browser icon
You are using an insecure version of your web browser. Please update your browser!
Using an outdated browser makes your computer unsafe. For a safer, faster, more enjoyable user experience, please update your browser today or try a newer browser.

Зазыкин 2

Posted by on 11.03.2012

— 55 —

 

Органы церковной власти.

Для раздачи благодатных даров и для наблюдения за соблюдением христианского закона учреждены особые органы церковной власти. Как и Церковь, они установлены непосредственно Иисусом Христом в таинстве Священства; об установлении видимого управления в Церкви в лице Иерархии, говорит ряд текстов: Лк. 6:13; 10:1; 20:2-8; Mф. 18:18; 21:23-27; 28:19-20; Ин. 20:21-23; Mк. 11: 28-33; 16:15-16; 1 Петр. 1:1; Рим. 1: 1-5; 1 Кор. 1:1; 3:10; 5:4; 2 Кор. 1:1; 5:18-20; Гал. 1:1; Еф. 1:1; 3:7; 4:11; Кол. 1:1-25; 1 Сол. 2:4-7; 1 Тим. 1:1-12; 2 Тим. 1:1-11; Тит. 1:3; Деян. 14-23; 20:28.*

* В частности говорится о Соборах, как высшем органеЦерковной власти: Деян. гл. 15; Пр. Ап. 14, 34, 37, 74; об отношении апостолов между собой: Деян. 1:15; 2:14-37; 5:29; 6:8-14; 11:2-22; Гал. 1:13—2:14; о правительственной власти епископа говорится: 1 Тим. 3:10-15; 4:11; 5:17-22; 2 Тим. 4:2-5: Тит. 1:5; Ин. 13:14; Пр. Ап. 1—4, 6, 15, 31-39, 41, 49, 52, 58, 60, 74, 76, 81, 83; о совете при епископе 1 Тим. 4:14; о каноническом общении между Церквами; Пр. Ап. 12—16, 32, 33, 35.

Иоанн Златоуст

о церковной власти

в объективном смысле.

Но эта власть особого рода, отличающаяся от земной власти и по происхождению, и по целям, ради которых она существует, и по средствам достижения этих целей. «Священство совершается на земле, пишет Златоуст, но принадлежит к порядку небесных учреждений — и весьма справедливо. Не человек, не ангел, не архангел, но Сам Утешитель установил это служение» (О свящ. 36). «Ту власть, которую Сам Иисус имеет, Спаситель дает Апостолам… Намереваясь поставить Апостолов правителями Вселенной, Он дает им право наказывать и прощать: им же отпустите грехи, отпустятся, им же держите, держатся» (Зл. на р. м. Св. П. II 256). Через рукоположение пастыри Церкви поставляются на служение, «возлагается рука на человека, но все совершает Бог, и Его Десница касается главы рукополагаемого, если рукоположение совершается как должно» (Беседа на Деян. I, 254). «Посвящаемый получает благодать Духа для предстоятельства в Церкви, для знамений и всякого служения» (Беседа на 2 Тим. 9—10). «Благодаря благодати священства, пастырь становится теперь посредником между Бо

 

— 56-

 

гом и людьми; он низводит на верующих Божественную благодать, он раскрывает Божественное учение, является руководителем в деле спасения. «Священникам вверяется власть действовать благодатными дарами» (Беседа на Ин. II, 698), «Престол священства утвержден на небесах и священнику вверено устроять тамошние дела. Кто говорит это? Сам Царь Небес. Елика аще свяжете на замли, говорит Он, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земле, будут разрешена на небесех » (Мф. 18:18).

«Что может сравниться с такой честью? Небо получает начало суда с земли, и Владыка следует за рабом; и что последний присуждает внизу, то Он утверждает горе. Священник стоит посредником между Богом и родом человеческим, низводя на нас оттуда благодеяния и вознося туда наши прощения, примиряя со всем родом нашим разгневанного Бога» (Беседа на Ин. II, 698). «Живя на земле и пребывая на ней, священники призваны к распоряжению небесным и получили власть, какой Бог не дал ни ангелам, ни архангелам. Земные владыки имеют власть вязать, но только тела; а узы [налагаемые священником] касаются самой души и проходят небеса; и что священники делают на земле, то Бог определяет на небе, и Владыка подтверждает мысли рабов. Что Он дал им, как не всю небесную власть? Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20:23). Какая власть более этой? Всякий суд Отец отдал Сыну (Ин. 5:22). Вижу, что Сын весь суд предал им… Никто не может войти в Царство Небесное, если не будет возрожден водою и духом (Ин. 3:5), и не ядущий плоти Господа и не пиющий Крови Его лишается вечной жизни (Ин. 6:34); все же это совершается только святыми руками, т. е. руками священника: каким же образом можно без него и избежать огня геенского, и получить уготованные венцы? Вот что для нас те, которым вверено духовное рождение через крещение: через них мы облекаемся во Христа, спогребаемся Сыну Божию, делаемся членами этой Блаженной Главы, так что они по справедливости должны быть для нас не только страшнее начальников и царей, но и почтеннее отцов. Бог дал священникам больше власти, чем естественным родителям… Священники получили власть совершенно отгонять нечистоту души, так что пренебрегающие ими гораздо преступнее Дафана и сообщников его и достойны большего наказания (Числ., гл. 16). Очевидное безумие — не почитать ту должность, без которой нельзя нам получить ни спасения, ни обещанных благ» (О свящ. 38-40). О высоте священного сана писали Григорий Богослов и Василий Великий.

— 57-

 

Григорий Богослов писал в Апологетике: «Кто возьмется, как глиняное какое изделие, приготовляемое в один день, образовать защитника истины, который должен стоять с ангелами, славословить с архангелами, возносить жертвы на горний жертвенник, священнодействовать со Христом, возсозидать создание, возстановлять образ Божий, творить для горнего мира, и скажу более — быть богом и творить с богами. Знаю, чьи мы служители, где сами поставлены и куда готовим других».

Пребож. Василий в 5-й молитве елеосвящения: «Господи Боже наш, вдохнувши в Своих учеников и сказавши: примите Духа Святаго, Иже меня смиреннаго и грешнаго раба Твоего призвавый на превеличайшую степень священства и войти во внутренния завесы и во святая святых…» и т. д. Из этого два заключения: 1) что иерей есть бог земной, и по слову псалма: я сказал: вы боги есте и сыновья Высочайшаго, — 2) что высочайшая степень священства превосходнее всякой другой степени на земле.

