После равноапостольного царя Константина Великого († 337) время правления создателя Corpus iuris civilis, императора Юстиниана I Великого (527-565) ознаменовало начало византийского периода сложения христианской империи на Востоке.
А. В. Карташёв в труде «Вселенские соборы» пишет: «Помимо обширных завоеваний империя мыслила себя монолитно христианским государством. A христианский император — уже не епископом только внешних дел церкви, как это сознавал Константин Великий, но и внутренних. Именно Юстиниан формулировал в своем законодательстве знаменитую византийскую теорию симфонии двух властей. 6-я новелла Юстинианова Codex’ а Juris Canonici звучит так: ”Величайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием, — это священство и царство. Первое служит делам божеским, второе заботится о делах человеческих. Оба происходят от одного источника и украшают человеческую жизнь. Поэтому цари более всего пекутся о благочестии духовенства, которое, со своей стороны, постоянно молится за них Богу. Когда священство бесспорно, а царство пользуется лишь законной властью, между ними будет доброе согласие”. Термин знаменитый! Свою узаконенную власть в церкви Юстиниан понимал очень широко. Он назначал всех патриархов. За папой римским оставлена форма выборов. И Юстиниан мыслил их всех своими органами по управлению церковью. Характернее всего для Юстиниана его система управления богословской мыслью церкви. A именно — декретирование в области богословия и проведение в жизнь таких декретов путем сбора подписей патриархов поодиночке. Это – упразднение нормальной соборности, как и у нас при Петре Великом, при учреждении Синода. В области церковной дисциплины и управления законодательная деятельность Юстиниана опередила законодательство церковное. Из разрозненных соборных постановлений еще не составилось одного церковного кодекса. Юстиниан в своем «Кодексе» и в «Новеллах» синтезировал церковные узаконения и обычаи. Например, 123-я новелла является сводкой всех узаконений об епископах и клириках, 133-я – о монашестве, и т.д. Эти законодательные сводки практически восприняты церковью, как законы церковные» . Они положили начало церковному «Номоканону» (греч. – законоправило), или «Кормчей» – сборнику правил церкви и касающихся её государственных постановлений, опирающемуся на правовой принцип церковно-государственной системы Юстиниана: канон церковный объявлялся законом государственным.
В 886 году под началом византийского богослова, Константинопольского патриарха святителя Фотия I (820 – 896) был разработан компактный и общедоступный законодательный сборник, состоявший из 40 титулов и вошедший в историю под названием «Эпанагога» (Возведение). Этим документом утверждалась византийская теократическая идея симфонии: император и патриарх предстают двумя земными главами единого церковно-государственного организма – Верховным Законодателем, Судьёй и Правителем которого является сам Господь Вседержитель Иисус Христос. В Эпанагоге последовательно давались общее определение власти императора и патриарха (лишь обе главы вместе знаменуют собой полноту земной верховной власти в Византийской империи), их задачи, цели деятельности и личные качества.
В 1 главе II титула Эпанагоги «О Василевсе» говорилось, что император – это «правовая власть, общее благо для всех подданных».
2 глава: «Задача императора – охрана и обеспечение существующих сил (народных) добрым управлением, восстановление повреждённых сил бдительною заботою, приобретение новых сил мудростью и справедливыми путями и действиями».
3 глава: «Цель императора – благодетельствовать почему он и называется благодетелем».
4 глава: «Император должен защищать и подкреплять, во-первых, всё написанное в Божественном Писании, потом также все догматы установленные семью Святыми Соборами, а также избранные римские законы».
5 глава: «Император должен быть отличнейшим в Православии и благочестии и прославленным в божественном усердии, сведущим в догматах о Святой Троице и в определениях о спасении через воплощение Господа нашего Иисуса Христа».
Титул III Эпанагоги «О Патриархе» содержал следующие определения:
1 глава: «Патриарх есть живой и одушевлённый образ икона Христа, словом и делом свидетельствующий истину».
