Святейший Патриарх Никон
Часть первая. Патриарх Никон в глазах современников
«…Они, кажется, любят его как Христа…»
Архидиакон Павел Алеппский
Вот что сообщает Павел Алеппский о жизни россиян того времени.«Бывают люди, которые настолько срастаются с идеей учреждения, настолько его в себе воплощают, что падение их является падением самого учреждения». Эти слова из фундаментального труда профессора М. В. Зызыкина1) в отношении Патриарха Никона являются ключевыми для понимания ситуации, сложившейся в России к началу второй половины XVII в., периода наивысшего торжества православия во всех сферах жизни русского общества и. одновременно, периода, с которого началось медленное, но неудержимое сползание России в пучину национальной катастрофы, наступившей спустя 250 лет. Никогда в русской истории Православная Церковь не оказывала такого влияния на государственные дела, не обладала таким духовным авторитетом среди народа, как в годы патриаршества Никона (1652-1658), никогда в такой мере Русь не являла единство со своей Церковью и так отчетливо не осознавала себя подлинно Святой Русью, образом Горнего Иерусалима. Это со всей очевидностью подтверждают путевые дневники и записи архидиакона Павла Алеппского о его путешествии с Антиохийским Патриархом Макарием в Россию в середине XVII в. и об их пребывании в Москве с 1654 по 1656 гг., т.е. в тот период, когда Святейший Патриарх Никон стоял во главе Русской Церкви и находился в зените своего могущества.
«Какая это благословенная страна, чисто православная!»
«У них нет различия между чином монастырей и чином мирских церквей – все равно».
«Ежедневно и в каждом приходе все присутствуют в своей церкви: мужчины, малые дети и женщины… Во всех их церквах выходят от обедни только после третьего часа (т.е. после 12 часов дня), до которого они постятся… Всему этому причина – их великое желание постоянно бывать у церковных служб…»
«Московиты питают величайшую любовь к святому».
«Литургия у них совершается чрезвычайно продолжительно, со всяким страхом и смирением… А что касается нас, то… мы выходили не иначе как с разбитыми ногами и с болью в спине, точно нас распинали».
«Бог свидетель, что мы вели себя среди них как святые, как умершие для мира…, в совершеннейшей нравственности, хотя по нужде, а не добровольно».
«По большим праздникам… мы выходили от обедни только перед закатом, и, когда мы еще сидели за столом, начинали уже звонить к вечерне, мы должны были вставать и идти к службе. Какая твердость и какие порядки! Эти люди не скучают, не устают, и им не надоедают беспрерывные службы и поклоны…»
«Все они, без сомнения, истинно святые…, они превзошли подвижников в пустынях!»
«Мы простояли с ними на ногах целых семь часов на железном полу, при сильном холоде (храмы в то время не отапливались) и пронизывающей сырости. Но мы почерпали себе отраду в том, что видели у этого народа. Мало было Патриарху продолжительной службы… он еще прибавил в конце проповедь и многие поучения… Он не пожалел ни Царя, ни даже нежных детей… Нет сомнения, что Творец даровал русским царство, которого они достойны и которое приличествует, за то, что все заботы их – духовные, а не телесные. Таковы они все».
«Вера русских в святыни не поддается никакому описанию… В каждой большой церкви непременно имеется икона Владычицы, творящая великие чудеса, как мы воочию видели, и были свидетелями и очевидцами чудес и несомненных доказательств… При произнесении(за богослужением) умилительного имени: «Богородица»… все они стукают лбами о землю, становясь на колени… по любви к умилительному имени Девы. Также поступают их мальчики и девочки, ибо вскормлены молоком веры и благочестия…»
«Больше всего мы дивились их чрезвычайной скромности и смирению… и их частыми молениями с утра до вечера перед всякой… иконой».
«Подлинно этот народ христианский и чрезвычайно набожен».
«Когда священник идет по улице, то люди спешат к нему с поклоном для получения благословения…»
«Что касается зависти и иных пороков, всех вообще, то они этого не знают».
«Гордость им совершенно чужда, и гордецов они в высшей степени ненавидят». В праздники за братской трапезой сам Святейший Патриарх из своих рук угощает нищих и убогих. «И по обедне убо всем оным странным пришельцам нозе умываше, елико их случашеся».
«Мы… слышали и видели от всех…московитов благожелания, хвалы, благодарения и большую веру к их Патриарху, имя которого не сходит у них с языка, так что они, кажется, любят его как Христа».