Иоанн Златоуст подробно осветил характер самого существа церковной власти, которому посвящен целый ряд мест в Св. Писании. О характере церковной власти многократно говорится в Писании: Mф. 18:1-4; 23:8-12; 20:21-28; Mк. 9:34-35; Лк. 9:46-48; 22:24-27; Ин. 13:12-16; 1 Кор. 3:5-9; 4:1; 2 Кор. 6:4; 1 Сол. 3:2; Еф. 3:7; 4:11-12; 6:10-20; Кол. 1:7,23, 25; 4:7-17; 1 Тим. 3:1-10; 2 Тим. 1:11; Деян. 6:2-4; 12:24-25; 13:15. Об отношении пастыря к пасомым: 1 Сол. 2:1-13; 1 Петр. 5:1-4.

Пастырь Церкви удостаивается «власти, в его глазах самой высшей из всех. Ибо священство важнее самой царской власти (в деле спасения) и есть самая высшая власть» (Злат. на р. м. Св. П. 1, 254). Однако, священник только служитель (1 Кор. 3:5), т. е. исполняет, а не дарует от себя блага. «Ибо не тот благодетель, кто служит при воздаянии благ, а тот, кто сообщает и дарует их (Беседа на 1 Кор. I, 142). Священник — вестник (Рим. 1:8), не имеющий права ни прибавить к сказанному, ни убавлять в оном, так как дело вестника — передавать только то, что самому ему сказано (Беседа на Рим. 27). В действиях пастыря все зависит от благодати Божией. Отсюда характер отношения пастыря к пасомым. Здесь как бы нет начальственных отношений; власть основана на свободном признании пасомыми. «Мы (пастыри) не властительски повелеваем вам. Мы поставлены поучать вас словом, а не для начальственного и самовластного распоряжения над вами» (Беседа на Еф., 194). «Начальники над земной жизнью столько ниже начальников над жизнью духовной, сколько лучше властвовать над вольными, нежели над невольными… Ибо там все делается по страху и по необходимости, а здесь по свободному произво

— 58 —

 

лению и по разсуждению. И не сим только духовное начальство выше гражданского, но и тем, что оно не просто есть начальство, но отеческая, можно сказать, власть, ибо имеет и кротость отеческую, и действует больше убеждениями» (Беседа на 2 Кор. 344-5). В основе отношений пастыря к пасомым — любовь, доходящая до самопожертвования, любовь эта однако не должна препятствовать исполнению долга обличения, наложения наказания. «Пастырь Церкви должен твердо стоять за права Церкви, он не должен никогда уменьшать величия власти, но скорее должен отказываться от жизни, чем от прав, которые Бог дал свыше этой власти (Сл. на р. сл. 1, 165), руководствуясь тем, что нет ничего безсильнее преступающего Божественные законы, равно как ничего сильнее защищающего Божественные законы».

Это правило осуществил в жизни Златоуст и, как мы увидим, и Никон. «Я не забочусь о ваших похвалах, но пекусь о вашем спасении» (Злат. на р. м. Св. П. II, 333). «Я принужден быть строгим и тяжелым… для вашего спасения, которое для меня дороже всего. Кто хочет, пусть огорчается и называет меня тяжелым и безстыдным; но я не перестану твердить об одном и том же» (Злат. на р. м. Св. П. II, 388). «Ибо неблагонадежно и небезопасно для нас льстить словами, покрывать какие-либо недостатки молчанием. Самая крепкая опора для пастыря — любовь пасомых, из любви этой вытекает свободное подчинение ему и содействие в его деятельности». «Как главе необходимо быть в связи с телом, так Церкви с священником… нужно, чтобы возрастало в нас повиновение учеников… Возложите на меня венец вашей покорности… Прославьте мое учение послушанием… Я — отец, и мне необходимо давать советы детям» (Сл. на р. сл. II, 524-5). Верующие должны относиться с глубоким вниманием к поучениям священника. «Ибо не нам (священникам) принадлежит излагаемое нами учение, и язык наш не от себя говорит то, что мы говорим, но говорим, водимые человеколюбием Господа для пользы вашей и для созидания Церкви Божией. Итак, возлюбленный, не на меня смотри, говорящего, и не на мою скудость, так как я предлагаю слово; но, устремив ум к Пославшему меня, принимай слова мои со вниманием. Ибо и в человеческих делах, когда Царь присылает грамоту, то, хотя приносящей ее бывает человеком незначительным… неизвестным: однако ж тe, которые получают грамоту, не обращают на то внимание, а ради царской грамоты и ему воздают великую честь и грамоту от него принимают с великим страхом и благоговением» (Беседа на Быт. III. 56). Мы принесем вам пользу по силам нашим, или лучше, благодать Божия дает нам сказать для вашей пользы».

 

— 59 —

 

(Вот объяснение речи Никона перед принятием Патриаршества и требования им послушания).

Пасомые должны повиноваться и священнику, ведущему жизнь недостойную сана. «Хоть бы священник был нечестив, должно его уважать, ибо и через нечестивого действует Бог… Если ты презираешь священника, то презираешь не его, а рукоположившего его Бога (Беседа на 2 Тим. 26). Какого осуждения достойны те, которые пренебрегают служителями Божиими? Ужели вы не знаете, что честь, им воздаваемая, переходит к Господу всяческих ? Итак не смотри на того, кто приемлет честь. Ибо не ради его самого ты должен делать то, что требуется от тебя, но ради Того, Кому он служить, чтобы ты мог получить от Него щедрое воздаяние… Ибо Господь усвояет Себе как честь, воздаваемую Его служителям, так и презрение их» (Беседа на Быт. Ill, 434-5). В одном только случае пасомые не только освобождаются от обязанности повиновения пастырю, но и обязаны удаляться от него: это когда нечестивость пастыря касается учения, а не жизни его, т. е. если он будет возвещать противное Божественному учению.

Пасомые по Златоусту не имеют права вмешиваться в церковные дела, а тем более — принимать на себя священные обязанности пастыря. «Из многих событий весьма ясно можно видеть, как далек должен быть подчиненный от того, чтобы исправлять дела священников. Так некогда, при возвращении кивота, когда некоторые из подчиненных, увидев его наклонившимся и готовым упасть, поправили его, то подверглись наказанию на том же самом месте, быв поражены Господом и павши мертвыми. Между тем они не сделали ничего худого; они не наклонили кивота, а поправили его, когда он наклонился и готов был упасть. Но, чтобы вполне убедить в достоинстве священников и в том, как непозволительно человеку подвластному, принадлежащему к числу мирян, исправлять такие дела, Бог умертвил их среди множества народа, с великою силою устрашая всех прочих и внушая никогда не приближаться к недоступным предметам священства. Подлинно, если бы каждый, под предлогом исправления худо сделанного, стал присвоять себе достоинство священства, то никогда не было бы недостатка в предлогах к исправлению, и все перемешались бы между собой так, что мы не различали бы ни начальника, ни подчиненного» (Злат. на р. м. Св. П. II, 455).