2 глава: «Задача патриарха, во-первых, та, чтобы людей, которых он принял от Бога, охранять в благочестии и чистоте жизни, а потому он должен всех еретиков по возможности обращать к Православию и единству Церкви, а ещё приводить к принятию истинной веры неверных, поражая их блеском и славностью и чудом своего служения».
3 глава: «Цель патриарха – спасение вверенных ему душ; патриарх должен жить о Христе и распяться для мира».
4 глава: «Патриарху особенно свойственно быть учительным и равно относиться без ограничений к высоким и низким, и мягким быть в правосудии, искусным на обличение неверных, а о правде и защите догматов говорить перед лицом императора и не смущаться».
5 глава: «Патриарх один только должен толковать правила древних (патриархов) и определения святых отцов и положения святых синодов».
6 глава: «Содеянное и устроенное древними отцами в соборах и епархиях, особенно и соборне, патриарх должен лечить пользовать и очищать».
8 глава: «Государство составляется из частей и членов подобно отдельному человеку. Величайшие и необходимейшие части – император и патриарх. Поэтому единомыслие во всём и согласие царства и священства составляют душевный и телесный мир и благоденствие подданных». В уничтожении симфонии иконоборческими императорами Церковь усматривает причину падения Византии.
В 1439 году во Флоренции после продолжительных дебатов Римским папой Евгением IV и Византийским императором Иоанном VIII Палеологом был подписан Акт об объединении Православной и Католической церквей при главенстве Рима – так называемая «Флорентийская уния», а в 1453 году пала под натиском турок Византийская империя. Эти эпохальные события уединили Русскую Церковь, ослабив её духовное общение с церквами православного Востока, настроив власти предержащие на Руси относиться критически к отпавшей от Вселенского Православия Греческой Церкви. Авторитет вселенского православного сознания был подменён авторитетом местной национальной церковной старины, приобретшей значение неприкосновенной святыни. В народно-психологическом составе старообрядства, по мнению профессора В. О. Ключевского, следует различать три основных элемента: церковное самомнение («национализация Вселенской Церкви»), косность и робость богословской мысли («латинобоязнь»), инерция религиозного чувства («языческая обрядность»).
Смысл русской идеи «Святая Русь – третий Рим» ёмко изложил во вступительной части послания (1581 г.) Польскому Королю Стефану Баторию первый русский царь из рода Рюрика: «Божией (следует перечисление атрибутов) милостью мы, смиренный Иван Васильевич, удостоились быть носителем крестоносной хоругви и Креста Христова, Российского царства и иных многих государств и царств скипетродержателем, Царь и великий князь всея Руси (следует полный титул), по Божиему изволению, а не по многомятежному желанию человечества».