О роли личности Патриарха Никона в общественном сознании русских людей того времени говорит подробнее описание Павлом Алеппским церемонии проводов Царя Алексея Михайловича в поход на поляков во второе воскресенье Великого поста 1655 года.
…«Затем Патриарх Никон стал перед Царем ( а также вельможами, войском и собравшимся народом) и возвысил свой голос, призывая благословение Божие на Царя…
…Все молча и внимательно слушали его слова, особливо Царь, который стоял, сложив крестом руки и опустив голову смиренно и безмолвно, как бедняк и раб пред своим господином. Какое это великое чудо мы видели! Царь стоит с непокрытой головой, а Патриарх в митре. О люди! Тот стоял, сложив руки крестом, а этот с жаром ораторствовал и жестикулировал пред ним; тот с опущенною головою в молчании, а этот, проповедуя, склонял к нему голову в митре…; тот, как будто невольник, а этот – словно господин. Какое зрелище для нас!.. Благодарим Всевышнего Бога… что мы видели эти чудные, изумительные дела!»
«Это ли не благословенная страна? Здесь, несомненно, христианская вера соблюдается в полной чистоте… Исполать им! О, как они счастливы!» — в восхищении заключает Павел Алеппский и добавляет: «…Правду сказал наш владыка Патриарх (Макарий): «Все эти обычаи существовали прежде и у нас, во дни наших царей, но мы их утратили, они перешли к этому народу и принесли у него плоды, коими он превзошел нас».
Итак – народ, пребывающий в состоянии святости. Таково впечатление о русском народе Антиохийского Патриарха Макария и архидиакона Павла Алеппского, сложившееся у них во время путешествия их в Россию в середине XVII века.
Теперь обратимся к свидетельству келаря Троице-Сергиевой Лавры Авраамия Палицына о нравах, царивших в России несколькими десятилетиями ранее, в период Смутного времени.
«Россию терзали свои более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов (поляков-завоевателей – ред.) были наши изменники… В лесах, в болотах непроходимых россияне указывали или готовили им путь… Сердце трепещет от воспоминания злодейств… Не было милосердия: добрый, верный Царю воин, взятый в плен ляхами, иногда находил в них жалость и самое уважение к его верности; но изменники… всех твердых в добродетели предавали жестокой казни: метали с крутых берегов во глубину рек, расстреливали из луков и самопалов, в глазах родителей жгли детей, носили головы их на саблях и копьях; грудных младенцев, вырывая из рук матерей, разбивали о камни. Видя такую неслыханную злобу, ляхи содрогались и говорили: «Что же будет нам от россиян, когда они и друг друга губят с такой лютостью?» Сердца окаменели, умы омрачились…, свирепствовало злодейство… В общем кружении голов все хотели быть выше своего звания: рабы хотели быть господами, чернь – дворянством, дворяне – вельможами. Не только простые простых, но и знатные знатных и разумные разумных обольщались изменою… Гибли Отечество и Церковь; храмы истинного Бога разорялись, подобно капищам Владимирова времени; скот и псы жили в алтарях; воздухами и пеленами украшались кони; злодеи пили из святых потиров, на иконах играли в кости; в ризах иерейских плясали блудницы. Иноков, священников палили огнем, допытываясь сокровищ; отшельников, схимников заставляли петь срамные песни, а безмолвствующих убивали… Люди уступили свои жилища зверям; медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях; враны плотоядные сидели станицами на телах человеческих; малые птицы гнездились в черепах. Могилы, как горы, везде возвышались. Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и в пещерах неведомых или в болотах, только ночью выходя из них обсушиться. И леса не спасали: люди, уже покинув звероловство, ходили туда с чуткими псами на ловлю людей; матери, укрываясь в густоте древесной, страшились вопля своих младенцев, зажимали им рот и душили их до смерти. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи; ибо грабители жгли, чего не могли взять с собою – дома и скирды хлеба, да будет Россия пустынею необитаемою».
И среди этого всеобщего безумия, как уже случалось неоднократно прежде, центром движения в защиту веры, поруганных святынь и Отечества становится первое лицо в Русской Православной Церкви – Святейший Патриарх Ермоген. «Он – центр не только религиозного, но и национального самосознания; все искатели престола стремятся заручиться его благословением… (Царь) Василий Шуйский в Ермогене ищет поддержки колеблющегося престола. При переговорах с королевичем польским Владиславом грамотам без печати Патриарха никто не верит. Он – центр движения, созывающего ополчение… со всех частей распадающегося государства. Народ видит в нем охранителя и религиозных, и национальных интересов, который становится во главе государства… как Богом поставленный пастырь, начальный человек и высший судья» (М. В. Зызыкин).