Власть духовного руководства принадлежит особо на то поставленным служителям Церкви. В проявлении своем она должна быть всегда чужда насилия и принуждения.

Наше дело советовать вам и увещевать вас. Советник говорит, что должны, но не принуждает слуша

 

— 60 —

 

теля, предоставляя ему полную свободу — принять или не принять совет» (Беседа на Еф., 206). Но, кроме крепких мер увещеваний с любовью, пастырь имеет в руках своих и власть; на некоторые натуры можно действовать только приказанием. Павел повелел Тимофею: обличи, запрети, умоли (2 Тим. 4:2), по сей причине обличай их нещадно (Тит. 1:13). В деле руководства важен пример личной жизни пастыря. Подчиненные обычно смотрят на нравы начальников, как образец, и подражают им. По слову Ап. Павла, сам пастырь должен быть первообразом в жизни, являясь перед другими, как образ, как одушевленный закон, как правило и устав жизни благой» (Беседа на I Тим., 178).

 

Характер

церковных

наказаний

по Златоусту.

Как крайнюю меру к побуждению и исполнению церковного Закона, пастырь имеет наказание; но, в отличие от государственных, они чужды материального характера, отличны по цели, имея в виду исправление, отличны и по применению их. Они не касаются политических или социальных положений грешников, а состоят в лишении или ограничении права пользования благами, даруемыми Церковью.

Проф. Бердниковым собраны места Св. Писания, относящиеся к церковному суду.

О суде над мирянами: Мф. 18:15-18; Ин. 20:22-23; 1 Кор. 5:1-11; 2 Кор. 2:6-11; 2 Сол. 3, 6, 14, 15; 1 Тим. 1:20; Пр. Ап. 52.

О суде над клириками: 1 Тим, 5:19-20; Пр. Ап. 31-32, 74-75.

О наказании мирянам: Иуд. 22:23; 2 Ин. 10:11; 1 Ин. 2:19; 1 Кор. 5:1-11, 16:22; 2 Кор. 2:9-11; 2 Сол. 3:6,14-15; 1 Тим. 1:20; Тит. 3:10; Гал. 1:8-9; Пр. Ап. 9, 10, 12, 13, 24, 31, 48, 51, 63-73. 84.

О наказании клирикам: Пр. Ап. 3, 5-8, 11, 12, 15, 16, 20, 23, 25, 27-31, 35, 36, 42-60, 62-70, 72, 76, 81-84.

О принятии в общение кающихся: 2 Кор. 2:5-10; Пр. Aп. 52.

О покаянии: 1 Ин. 5:16; 1 Ин. 1:9; 2:1-2; Кор. 12:21

О неуместности в Церкви наказаний материального свойства: Лук. 22:50-51; Мф. 13, 28-29; 26:51-53; Ин. 18:11; Пр. Aп. 27.

Как крайняя мера против самых упорных грешников есть анафема, «Что значит анафема? Не то ли, что такой-то сделался жертвой диавола, не имел права на спасение, был отвержен от Христа? Анафема совершенно отлучает от Христа?» (Сл. на р. сл. II, 326-7). «Что есть отлучение? Послушай, что говорит сам Павел: аще кто не любит Господа Иисуса Христа, да будет проклят (1 Кор. 17:22), т. е. да будут прерваны с ним связи и сделается он для всех чужд. Как никто не смеет касаться без нужды руками или прикасаться к дару, который по

 

— 61 —

 

священ Богу, так и отлученного от Церкви отсекая от всех, и как бы сколько можно более отделяя, Апостол в противоположном смысле называет именем отложенного дара (anauma) и тем предуведомляет всякого, чтобы он со страхом удалялся и бежал прочь от такого человека. К дару никто не осмеливался приблизиться из уважения; с отлученным же прерывали связи по противоположному чувству. В обоих случаях одинаково прерывается связь и предмет делается для людей чуждым» (Беседа на Рим., 390). Сам Златоуст подверг отлучению за посещение театральных зрелищ вопреки его увещаниям. С отлученным должны прекращаться не только церковные, но и житейские отношения. Златоуст говорит пасомым: «Пусть отлученный отвержен будет и вами, и станет общим врагом… Сделайте вот что; не разговаривайте с ним, не принимайте его в дом, не разделяйте с ним трапезу, не имейте с ним общения ни при входе, ни при выходе, ни на торжище» (Сл. на р. сл. II, 347). Церковное отлучение (анафема) не ограничивается внешним отдалением виновного от общества других христиан, ибо одновременно грешник исключается из числа членов Церкви Самим Богом (Мф. 18:18). Небо получает начало суда с земли. Судья судит на земле, а Владыка следует за рабом; что последний присуждает внизу, то Он утверждает горе. (Сл. на р. сл., 1, 255). «Преступно не столько делание греха, сколько безстыдство после греха». «Грешник подвергается анафеме после нераскаяния в 3 судах» (Mф. 18:15-17).

Предание сатане — особая форма отлучения.

Отлучение делается ради нравственного исправления грешника; при раскаянии грешник принимается опять в общение церковной властью.

«Я хотя с прискорбием не пожалею наложить тягчайшее наказание, ибо гораздо лучше испытать скорее здесь, избавиться от будущего наказания» (Сл. на разн. сл. II, 348).

«Весьма справедливо будет назвать Церковь и судилищем, и врачебницей, и училищем любомудрия, и местом, где назидается душа. А что духовное начальство есть власть самая кроткая, несмотря на большую его взыскательность, cие увидите из следующего: гражданский начальник, поймав прелюбодея, тотчас наказывает его, но какая от того польза? Это значит не порок истребить, но отринуть уязвленную душу. Духовный же начальник, нашед виновного, спешит не наказывать его, но изгнать из него страсть. А ты делаешь так, если бы при случившейся болезни не болезнь стал унимать, а отсек бы голову. Не так я делаю — я отсекаю самую болезнь. Я удаляю такового от Св. Таин и из храма. Когда же он возстанет и очистится от греха и исправится через покаяние, опять воспринимаю. Церковь есть духовная баня, многоразличны

 

— 62 —

 

