то пожаром потянет с земли,
Золотыми шарами и мёдом нас балует лето,
Серебром осыпают усердные слуги зимы.
—
Но не долог полёт, возвращенье всегда неизбежно.
Оборвётся забвенье, проститься и то не успеть.
И смотрю я назад, и такая мне видится бездна,
Что оставшейся жизни не хватит её разглядеть.
* * *
Подбираю слова по душе, по мотиву, по звуку,
Как весною берёза листок подбирает к листку,
Как чечётку танцор каблуком подбирает по стуку,
Как в пути колокольчик ко мне подбирает тоску.
—
Собираю слова, как сентябрь журавлей в треугольник,
Как зимою восток по свече собирает зарю,
Как молитвою нас собирает Никола Угодник,
Собираю слова и кладу их янтарь к янтарю.
—
Собираю слова, чтобы их не растратила вечность,
Шаг за шагом иду, и перо по страницам течёт.
Не зайти б за предел тот, где слово становится вещим,
Где предсказана жизнь, где уже равновесье не в счёт,
—
Где обуглена грань, за которой никто не осудит.
Вот мне Бог, вот порог, вот стрела прочертила ладонь.
Эх, горит, не горит – посмотрю-ка, авось не убудет,
И к горящим поленьям бросаю страницы в огонь.
* * *
Не горюй обо мне, я согреюсь на солнышке редком,
И не сахарный я, чтобы таять под мёрзлым дождём.
Если землю мою разложить на молекулы-клетки
И со мною сравнить – до последнего мы совпадём,
—
Потому что века не прошли здесь легко и бесследно,
Потому что в крови поднималось жильё да быльё,
И родные мои в эту землю ложились посмертно,
Становились землёю, крупицей, частицей её.
—
Это суть бытия, это крепости нашей основа,
Это память мою разбудило движенье светил.
И когда постигаю закон притяженья земного,
Объясняю его притяжением отчих могил.
—
Я поправлю кресты, обновлю после снега оградки
И уставлюсь смотреть, дотемна не подняв головы,
Как земля подрастает с могильною каждою грядкой.
Скоро-скоро до неба достанет макушкой травы.
Взято с сайта «РУССКАЯ ПОЭЗИЯ»