Самодержец Иоанн IV (1530 – 1584) упрочил национальное единство Московского централизованного государства, возвысив новый царский титул получением соборного письменного благословения на венчание на царство от греческих святителей с Вселенским Патриархом Константинопольским во главе. Священный обряд коронования и миропомазания по вступлении на царский престол, состоявшийся 16 января 1547 года, имел значение вселенского церковного деяния. В 1551 году Стоглавый собор, созванный царём, упорядочил религиозно-нравственную жизнь народа: лица, уличенные в грехах мужеложества и содомии, отлучались от церкви (гл. 33); был определён брачный возраст для юношей с 15 лет, а для девушек с 12 лет (гл. 18). Идеальным браком считался первый (гл. 23); второй не венчался, но мог иметь благословение; за третий полагалось временное отлучение от церкви на 5 лет; четвертый брак именовался преступлением. Глава 17 закрепляла убеждение в необходимости крещения через троекратное полное погружение. «Стоглав» зафиксировал порядок богослужения, принятый в Московском государстве: «Аще ли кто двемя персты не благословляет якоже и Христос, или не воображает крестнаго знамения, да будет проклят, святии отцы рекоша» (гл. 31); «…не подобает святыя аллилуии трегубити, но дважды глаголати аллилуия, а в третий — слава тебе Боже…» (гл. 42). Соборный авторитет данных решений впоследствии стал основным аргументом старообрядчества. Приговор царя с митрополитом и другими архиереями о вотчинах (гл. 101) отразил стремление царя ограничить рост церковных земельных владений. «Стоглав» отменил «несудимые» грамоты, тем самым сделав все монастыри и приходские причты подсудными своим епископам. Светским судам он запретил судить духовных лиц. До этого церковный суд, вверявшийся епископами боярам, дьякам, десятникам, вызывал постоянные жалобы, поэтому было решено дать священникам право участия в судах через своих выборных старост и сотских. Однако, из-за недостаточной богословской образованности и настороженности духовенства (после подписания Флорентийской унии) по поводу безоглядной преемственности византийской традиции в Русской Церкви тогда восторжествовало «обрядоверие», т. е. внешнее, фарисейское благочестие. Так, в 1551 году на Стоглавом Соборе в степень догмата возводится мнение о запрещении бритья бороды и усов (гл. 40). Вместе с этим прискорбным явлением, продолжая дело, начатое преподобным Сергием Радонежским и его учениками, по возрождению подвига исихазма, на смену угасающей княжеской святости пришла святость смиренного, простонародного юродства. Большой Московский собор (1666 – 1667 годов) упразднил положения Стоглавого собора.
В. О. Ключевский оценивает значение возникшего в XVI веке на православной Руси Московского царства – третьего Рима следующим образом: «Наш народ поставлен был судьбой у восточных ворот Европы, на страже ломившейся в них кочевой хищной Азии. Целые века истощал он свои силы, сдерживая этот напор азиатов, одних отбивал, удобряя широкие донские и волжские степи своими и ихними костями, других через двери христианской Церкви мирно вводил в европейское общество… Так мы очутились в арьергарде Европы, оберегали тыл европейской цивилизации. Но сторожевая служба везде неблагодарна и скоро забывается, особенно когда она исправна: чем бдительнее охрана, тем спокойнее спится охраняемым и тем менее расположены они ценить жертвы своего покоя. Таково было европейское положение Московского государства в конце XVI века» .
В начале XVII века Московская Русь «вновь возникла как феникс из пепла смутного времени» под скипетром Романовых – продолжателей свершений династии Рюриковичей: первого царя всея Руси Иоанна IV Васильевича, Грозного (1530 – 1584), и его кроткого сына Феодора Иоанновича, Блаженного (1557 – 1598). Эти благочестивые мужи оставили после себя достойное наследие – православное царство как надёжную ограду для автокефальной Русской Православной Церкви с патриаршей кафедрой в первопрестольной Москве – «Третьем Риме»; а «четвёртому Риму», по пророчеству иеромонаха Филофея, не быть.
Уникальность правопреемственности в русском царстве заключалась в теократическом, по сути, изначальном единстве духовной и светской власти новой династии Романовых – между Церковью и государством установились подлинно родственные отношения, обеспечивающие особую внутреннюю крепость всей русской жизни. Патриарх Филарет (Феодор Никитич Романов-Юрьев, 1553 – 1633), по праву отца, ближе всех был к царю Михаилу Федоровичу (1596 – 1645) и руководил им, как отец сыном. В правительственных указах имя патриарха стояло за именем царя, он носил титул «Великий государь, святейший патриарх Филарет Никитич».
У порфироносного внука патриарха Филарета – набожного государя Алексея Михайловича Романова (1629 – 1676), прозванного «Тишайшим», также было благоговейно-почтительное отношение к духовному отцом своему и богомольцу, великому государю святейшему Никону, патриарху Московскому и всея Руси.