ми способами покаяния омывающая не нечистоту тела, а скверну души. Ты, если отпускаешь его ненаказанным, делаешь еще худшим, а если наказываешь, оставляешь неизлеченным; но я не оставляю без наказания и не наказываю как ты; я вместе и налагаю наказание, какое мне прилично, и исправляю то, что им сделано» (Беседа на 2 Кор. 347-8). Церковная власть существует в Церкви для раздаяния благодатных даров и для наблюдения за соблюдением христианских заповедей. Государство, признавая Церковь как Божественное учреждение, не может не признавать и ее особой миссии и отказывать ей в праве на свободное ее выполнение. Мы нарочно подробно остановились на учении Златоуста о Церкви, ибо на каждом шагу, изучая Никоновские идеи, будем видеть, что именно Златоуст был главной основой их и опорой. Показанное нами его учение о Церкви, о церковном законе и церковной власти достаточно иллюстрируют, что Церковь есть совершенно самобытный, самостоятельный по происхождению союз, имеющий свои особые цели и средства, а потому, если глава другого союза-государства усваивает себе ее функции, то этим он совершает захват, объясняющийся недостаточным пониманием того, что перед ним не языческая религия, а совершенно другая, а потому и отношения к ней со стороны государства, признающего христианство, должно быть совершенно иное. Это обстоятельство повело к тому, что христианские церковные деятели принуждены были отстаивать в государстве самостоятельное положение Церкви, как особого учреждения, в те времена, когда языческая традиция в отношении к религии прорывалась наружу в действиях императоров. Фокусом, где скрещивались эти разнородные стремления, и была царская власть. Естественно, что Церковь не могла признать за нею тех указанных нами полномочий, которые та имела в религиозных делах во времена язычества, ибо они стали для нее jura intrasacra.

 

конец 1-й главы

 

 

 

-63-

 

 

Глава II.

 

О царской власти в Византии

в отношении к Церкви.

 

Отношение императора к Церкви Христианской после признания христианства.

Живучесть идеи pontifex maximus‘а.

Политика Константина Великого в отношении Церкви и политика других императоров, признавших новое отношение к новой религии.

Император Констанций.

Златоуст о защите прав Церкви от мирской власти,

Неизбежность протеста служителей Церкви против стремлений некоторых императоров поставить христианскую Церковь на положение, занимаемое языческой религией. Борьба против идей императора pontifex maximus‘а.

Покушение на каноны в эпоху монофизитских споров.

Юстиниан.

Епископ Факунд Гермиaнский.

Теория императорской власти, опирающаяся на библейское представление.

Георгий Писидийский. Максим Исповедник.

Св. папа Григорий Двоеслов. Иоанн Дамаскин.

Феодор Студит.

Император Лев Исавр. Эклога. Теория иконоборствующих об императоре-первосвященнике.

Система Эпанагоги.

Принцип защиты истинной веры императорами.

Идея императора-Божиего слуги, и императора-отражения Божественного Разума.

Теория симфонии в VI новелле Юстиниана.

Теория первосвященника-царя. Ее внутреннее содержание.

Приоритет канона перед светским законом и принцип обязательности канона для императора. Феодор Студит.

Патриарх Николай Мистик о значении соблюдения канона царями.

Феодор Студит о своих идейных противниках в борьбе за канон,

Зилоты и экономисты,

Обязанность монахов в борьбе за канон по Феодору Студиту.

Споры о правах императоров в церковных делах XI, XII и XIII веков. Император Константин Дука.

Император Алексей Комнен.

Вальсамон о верховенстве канона над законом.

Император Андроник Палеолог.

Теория Димитрия Хоманина и Вальсамона о царском миропомазании.

Император покровитель всех православных христиан. Патриарх Антоний.

Причины неуспеха в применении на практике Византии идей защиты церковной независимости.

Идея оцерковления государства. Отражение идеи pontifex maximus в быту и жизни Византийского императора.

Идея охраны Церкви императором на Соборах.

Праздничные выходы Византийских императоров.

Византийский базилевс и Московский Царь воплощают разные идеи.

Положение патриарха в Византийском государственном строе и участие Царя, как экдика Церкви в его избрании.

Право печалования патриархов, как дополнение к идее царской власти.

Резюме о течениях мысли Византийской об императорской власти. Анализ церковных полномочий проф. Заозерским.

Церковь в смысле юридическом.

О свойствах церковной власти.

Полномочия церковной власти.

Классификация полномочий церковной власти в католической науке.

О власти учения.

Законодательная власть Церкви основывается на полномочии учения.

О полномочии пастырства.

Полномочия правительственные, вытекающие из полномочий священной власти. Полномочия законодательства. Кому принадлежит право законодательства в Церкви.

Об изменяемости канонов.

Полномочия надзора в составе правительственных полномочий Церкви, производимых из полномочий священной власти.

Полномочия суда в составе правительственных полномочий Церкви.

Различия церковного суда jure divino и по делегации от государственной власти.

Права императора в церковном управлении происходили от делегации со стороны власти церковной.

Византийский закон признавал Церковь, как самостоятельный правовой организм.

•••

 

Отношение императора

к Христианской Церкви

после признание христианства.

Чтобы уяснить и оценить то положение, которое в истории русской политической мысли занимает учение Патриарха Никона о царской власти, как о верховном органе государства, необходимо обозреть в общих чертах те элементы, из которых складывалось вообще учение об этой власти и ее отношение к Церкви ко времени Патриарха Никона. В этом отношении нашему обзору подлежат те Византийские идеи, которые перешли к нам вместе с самими учреждениями. Эти идеи в новых исторических условиях были переработаны в соответствии с тем, что можно назвать национальным характером, и с тем, что составляет основные черты народного миросозерцания: однако и на новой почве мы встречаем те же основные течения, которые характеризуют собою Византийскую мысль о царе. Одна сторона в этом вопросе привлекает наше особое внимание именно потому, что ей уделено особое внимание Патриархом Никоном, именно отношение Царя к Церкви. Именно эта сторона особенно занимала Византийскую мысль, и в ней отражались, как в фокусе, принципиальные расхождения в понимании не только царской власти, но и господствующие идеи о том общественном союзе, который именуется государством. Осознанная истина или даже просто известная доктрина не сразу получает свое осуществление в жизни, а задерживается в этом осуществление обычаями, психологическими навыками, которые еще труднее оставляются, чем идеи.