«Ермоген стал за веру и православие, и нам всем велел до конца стоять. Ежели бы он не сделал сего досточудного дела – погибло бы все», — писали потом ярославцы жителям Казани. Из истории мы знаем, что высшие церковные иерархи и прежде спасали Россию и способствовали ее возвышению (московские святители Петр, Алексий и др.). Высшая церковная (патриаршая) власть спасла Русь и на этот раз. Она же в лице следующего Патриарха Московского – Филарета – помогла Русской державе встать на ноги, залечить свои раны, оправиться от нанесенных потерь. В лице же Патриарха Никона власть Церкви способствовала обретению Россией небывалой прежде государственной мощи и международного авторитета, невиданному расширению ее пределов, в т.ч. на Востоке, помогла ей не только придти в себя, но и стать светочем Православия для других народов. При Патриархе Никоне было достигнуто полное оцерковление всех сторон русской жизни, понимание любой деятельности как служения Богу, о чем достоверно свидетельствуют дневниковые записи Павла Алеппского. Но годы правления Никона Русской Церковью знаменуют собою и перевал в истории нашего Отечества, в связи с чем могучая фигура Святейшего Патриарха будет всегда привлекать внимание тех, кто болеет душой за Россию и намерен осмыслить причины постигшей ее катастрофы.
Часть вторая. Жизненный путь Патриарха Никона
«…Что делаете, делайте во славу Божию»
1Кор. 10:34
«..Уповаем, что великий дух Патриарха Никона, молит Господа и предстательствует пред Престолом Его за русский народ… и он будет причислен к торжествующей Церкви на небесах.»
Митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр
Названный при крещении Никитой будущий Патриарх Никон (1605-1681) родился в крестьянской семье в селе Вельдеманово близ Нижнего Новгорода. В детстве ему много пришлось претерпеть от мачехи, так как мать его, благочестивая женщина, умерла, когда Никита был совсем маленьким. Рано обнаружившиеся склонности мальчика к «научению грамоте Божественного писания и святых книг прочитыванию» определили всю его дальнейшую судьбу. Подолгу размышляя над Священным Писанием, Никита пришел к мысли целиком посвятить свою жизнь Богу и, тайно уйдя из дома, отправился в Макарьев в Желтоводский монастырь, где и стал послушником. Но не скоро суждено ему было ступить на монашеский путь. Через некоторое время отец стал умолять Никиту вернуться обратно, ссылаясь на ухудшение своего здоровья и вероятную скорую смерть, Никита не мог отказать ему в этой просьбе и покинул монастырские стены.
По смерти отца и любимой бабушки, поддавшись уговорам родни, Никита женился и стал сначала псаломщиком, а затем священником в одном из ближайших сел. Молодой священник быстро обратил на себя внимание не только окрестных жителей, но и столичных купцов, приезжавших в Нижний по торговым делам. Благодаря купцам, желавшим слушать в Москве его проповеди, отцу Никите было предложено занять вакантное место священника в одном из московских приходов. Подумав, он принял предложение и, дабы приобрести новые духовные знания и опыт, с женой перебрался в Москву. Жизнь его здесь на первых порах пошла по накатанной колее: священник Никита добросовестно исполнял свои пастырские обязанности, пополняя духовный багаж чтением Святых Отцов и греческих церковных установлений.
Так бы и продолжалось дальше, но смерть троих детей в течение десяти лет супружества все определеннее склоняла о. Никиту к выбору монашеского пути. С большим трудом он уговорил жену принять постриг в Московском Алексеевском монастыре, внеся за нее крупную сумму денег, а сам отправился на Белое море, в Анзерский скит Соловецкого монастыря, чтобы служить там Богу вдали от городской жизни в суровых условиях Севера.