Благочестивый государь Алексей Михайлович строго соблюдал посты и имел обыкновение отправляться на богомолье. В Великий пост и в большие праздники самодержец находился в церкви по 5-6 часов, полагая при этом по 1000 земных поклонов.
Став патриархом, Никон приступил к делу восстановления согласия и единения Русской Церкви с другими поместными православными церквями. Архипастырь на много дней затворился в книгохранилище, чтобы рассмотреть и изучить старые книги и спорные тексты. Здесь он нашёл грамоту об учреждении патриаршества в России, подписанную в 1593 году восточными патриархами, в которой прочитал, что «московский патриарх как брат всех прочих православных патриархов, во всём должен быть с ними согласен и истреблять всякую новизну в ограде своей Церкви, так как новизны всегда бывают причиной церковного раздора».
Касаясь предыстории богослужебных обычаев, следует отметить, что в работах ранних святых отцов, до VIII века, как перстосложение для крестного знамения чаще всего упоминается один перст, очень редко многие персты, но не два. Ко времени Крещения Руси, в Византийской империи, в Константинополе было распространено двоеперстие. C середины XIII века греки стали переходить на троеперстное крестное знамение. Что касается количества просфор на проскомидии, сугубой или трегубой аллилуйи, направления движения крестного хода, то здесь не было единообразия. У русских получили распространение одни обычаи (двоеперстие, сугубая аллилуйя, посолонь), их совокупность впоследствии нарекут «старый обряд», а у греков (после падения Константинополя) – другие, их причислят к «новому обряду». Греки относились к форме обряда как к несущественной части религии.
Известный лингвист Б. А. Успенский указывает на различие между дониконовской и послениконовской церковными традициями: «На примере крестного знамения мы видим, что о византинизации приходится говорить лишь условно: речь идет об ориентации на Византию, но поскольку Византии к этому времени уже не существовало, современные греки воспринимались как носители византийской культурной традиции. В результате усвояемые формы и нормы могли очень существенно отличаться от византийских, и это особенно заметно в области церковной культуры. Так, русское духовенство при патриархе Никоне переодевается в греческое платье и вообще уподобляется в своем обличье духовенству греческому (переодевание духовенства в греческое платье при Никоне предшествует переодеванию гражданского русского общества в западноевропейское платье при Петре I). Однако новая одежда русского духовенства соответствует при этом не той одежде, которую греческие духовные лица носили в Византии, а той, которую они начали носить при турках, после падения Византийской империи: так появляется камилавка, форма которой восходит к турецкой феске, и ряса с широкими рукавами, также отражающая турецкий стиль одежды. Вслед за греческим духовенством русские священнослужители и монахи начинают носить длинные волосы. Однако греческое духовенство в Оттоманской империи носило длинные волосы не потому, что так было принято в этой среде в Византии, а по другой — противоположной причине. Длинные волосы в Византии были знаком светской, а не духовной власти, и греческие священнослужители стали носить их только после турецкого завоевания — поскольку на Константинопольскую патриархию в Оттоманской империи была возложена административная ответственность и таким образом священнослужители оказались облечены светской властью. В результате исчезает тонзура, принятая в свое время в Византии; на Руси тонзура («гуменцо») была принята до никоновских реформ (позднее она сохраняется у старообрядцев)».
В ноябре 1653 года, Вселенский патриарх Афанасий III Пателларий, подал, будучи в Первопрестольной Москве, царю Алексею Михайловичу «Слово понуждаемое», в котором писал, что русский царь должен занять престол Константина Великого, освободив от агарян Святую Землю, а Московский патриарх Никон – стать Вселенским патриархом. Эти устремления разделяли в Московском государстве. Здесь, ключ к пониманию затеянной патриархом Московским и всея Руси Никоном при поддержке самодержавного царя Алексея Михайловича церковной реформы, призванной восстановить единство в обрядах. Последние претерпели на Руси не столь принципиальные, но заметные изменения после того, как Константинопольский (Вселенский) патриархат, стал в 1453 году фактическим заложником турок-осман. Если до 1589 года Русская Церковь считалась митрополией Вселенского патриархата, то в XVII веке, когда речь зашла о повышении роли Московского патриархата в православном мире, естественным образом возникла необходимость в унификации русских обрядов по греческим образцам. В большинстве случаев «поправляли» книги и обряды вовсе не по современным греческим текстам, а по старинным, ещё византийским (на доставку которых в Москву потратили много средств и времени), и по сохранившимся старым славянским книгам.