Один из глубоких изследователей общественных учреждений, Токвиль, показал в своем сочинении «Старый порядок и революция», что общественные учреждения настолько срастаются с психологией народа, что самые крупные перемены в их организации, направленный даже к искоренению всякой памяти о старом, приводят обычно в ходе своей эволюции к тому, что появляется учреждение, отличающееся от того, которому оно пришло на смену, только названием, отражая господство старых идей. На этот консерватизм в праве указал еще Мефистофель Фаусту, говоря о законах и правах, как о старой болезни, переходящей от поколения к поколению. Едва ли можно найти лучшее подтверждение этой мысли, чем на объеме тех прав, которые завещал древний Римский император своим преемникам и подражателям. Он — понти

 

— 65 —

 

фекс максимус — продолжает свое бытие полтора тысячелетия, несмотря на то, что пришел Тот, Кто сказал «воздайте кесарево кесарю и Божие Богу» и создал Церковь с обетованием, что «врата адовы не одолеют ю»; несмотря на то, что за бытие ее пролита кровь великого сонма мучеников, начиная с того, кто, следуя своему Учителю, говорил, что следует повиноваться Богу более, нежели людям, и мысль человеческая озарена по этому вопросу трудами Златоуста, Афанасия Великого, Августина, Василия Великого, Максима Исповедника, папы Григория Двоеслова, папы Льва Великого, Иоанна Дамаскина, Феодора Студита и многих других. Идея Аристотеля об автаркии и идея классического Рима о юридическом полновластии государства проникла собой даже враждебные абсолютизму государей демократические теории народного суверенитета (Руссо) и привела на практике в эпоху французской революции к такой же абсолютной власти народных собраний с объявлением самодержавным народом обязательной для граждан религии Разума и Верховного Существа. Идеями этого государственного всемогущества пропитаны учения современного социализма и коммунизма. Она же лежит в основе учения о суверенитете, как неограниченной государственной власти, с которым ведет борьбу другое течение государственной науки, которое видит в суверенитете понятие чисто правовое, а не метаюридическое.

 

Живучесть идеи

Pontifex Maximus.

Так идея Pontifex Maximus в государстве, признавшем христианство, воскресала в деяниях и речах императора-арианина Констанция, императора-иконоборца Льва Исавра; она же просвечивает иногда и в посланиях правоверных императоров Комненов и Исаака Ангела, и в толкованиях на правила Церкви знаменитого канониста XII века Феодора Вальсамона (впоследствии Антиохийского Патриарха) . Ею насыщено и то сочинение, которое послужило для многих историков исходной точкой для суждения о деле Патриарха Никона и о нем самом. Мы имеем в виду составленную в 1667 году на греческом языке историю дела Патриарха Никона его главным противником, запрещенным и лишенным сана митрополитом Газским Паисием Лигаридом, совместившем в своем лице величайшие умственный способности с высшей степенью безнравственности. Мы останавливаемся на этом сочинении сейчас потому, что, будучи апологией цезарепапизма в XVII веке, оно показывает живучесть этой идеи, несмотря на ее нехристианский характер, спустя много веков после принятая христианства как государственной религии.

Отдав силу своего ума на служение боярской партии при дворе Алексея Михайловича, он дал принципиальные основы врагам Патриарха Никона для борьбы против него

 

— 66 —

 

и свое личное руководство в борьбе в течении 1662-1666 годов, т. е. до самого падения Патриарха Никона. Его сочинение было посвящено царю Алексею Михайловичу; оно переведено с греческого на английский язык и издано в 70-х годах XIX века Palmer’ом в его III томе под заглавием: «History of the condemnation of the Patriarch Nicon by a plenary Council of the orthodox catholic Eastern Church, held at Moscow A. D. 1666-1667: writen by Paisius Ligarides of Scio, ex-alumnus of the Greek College at Rome and ex-metropolitan of Gaza in the orthodox Eastern Church, who conducted the proceedings against Nicon, and dedicated this history of them to his patron the tsar Alexis Michailovitch.*

 

* «История осуждения Патриарха Никона большим Собором Православной Кафолической Восточной Церкви, состоявшимся в Москве в 1666-1667 году, (написанная Паисеем Лигаридом с Xioca, бывшим учеником Греческой Коллегии в Риме, бывшим митрополитом Газским в Православной Восточной Церкви, который руководил делом против Никона и посвятил эту историю своему покровителю царю Алексею Михайловичу».

 

Нам придется много говорить о Паисии Лигаридe, по преимуществу о другом его сочинении, которое было составлено в 1662 году и фигурировало в боярской среде в рукописях в виде вопросов-ответов боярина Семена Лукьяновича Стрешнева и Паисия Лигарида. Оно-то и вызвало обширные возражения Патриарха Никона, которые в английском тексте составляют 615 страниц, а в рукописи — 945, из которых мы и черпаем сведения о взглядах Патриарха Никона, до сих пор в русской литературе сообщаемых в виде преломленном через индивидуальные воззрения писателей, писавших о нем. Суждения о Патриархе Никоне в литературе отражают на себе обычно игнорирование его собственных заявлений, тенденциозное вливание в иные его заявления смысла, которого он сам с ними не связывал. Много мешало правильному пониманию его взглядов на царскую власть как отсутствие сопоставлений их с теми святоотеческими источниками, из которых они вытекали, так и игнорирование того переворота в понимании полномочий государственной власти вообще и власти императора в частности, который произведен появлением христианства. Здесь-то мы и наталкиваемся на необходимость уяснения отношения к религии Римских языческих императоров, — отношения, легшего в основу Римских церковно-государственных отношений, отношения, пережившего даже признание христианства Римским государством, несмотря на то, что новая религия в принципе отвергала языческое понимание государства, как самодовлеющего союза. Но что такое была Римская государственная религия и Римское сакральное право, в каком отношении стояли к ним императоры, и в чем было отличие христианской религии? Разъяснение этого вопроса, о ко

-67-

 

тором мы уже говорили, и являлось необходимым для уяснения и того, почему христианство, в лице своих святителей и ученых, не могло примириться с продолжением такого же отношения императоров к Церкви Христианской и способствовало проведению в Византийской государственной жизни иного типа отношений между Церковью и государством, который и был поставлен руководящим принципом многими христианскими писателями и христианскими императорами Византии. Встреча идей языческого Рима с христианским церковным мировоззрением и обусловила собой многовековую борьбу в понимании самой царской власти.

 

Политика

Константина Великого

в отношении Церкви

и политика других императоров,

признавших новое отношение

к новой религии.

Церковь должна была бы после ее признания естественно занять тот уголок в римском государстве, которое занимало jus sacrum в языческом Римском государстве. Этого не случилось. Богооткровенная религия не могла обезличиться перед государством и потерять свою автономию во внутренних делах. Церковь и ее епископат не могли ограничиться положением понтификальной коллегии, и закон не мог заменить канон. Константин Великий отказался от права законодательства в делах культа. Когда донаниисты апеллировали к нему на епископский суд, то он сказал: «Какая безумная дерзость. Они предметы небесные превращают в земные, апеллируют ко мне, как будто дело касается гражданских дел». Константин отделял дела церковные от дел гражданских и первых не подчинял первых государственному закону. Отцам, не присутствовавшим на Никейском Соборе, он писал об его постановлениях: «Устроенное по Боговдохновенному решению стольких и таких святых епископов с радостью примите, как Божественную заповедь, ибо все, что постановлено на Святых Соборах епископов, должно быть приписано Божественной воле». Собор для Константина был высшей церковной инстанцией, которая может судить самого императора pontifex‘а. Константин не вмешивался во внутренние дела Церкви; сами государственные законы он преобразовывал по возможности в духе Церкви (закон о родстве, о гладиаторах, боях и т. д.) . Если сам Константин на практике не всегда оставался верен своей теории и порывался свою волю поставить над каноном, то на дальнейшем протяжении истории Византии мы постоянно встречаем борьбу против императорских покушений на ту систему церковно-государственных отношений, которая была санкционирована св. отцами Церкви.