По прибытии на место, о. Никита сразу же начал вести необычайную по духовной наполненности жизнь подвижника и вскоре, в возрасте тридцати одного года, настоятелем скита старцем Елеазаром был пострижен в монахи с именем Никона. Уже в качестве иеромонаха он с еще большим усердием предался духовному деланию и с благословения старца, помимо положенных молитв и иерейского послушания, стал в течение суток прочитывать целиком Псалтирь и класть по тысяче земных поклонов с Иисусовой молитвой на устах. Своими аскетическими подвигами иеромонах Никон завоевал большой авторитет у монастырской братии, но старец Елеазар (как и впоследствии Царь Алексей Михайлович), истолковав усердие о. Никона в устроении обители как некоторую дерзость, начал гневаться на него. В результате Никон покинул Анзерский скит и на утлой лодке перебрался на материк – в Кожеозерскую пустынь. Там иеромонах Никон продолжил подвижнические труды, и за свое усердное служение Богу в 1643 г. по выбору братии был поставлен во игумены Кожеозерского монастыря Новгородским митрополитом Аффонием. Сумев в короткий срок наладить монастырскую жизнь в строгом соответствии с уставом, деятельный игумен отправился в Москву за сбором пожертвований и по прибытии представился царю Алексею Михайловичу.
Семнадцатилетний царь, мечтающий стать освободителем православного Востока и, таким образом, единым монархом всего православного мира, «зело возлюбил» приезжего игумена за его необыкновенные духовные и умственные качества и после нескольких личных бесед с ним уже не мог обходиться без своего «собинного друга». В скором времени умер архимандрит опекаемого лично царем Новоспасского монастыря в Москве, и Алексей Михайлович, не желая расставаться с полюбившимся ему приезжим игуменом, обратился к тогдашнему Патриарху Иосифу с предложением посвятить иеромонаха. Никона в архимандриты этого монастыря. Патриарх сразу же согласился, посвящение состоялось, и с тех пор Никон уже в качестве Новоспасского архимандрита стал регулярно бывать у царя и давать советы по многим государственным и религиозным вопросам.
Частые беседы с царем давали ему возможность оказывать влияние на решение многих дел в государстве, в том числе различных судебных тяжб, заступаться за народ, притесняемый боярской верхушкой, что вызывало как любовь первого, так и недовольство последней, до поры до времени тлеющее подспудно. Доверие царя к Новоспасскому архимандриту было всецелым, и когда в 1649 году потребовалась замена Новгородского митрополита Аффония, который по своей немощи не мог справляться со своими обязанностями, единодушным решением царя, Патриарха Иосифа и всего Архиерейского Собора на одну из виднейших в России – Новгородскую кафедру – был избран архимандрит Никон и тут же возведен в сан митрополита. Оказав царю неоценимые услуги во время Новгородского бунта 1650 г., сумев пресечь его мирными средствами, хотя и подвергшись избиению бунтовщиков, митрополит Никон получил беспрецедентные знаки внимания со стороны государя и по царскому изволению стал принимать самое активное участие во всех делах государства, ежегодно по несколько месяцев проживая в Москве. По предложению Никона Алексей Михайлович распорядился перенести мощи святителя Филиппа, убиенного в период правления Ивана Грозного, из Соловецкого монастыря в Успенский Собор Кремля, тем самым от царского имени принося покаяние перед лицом Церкви за своего державного предшественника.
Когда Новгородский митрополит со святыми мощами возвращался в Москву, внезапно скончался Патриарх Иосиф, и на Патриаршийпрестол в июле 1652 г. Собором архиереев и духовенства по настоянию царя Алексея Михайловича был избран Никон. У раки святого Московского митрополита Филиппа Алексей Михайлович, бояре и весь Собор долго упрашивали своего избранника принять патриарший жезл, так как поначалу митрополит Никон, ссылаясь на свое недостоинство, категорически отказывался от предложенной чести. Только после слезной мольбы всех присутствующих, в том числе самого царя, он согласился быть Патриархом при условии всеобщего послушания ему как архипастырю и отцу, а также ненарушения церковных канонов, в чем царь с боярами, духовенство и народ, присутствовавший в Успенском Соборе, поклялись перед Евангелием и иконами.
Таким образом, Никон установил торжественный завет между собою и своею будущей паствой в том, что она будет покорна Христовым заповедям и канонам Церкви. Причиной подобного требования со стороны Никона и его первоначального отказа от патриаршества являлась тогдашняя поврежденность нравов и расшатанность основ православной веры у россиян, как следствие еще памятного многим Смутного времени.
Конечно, не всем пришлись по душе никоновские «новшества», которые приводили в соответствие с православными канонами, завещанными Отцами Церкви, всю церковную, государственную и общественную жизнь России, но поначалу противники Никона, чувствуя поддержку его начинаний со стороны царя, вынуждены были смиряться и только глухо роптали, что царь, де, «выдал их Патриарху». Патриарх Никон действительно участвовал в решении важнейших государственных вопросов и даже замещал царя в его отсутствие по просьбе последнего. Как и было заведено на Руси испокон века, первое лицо в Русской Церкви оказывало необходимое содействие главе государства в трудное для того время. Однако Патриарх Никон всегда тяготился сферой государственной деятельности, предпочитая дела церковные, как то: открытие храмов, монастырей (Крестного Кийского, Иверского Валдайского, Воскресенского Ново-Иерусалимского), епархиальных училищ, богаделен и проч.