Как отмечает Н. Ф. Каптерев, другим существенным геополитическим фактором, толкавшим Московское правительство к проведению реформ, было присоединение Малороссии, тогда находившейся в церковной юрисдикции Константинопольского престола, к русскому государству: «Малороссия отделилась от Польши, признала своим царем Алексея Михайловича и вошла в состав Московского государства как его нераздельная часть. Но в Москве православие малороссов, как и православие тогдашних греков, возбуждало сильное сомнение потому единственно, что церковно-обрядовая практика южноруссов сходилась с тогдашнею греческою и разнилась от московской».
Рассуждая об особенностях религиозности патриарха Никона и его современников, Н. И. Костомаров замечает: «Пробывши десять лет приходским священником, Никон, поневоле, усвоил себе всю грубость окружавшей его среды и перенёс её с собою даже на патриарший престол. В этом отношении он был вполне русский человек своего времени, и если был истинно благочестив, то в старом русском смысле. Благочестие русского человека состояло в возможно точном исполнении внешних приёмов, которым приписывалась символическая сила, дарующая Божью благодать; и у Никона благочестие не шло далеко за пределы обрядности. Буква богослужения приводит к спасению; следовательно, необходимо, чтобы эта буква была выражена как можно правильнее».
В Никоновских гомилиях, выстроенных по методу реконструктивной интертекстуальности фрагментов священных текстов, керигма (греч. kуrugma – провозглашение, проповедь) есть не просто выразительное и краткое изложение евангельских истин, это сакраментальная интерпретация миссии Святой Руси в контексте библейской истории, осуществляемая харизматиком Никоном посредством вписывания евангельских цитат в историческое повествование на актуальную тему «последних времён». Именно Апокалипсис, или Откровение любимого ученика Христа, святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова побудило Никона из всех экклезиологических аспектов на первое место поставить ожидаемое Царство Божие . Кафолическая Церковь в институциональном выражении византийской симфонии, по замыслу святейшего патриарха Никона, через всеобъемлющую сакрализацию вселенского пространства готовит путь к Царству Небесному в том смысле, что, являясь образом грядущего Царства Пресвятой Троицы, стремится к воцерковлению всех сторон жизни. Её миссия – борьба за свидетельство и применение эсхатологического видения Церкви к историческим реальностям и к миру в целом. Для этих целей «зодчий Святой Руси» Никон использовал моделирование икон сакральных пространств Палестины (Воскресенский Ново-Иерусалимский монастырь) и Афона (Иверский Валдайский монастырь), образа Креста Иисуса Христа (Крестный Кий-островский монастырь).
Задача вселенского православного царства, по мысли Никона, способствовать свободному обожению самовластной человеческой личности (её уподоблению Совершенной Личности Богочеловека Иисуса Христа – Великого Архиерея и Царя Славы).