-68-

Император Констанций.

В эпоху арианских споров сочувствовавший apианствy император Констанций хотел направить по своему усмотрению определения догматические и сами Церковные Соборы готов был уподобить понтификальным коллегиям, которые pontifex maximus мог собирать и распускать по своему усмотрению. Он считал императорскую волю выше апостольских и церковных постановлений. Когда на Миланском Соборе 355 года, судившем Афанасия Великого, епископы заметили, что нельзя судить отсутствующего епископа, то император ответил: «Моя воля — канон». Отцы собора приняли слова императора, как богохульство, и напомнили верховному понтифексу, что Давший Цезарю власть может и отнять ее, что император не должен смешивать церковных дел со светскими. Осия Кордубский писал императору: «Не вмешивайся в дела существенно-церковные и не давай нам приказания них. Воздайте, написано, кесарево кесарю и Божие Богу. Ни нам не позволено начальствовать на земле, ни ты, Царь, не имеешь власти курить фимиам». Этот ответ показывал Констанцию, что его воля не может стать правилом для Церкви, и Констанций признал самостоятельность и неприкосновенность канона.

 

Златоуст о защите

прав Церкви

от мирской власти.

Хотя следующие императоры занимались охраной государственного закона от якобы покушении на него церковного канона, но и они уже не решаются ставить церковное право в границы языческого jus sacrum: старому Римскому принципу Reipublicae nihil amplius esse praestandum нанесен решительный удар. Златоуст заявляет, что Церковь не область кесаря, а Божия. Постановление государственной власти в делах религии не может иметь церковного значения. Только воля Божия может быть источником церковного закона. Носящий диадему не лучше последнего гражданина, когда он должен быть обличен и наказан. Церковная власть должна твердо стоять за свои права, если власть гражданская вмешивается в ее сферу. Она должна знать, что иные пределы царской власти, и иные — пределы священства, и последнее больше первой. Так охранял священник Азария права Церкви по отношению к иудейскому царю Озии, когда тот стал превозноситься выше своего достоинства и вошел в святая святых для воскурения фимиама. «Несть твое, Царь, да кадиши фимиам в святая святых; ты преступаешь npeделы, присвояешь не данное тебе; посему ты потеряешь и то, что получил… Hecть твое кадити, но священникам. Это не твое, а мое. Похитил ли я твою порфиру? Не похищай же ты моего священства». «Видишь ли, говорить Златоуст, душу священника, исполненного великого дерзновения и высоких мыслей? Он не посмотрел на величие власти… Он

-69-

 

готов был лучше положить душу свою внутри святилища, нежели взирать на оскорбление священных законов. Подлинно, нет ничего безсильнее преступающего Божественные законы, равно, как нет ничего сильнее защищающего Божественные законы (Сл. на раз. м. 1, 256-7) . Но Царь Озия не послушался, а надмеваясь гордостью, вошел в святилище, открыл святая святых и хотел курить фимиам Что же Бог, когда таким образом священник был презрен и достоинство священника было попрано, и уже священник не мог сделать ничего, ибо дело священника только обличать и показывать дерзновение, а не употреблять оружие? Когда священник обличал, а Царь не послушался, но взялся за оружие и воспользовался своей властью, то священник сказал Богу: я сделал свое дело, больше ничего сделать не могу, помоги попираемому священству; законы разрушаются, правила ниспровергаются. Что же Человеколюбец? Он наказал дерзкого, и тотчас проказа взыде на чело его (2 Пар. 26:9) . Бог как бы начертал одушевляемый закон, который говорил: не делай того, чтобы не потерять того же» (Сл. на р. м. 1, 247-248) .

Григорий Назианзин говорил царю: «Закон Христа подчиняет вас нашей власти и нашему суду. Ибо и мы господствуем, и наша власть выше вашей».

Перед нами проходит ряд императоров, признающих самостоятельную от государства сферу Церкви, а с другой стороны — ряд св. отцов, защищающих ее от посягательства государей, на нее покушающихся.

Когда к императору Валентиниану обратились Фракийские и Вифинские епископы за дозволением составить Собор, он отвечал: «Я только мирянин и не могу вмешиваться в дела веры, это в вашей власти; собирайтесь, где хотите». Он презирал епископов, говоривших, что они следовали вере императора; такие, по его мнению, пренебрегают заповедью: «Воздайте кесарю кесарево и Божие Богу». Аркадий и Гонорий говорили: quoties de religione agitur, episcopos convenit judicare.*

* «Всякий раз, как идет дело о религии, судить должны епископы».

Император Маркиан, по словам Факунда, считал нечестивым и святотатственным вести какие-либо разсуждения после архиерейского решения и разсуждать о том, что обсуждено и правильно решено. Император Феодосий I, не допущенный в храм епископом Амвросием и подвергнутый церковному запрещению за умерщвление Солунцев, благодарил за научение и говорил, что понял разницу между императором и священством. Император Феодосий II, посылая комиссаров на Ефесский Собор, приказал в инструкции своим комиссарам не вмешиваться в раз

 

-70-

 

суждения о вере, ибо никому из тех, кто не принадлежит к сонму святейших епископов, непозволительно вмешиваться в церковные вопросы. Однако, практика жизни не всегда соответствовала такому правосознанию и вызывала к жизни защиту Церкви со стороны епископата.

 

Неизбежность протеста

служителей Церкви

против стремлений

некоторых императоров

поставить Христианскую Церковь

на положение,

занимавшееся языческой религией.

Борьба против идеи императора

— pontifex maximus‘а.