Со всей решительностью и энергией повел он начатое еще при его предшественниках, но идущее вяло и бестолково дело исправления церковных книг и всей богослужебной практики того времени, приведение их в соответствие с греческими образцами, что не могло понравиться закосневшим в своих заблуждениях и предрассудках так называемым ревнителям старины. «Я русский, сын русского, но мои убеждения и моя вера греческая», — любил повторять Никон.
Тем не менее, Никон строго следил за моральным обликом духовенства, сурово наказывал провинившихся, чем снискал себе немало врагов, но зато высоко поднял авторитет священнослужителей у народа. Не давал он спуску и сторонникам западных, чуждых православию влияний, особенно среди знати, помещавших у себя в домах иконы латинского письма, музыкальные инструменты, привезенные с Запада, а также картины, скульптуры, произведения светского искусства. Все это он приказывал изымать у их владельцев и беспощадно уничтожать, что вызывало сильный ропот и раздражение с их стороны. Управляющей страной совместно с царем боярской верхушке не могло понравиться и строгое охранение Патриархом Никоном церковных прав от поползновений государственной власти.
Патриарх энергично противодействовал стремлению царских чиновников осуществлять юридический контроль над Церковью и вмешиваться во внутрицерковную жизнь, справедливо считая Церковь высшей формой организации по сравнению с государством, признавая за ней несомненное право иметь своего Главу, а также собственные законы, управление и суд. «Яко идеже Церковь под мирскую власть снидет несть Церковь, но дом человеческий и вертеп разбойников», — писал он.
В полном соответствии с учением Святых Отцов и руководствуясь Апостольским правилом: «Все, что ни делаете, делайте во славу Божию», Святейший Патриарх Никон стремился к оцерковлению самого государства, к наиполнейшей сопричастности государства Церкви и достиг на этом пути небывалых успехов, чем вызвал определенные опасения не только со стороны боярской верхушки, но и самого царя Алексея Михайловича. Последний невольно стал опасаться Никона, особенно когда тот изложил ему грандиозный план построения Нового Иерусалима – монастыря, который, по замыслу Святейшего Патриарха, должен был представлять собою Град Божий посреди Руси, образ Иерусалима Небесного, обетованную «Новую Землю» и одновременно как бы земную икону древнего Иерусалима с его святыми местами и с величественным храмом Воскресения Христова в центре. Учитывая то, что древний, исторический, Иерусалим находился в ту пору под властью мусульман-турок, Новый Иерусалим должен был стать духовным центром не только России, но и всего православного мира, местом встречи земного и Небесного Иерусалима, центром единения всех во Христе.
Казалось бы, эта мысль вполне соответствовала царским замыслам об объединении всех православных народов в единое целое, но вопрос заключался в том, кому быть объединителем и где должен находиться центр будущего объединения. Таковым центром Алексей Михайлович, естественно, желал видеть Москву («Третий Рим»), столицу нарождающейся империи, а вовсе не Новый Иерусалим – мистический духовный центр Православия. Отдавшись во власть имперских амбиций, царь все больше тяготился своим чрезмерно деятельным «собинным другом» (кстати, сыгравшим главную роль в решении о принятии Украины в состав России и о начале войны со Швецией за выход к Балтийскому морю) и, предваряя Петра, уже в самом институте патриаршества видел угрозу своему положению. Эти тайные опасения царя нашли свой выход в первой за многие годы ссоре его с Патриархом из-за отказа последнего двукратно освящать воду на Богоявление, как то рекомендовал сделать гостивший тогда в Москве Антиохийский Патриарх Макарий. Двукратное освящение воды не является обязательным по церковным канонам, но, тем не менее, Алексей Михайлович, узнав об отказе Никона, набросился на него с бранью и упреками. На замечание Патриарха Никона, что он является духовным отцом царя и тот не должен оскорблять его, Алексей Михайлович крикнул в порыве гнева: «Не ты мой отец, а святой Патриарх Антиохийский воистину мой отец…» Впоследствии царь уже открыто заявит, что он как православный государь должен «не о царском токмо пещися, но и о всем церковном, егда бо сия в нас в целости снабдятся, тогда… и прочия вещи вся добре устроятися имуть».
Из-за неразумных действий церковных и светских властей в отношении старообрядцев произойдет раскол в Русской Церкви, а впоследствии – при Петре I – и во всем русском обществе. Царь-реформатор, все более вторгаясь в сферу церковной жизни, расцерковляя, таким образом, само государство, в 1721 г. отменит институт патриаршества и объявит себя императором по образцу римских цезарей и, при этом, крайним судьей высшего управления Церкви. Россия из православного царства (где власть царя ограничена церковными законами и традициями) превратится в абсолютистскую монархию, лишенную жизненно важного стержня – института патриаршей власти (до того – власти московского митрополита), что закономерно приведет страну к катастрофе 1917г.
Образно говоря, царская власть подрубила сук, на котором сидела. Как верно заметил М. В. Зызыкин: «В результате замены аскетически-церковного идеала Московской Руси эвдемоническим направлением культуры Петербургского периода обессилила воля русских людей. Были забыты церковные основы церковной власти…» Сама царская власть перестала быть в совете и согласии с высшей духовной властью, которую прежде олицетворял Патриарх. Начался постепенный распад и атомизация русского общества. Вместо православно-христианского понимания свободы как внутреннего Божественного закона, образа Божия в душе человека, в обществе, особенно в среде интеллигенции, возобладало западническое представление о свободе как о личностном беспределе. Отсюда – и восстание декабристов, и «охота» народников на царя, и большевистский террор. С распадом «богоизбранной сугубицы» в лице благочестивого царя и христолюбивого Патриарха, которой успешно управлялась Россия, произошел перелом в общественном настроении; постепенно царская (императорская) власть в России оказалась в безвоздушном пространстве всеобщего остракизма и в результате погибла под обломками рушащегося национального уклада жизни. «Осуждение Патриарха Никона — писал протоиерей Лев Лебедев — … было чем-то вроде конца мира в том смысле, что закончился мир русской жизни, где главным и центральным во всем было то, что условно обозначается емким понятием Святая Русь!.. То, что произошло у нас в XVII веке, явилось самым узловым для дальнейших судеб Отечества. Кончился мир жизни, где все определяющим и все организующим началом было святоотеческое Православие; вместе с Патриархом Никоном оно уходило как бы в некую ссылку».
Иеромонах ДИОДОР (Соловьёв),
насельник Ново-Иерусалимского монастыря
————————————————————————————-
1) Зызыкин М.В. «Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи».
Зызыкин Михаил Васильевич (1880-1969) – выпускник юридического факультета Московского университета. Был оставлен в университете в качестве приват-доцента. В 1921 г. змигрировал с семьёй в Константинополь, затем переехал в Рим, где проживал до отъезда в Софию, где преподавал в местном университете. В 1929 г. Профессор был приглашён на православный богословский факультет в Варшаву и занимал кафедру православной социологии и канонического права. После войны семья переехала в Аргентину, где профессор и скончался.
Фундаментальный труд М.В. Зызыкина «Патриарх Никон. Его государственные и канонические идеи» в 3-х томах был написан в 1931-1938 гг. и издан в Варшаве (введение, по признанию автора, во многом предвосхищающее конечные выводы труда, было подготовлено еще в ноябре 1927 г.). Переиздан в 1988 г. в Нью-Йорке в Синодальной типографии Русской Православной Церкви за рубежом. В 1995 г. был издан в Москве.
Бывшим Первоиерархом Русской Православной Церкви Заграницей Митрополитом Восточно-Американским и Нью-Йоркским Лавром, тогда еще архиепископом и ректором Джорданвилльской Свято-Троицкой семинарии, было написано предисловие к переизданию труда М.В. Зызыкина 1988 г., в котором есть такие строки: «Патриарх Никон был великим человеком, который не был понят своими современниками, а наоборот, был подвергнут ими гонениям, поношениям и преследованиям. Его мысли, его идеи о симфонии государства и Церкви, его учение о царской власти и патриаршестве и др., могут… послужить добрым основанием для будущего государственного и церковного устройства на Руси, а также и в жизни русского народа… …Уповаем, что великий дух Патриарха Никона, страдальца и изгнанника, молит Господа и предстательствует пред Престолом Его за русский народ и что Господь соберет воедино всех чад Русской Православной Церкви и они прославят на земле Святейшего Патриарха Никона и он будет причислен к торжествующей Церкви на небесах.»
30 августа 2011 года