Святой Афанасий Великий предпочитал изгнание несправедливым требованиям арианствующих императоров. Василий Великий не склонился перед угрозами префекта, посланного императором для привлечения его к арианству. Св. Иоанн Златоуст, по выражению Сократа, пользовался свободой слова для обличения императрицы Евдокии и временщика Евтропия и возглашал превосходство священства над царской властью. Осия, по выражению Св. Афанасия, царские угрозы почитал дождевыми каплями и дуновением ветра. Когда Констанций уговаривал его подписаться под осуждением Афанасия, то он смело, не колеблясь отвечал императору: «Не вступай в дела церковные и не давай нам приказаний о них». Дионисий, Евсевий, Люцифер на Миланском Соборе с великим дерзновением, борьбой и угрозами убеждали Констанция не разстраивать дел Церкви, и Римского народоправления не смешивать с церковными постановлениями (цитаты из Афанасия Великого из Migne у Доброклонского) . Люцифер писал императору: «Подумай, поставлен ли ты судьей над нами; подумай, для того ли ты поставлен императором, чтобы нас своим оружием принуждать исполнять волю твоего друга-диавола; для тебя существует правило не только не господствовать над епископами, но и повиноваться их решениям настолько, что, если бы ты попытался уничтожить их определения, то подлежал бы смерти». Иларий писал императору: «Ты тиран не в человеческих, а в Божественных делах». Святой Амвросий не боялся выступать против интриг императрицы Юстины и императора Валентиниана II, предпринятых ими в пользу арианства, и отказался, вопреки императору, вступить в прение с арианами, заявив, что епископам, а не свeтской власти принадлежит право решать вопросы веры. Когда император приказал в наказание отобрать храм, он отвечал: «Ни мне непозволительно отдавать его, ни тебе, император, принимать; ты не имеешь права вторгаться в частный дом; думаешь ли ты, что можно отнять дом Божий? Говоришь: императору все позволительно, все ему принадлежит; отвечаю: не превозносись, император, не думай, что имеешь какое-либо императорское право на то, что есть Божие. Не надмевайся, но, если хочешь дальше царствовать, будь покорен Богу».

 

-71-

 

Смысл всех заявлений императору от Афанасия Великого и других отцов Церкви сводится к следующему: «Перестань, умоляем тебя, вспомни, что и ты человек смертный, убойся дня судного, сохрани себя на оный чистым. Не вступайся в дела существенно церковные и не давай нам приказаний о них, а лучше принимай учение от нас. Тебе вручил Бог царство, а нам вверены дела Церкви Как восхищающий себе твою власть противоречит учредителю Богу, так бойся и ты, чтобы, захватывая в свои руки церковные дела, не подпасть ответственности в тяжкой вине. Написано: воздай кесарево кесарю и Божье Богови. Посему, как нам не позволено властвовать на земле, так и ты, Царь, не имеешь власти приносить кадило».

IV Вселенский Собор постановил: «Никакой прагматический указ, противный канонам, не должен иметь силы; должны преимуществовать каноны отцов». Эта резолюция Собора была принята для государства и императором Mapкиaном: «Omnes pragmaticas sanctiones, quae contra canones ecclesiasticas interveniunt gratiae vel ambitionis elicitae sunt, robore suo et firmitate vacuas cessare praecipimus».*

 

* «Мы лишаем силы и твердости все прагматические указы, противоречащие канонам, изданные из соображений фаворитизма или честолюбия».

 

По смыслу постановления IV Вселенского Собора воля императора не имеет для Церкви обязательного значения. Лишь сама Церковь может придать императорскому постановлению силу канона. Император Маркиан на IV Вселенском Соборе предложил проект правил на разсмотрение отцов с просьбой об его утверждении .

 

Покушения на каноны

в эпоху монофизитских споров.

Но позже, в период монофизитских и монофелитских споров канон опять испытывает покушения со стороны императоров. Императоры Зенон и Василиск издавали вероисповедные указы, не считавшиеся достаточно с определениями IV Всел. Собора, якобы в целях возстановления общественного спокойствия, стражами коего они себя почитали. Это было восхищение императорами на себя того, что не дано императорам, хотя это вторжение и не имело, может быть, принципиального характера: уже со времен императора Грациана императоры не именовались верховными pontifex‘ами; таковым не считал себя и император Юстиниан.

 

Юстиниан.

Однако, на практике он создавал систему, которая таила в себе опасности для канона в силу языческой традиции pontifex maximus‘а, не легко вытесняемой из жизни, дававшей почву для злоупотребления императоров при забвении того положения, что они

 

-72-

 

не могут простираться на область церковных отношений после признания христианства государством. Правда, в новеллах Юстиниана каноны считаются почти такими же священными, как догматы веры. В церковной сфере определения Церкви почитаются имеющими силу сами по себе, отступления от них судятся самой Церковью. Юстиниан делал более того; он включал определения Церкви в свод государственных законов, через что они становились под охрану не одного церковного, но и государственного закона. 137 Новелла признает разницу между каноном и законом. Закон ограждает общественную безопасность и вверен императору, а установление канонов и надзор за их наблюдением вверен епископам. Codex Just. tit. 2 lex 12 считает императорский закон по внутренним делам Церкви, противный церковным канонам, не имеющим силы. Однако на ряду с этими постановлениями, дающими торжество канону, у Юстиниана воскресает на практике и старый Римский принцип: «Quod principi placuit legis habet vigorem», благодаря фактическому вмешательству императора во все церковные дела. Кроме того, делаясь законом, канон теряет свою обособленность, а всевластный император, комментируя канон, ставший законом, через это возносится сам над каноном; он получает возможность по-своему раскрывать содержание канона. Сам Юстиниан, на основании веры и определения канонов, развил необыкновенно широкую деятельность. Нет такого правоотношения к Церкви, на которое не простиралась бы деятельность императора Юстиниана. Определение иерархического порядка Патриархов, правила избрания, поведения и взаимоотношения епископов, клириков, монахов, наказание клириков, церковные имущества — все подверглось его регламентации. Епископы получали обширнейшие полномочия по государственным делам; права их по надзору за управлением наместников в провинциях были чрезвычайно обширны; они имели право надзора за правосудием, за тюрьмами, принимали отчет от провинциальных наместников и т. д. Одним словом, установленная в предисловии к VI Новелле симфония Церкви и государства испытывала иногда на практике искажение своего истинного смысла. Эта симфония не может мыслиться иначе, как в смысле подчинения целей государственных целям церковным; государство призывается в ней стремиться к усовершенствованию принципа права принципом надправовым, принципом правды, олицетворенным Церковью. Но у Юстиниана государство на практике иногда подавляло Церковь, как бы давая ей место внутри себя, и через императорскую власть поглощало de facto, если не de jure, ее в себе.

 

-73-

 

Епископ Факунд Гермианский.

На эту систему дал отповедь епископ Факунд Гермианский в таких словах: «Лучше светской власти держаться внутри своих пределов. Всякое дело имеет свои мастерские и своих мастеров. Не стучат наковальни в ткацкой, и огонь там не трещит в горнах. Если дела дворца не переносятся в Церковь, то как можно переносить церковный дела во дворец». Церковь не приняла системы поглощения ея государством и в том скрытом видe, который иногда вкладывался в понятие о системe государство-Церковь — двух частях одного и того же организма.

 

Теория императорской

власти, опирающаяся

на библейском представлении.

Георгий Писидийский.

Противовесом этого возрождавшегося на практике Римско-правового понятия о государстве, как высшем принципe жизни, и императоре — верховном понтифексе, столь живучего, что отклики его слышатся на протяниении столeтий, явилась теория, напоминающая взгляды Библии и Израиля. Эта теория дает твердый фундамент для самостоятельной жизни канона, так что самая борьба против канона принуждена взять другие точки отправления и опираться на новые основания. Императорская власть уже не может отменить канон во имя всемогущей государственной власти, как высшего принципа в сравнении с Церковью, и принуждена прибегать для защиты прав императора к церковному принципу иерархического достоинства императора, который выставляется как первосвященник. У Drapeyron (L’empereur Heracle et Empire Byzantin au VII siecle) говорится о появлении во времена императора Ираклия (610-649) сочинения Георгия Писида De Expeditione Persica, где автор в элементы Римские вводит уже элементы иные, излагает Эклезиаста и дает учение о Боге, Владыкe Израиля, и о царе— Его наместнике (с. 60-66) :

«Le cours mobile des choses amеne des vicissitu des e des revolutions: le Crеateur seul est capable de maintenir et de preserver l’ordre du monde. C’est pourquoi l’empereur avant de prendre aucune decision. I’implore par de ferventes prieres. Il n’agit que sous son inspiration. C’est a son commandement que l’empereur a entrepris sa divine expedition; c’est une sentence divine qui renverse les tyrans par le bras d’Heraclius et raffermit la monarchie Byzantine… Dans l’un de ses discours l’empereur s’exprime ainsi: Nous avons tous un roi (), un maitre () un chef de nos armees; c’est lui qui assure les operations militaires et qui sanctifie la victoire. N’est il pas lui meme le soldat de Dieu, le lieutenant de Dieu? Enfin Pisides nous livre une formule precieuse, qui nous dispenserait d’une longue dissertation. Comme la monarchie fondee sur la Divinite est une belle institution! Nous definirons done legitimement le regime bysantin au debut du Vll

 

-74-

 

siecle: Une monarchie temperee par l’idee de Dieu. La denomination de theocratie ne serait pas absolument exacte, malgre l’influence du patriarche et des pretres. Il n’y a pas trace d’une domination sacerdotale veritable. Le patriarche suplee l’empereur absent et se met en rapport direct avec la Divinite, mais il n’a pas de puissance civile que celle que la decision imperiale lui confere. Si Dieu est tout pour l’empereur, l’empereur est tout pour ses sujets… En plus d’un endroit Pisides nous donne a entendre la difference qui separe l’autocrate observe les lois… L’empereur qui est la loi vivante sur la terre doit donner l’exemple plutot que faire exception. N’est ce pas lui preside au maintien de la legislation? Pisides le comparant a une abeille, lui dit qu’il a les lois pour aiguillon (поощрение). La loi strictement execute serait comme il est dit dans la Politique (Aristote, Pol. L. 1 c.II) l’intelligence sans la passion aveugle. Mais l’empire des lois n’exclut jamais l’arbitraire dans cet Etat ou la sagesse imperiale, necessairement courte par quelque endroit, demeure sans controle. La monarchie que nous depeint Pisides est peut etre la noble tyrannie de Platon ou la tyrannie legitime d’Aristote. Платон говорит: La monarchie enchainee dans de sages reglements est le meilleur des gouvernements; mais sans lois est le plus pesant et le plus difficile a supporter (Platon, La Politique). И Писидис рисует картину анархии: L’ivresse du tyran excitait l’audace naturelle du peuple. Platon et Xenophon temoins des fureurs populaires preferaient la monarchie limitee. Aristote, temoin des exces de la royaute se rejetait vers la democratie. Pisides qui a vu a l’oeuvre les dеmagogues, implore le bras d’un autocrate: «Un monarque anime fort, dirige tout par la raison et eloigne les causes de desordre. Rien n’est aussi funeste en effet comme le desordre, cette maladie qui se glisse comme un serpent, mordant consume l’ame elle meme en s’attaquant aux sources de la vie».**

** «Изменчивый ход мирских дел приводит к превратностям и революциям: Один Творец миpa может поддержать и сохранить его строй. Вот почему прежде всякого решения император обращается к Нему с горячей мольбой. Он действует только по Его указанию. По Его именно приказу император предпринял свой божественный поход; именно божественный приговор опрокидывает тиранов рукой Ираклия и утверждает Византийсную Империю… В одной из своих речей Император выражается ток: Мы все имеем Царя, предводителя нашего войска; он ведет военные операции и празднует победу. Не есть ли он сам Божий воин, наместник Бога? Наконец, Писид дает нам драгоценную, формулу, освобождающую нас от долгого разсуждения. Какое прекрасное учреждение — монархия, основанная на Божестве! Мы вправе так определить Византийский режим в началe VII века. Это монархия, умеренная идеей Бога. Назвать его теокраниией было бы не вполне точно, несмотря на влияние Патриapxa и духовенства Здесь нет подлинного господства духовенства. Патриарх дополняет отсутствующего Императора и находится в непосредственных отношениях с Богом, но в гражданских отношениях он имеет только ту власть, которую ему дает Император. Если Бог есть все для Императора, то Император — все для своих подданных. Не в одном лишь месте Писид указываеть нам на различие между (самодержцем) автократом и тираном. Для тирана не существует законов; автократ соблюдает законы… Император, который есть живой закон на земле, должен показывать скорее пример, а не исключение. Не он ли первый должен поддерживать закон? Сравнивая его с пчелой, Писидис говорит, что закон для него является поощрением. Закон, строго исполненный, есть, как сказано в «Политике» Аристотеля, разум безстрастный. Но власть законов не исключает произвола в том государстве, где императорская мудрость, неизбежно недостаточная с какой-либо стороны, остается безконтрольной. Монархия, которую нам рисует Писидис, есть, может быть, благородная тирания Платона или законная тирания Аристотеля. Платон говорит: «Монархия, ограниченная мудрыми законами, есть лучшее правление, но без законов самое тяжелое и трудно переносимое». Писидис рисует картину анархии: «Распущенность тирана вызывала естественную доблесть народа. Платон и Ксенофонт, свидетели народного неистовства, предпочитали ограниченную монархию. Аристотель, свидетель эксцессов царей, обращался к демокраниии. Писидис, видевший работу демагогов, взывает к самодержцу. Один монарх вдохновляет, руководит все разумом и отдаляет причины нестроений. Ничто так не печально, как нестроение (безпорядок), который вкрадывается подобно змее; кусая, поражает самую душу, нападая на источник жизни».

 

 

 

Comments are closed.