По убеждению патриарха Никона, призвание России заключается в том, чтобы стать мировым центром христианской культуры, просвещения и высшего благочестия. Знаменем времени стало создание святейшим патриархом Никоном неподалёку от Москвы, свободной от диктата иноверцев, «Русской Палестины» – Воскресенского Ново-Иерусалимского мужского монастыря – топонимической иконы Святой Земли. Икона – трезвенная, основанная на духовном опыте и лишённая всякой экзальтации передача духовной реальности. Иконность (по мысли Л. А. Успенского) заключается преимущественно в том, как эта реальность изображается . Итак, икона есть и путь, и средство; она – сама молитва. «Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое; да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли» (Мф. 6, 9–10). Как образное выражение аскетического опыта Православия икона имеет капитальное значение, которое является основной и главной целью церковного искусства. «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам» (Мф. 6, 33). Созидательная роль иконы заключается не только в научении истинам христианской веры, но в формировании всего человека. Истина есть Господь наш Иисус Христос, как Он засвидетельствовал о Себе: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу как только через Меня» (Ин. 14, 6–7). «Сея же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Ин. 17,3). «Они не от мира как и Я не от мира. Освяти их истиною Твоею: слово Твоё есть истина. Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир; И за них Я посвящаю, Себя чтобы они были освящены истиною» (Ин. 17,16–19).
Завершение эпохи Средневековья на Руси в царствование Алексея Михайловича ознаменовалось активизацией процессов духовного осмысления евангельского значения кафоличности Церкви для единения восточнославянских народов вокруг Первопрестольной Москвы и самоутверждения русской державы в качестве Вселенской православной империи.
Патриарх Никон отстаивал симфонию властей, провозглашённую в Эпанагоге. На этот византийский законодательный сборник архиерей ссылается более 20 раз в труде «Возражении или Разорении…». Причем ни разу патриарх Никон не пишет о требовании для патриарха каких-либо прав в делах государственного управления, следовательно, тезис о «папоцезаризме» патриарха Никона не более чем элемент политической мифологии.
К несчастию, эта симфония властей на Руси в царствование Алексея Михайловича стала нарушаться вместе с появлением его «Уложения» в 1649 году (в частности, Монастырского приказа), и в этом нарушении Россию надо поставить в аналогию с Византией. Патриарх Никон называл неканоническое «Уложение» проклятою уложенною книгою. В Монастырском приказе первосвятитель видел начало расцерковления, ведущего Россию к гибели. По «Уложению» Монастырский приказ был учрежден для суда над духовенством, не исключая митрополитов, архиепископов и епископов, по гражданским делам, которые ранее были в ведении Церкви и подлежали святительскому суду. Это чисто государственное учреждение, имевшее в своем составе (за исключением начального периода своего существования) только светских лиц, было совершенно независимым от Церкви. В соответствии с этим и судьи Монастырского приказа назначались царем, получали содержание от государства и увольнялись им без всякого сношения с церковною властью. На практике Монастырский приказ в своем вмешательстве в церковные дела пошел далеко за пределы «Уложения». Он судил духовных лиц иногда и по духовным делам; стал участвовать по финансовым делам в церковном управлении, назначать на духовные должности и заведовать частичной конфискацией церковных имуществ, при запрещении «Уложением» в его 42-ой статье XIII главы дальнейшего роста церковных имуществ чрез приобретение духовными властями вотчин. Таким образом, здесь, в Монастырском приказе, мы имеем перед собою покушение на уничтожение одной из двух основ симфонии. Первая основа — догматы православной веры остаются неприкосновенными царскою властью; зато здесь нарушается вторая основа симфонии — о почитании священства, или Церкви, отчего нарушается и вся теория симфонии, по слову Ап. Иакова: «Кто соблюдает весь закон и согрешит в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем» (Иак. 2, 10).
Византийский принцип симфонии властей не исключает конфликтных ситуаций между патриархом и царём. Единство и борьба противоположностей двух миров («горнего», выражаемого идеологемой «Святая Русь – Новый Израиль», и «дольнего», описываемого идеологемой «Москва – Третий Рим») составляют причину столкновений во взаимоотношениях двух земных глав единого церковно-государственного организма – исторически сложившейся русской цивилизации в форме православного, наследственного, самодержавного царства.
Выводы: Идеологема «Новый Израиль» имеет эсхатологическую направленность существования в виде последнего перед вторым пришествием православного царства. Святая Русь, воплощённая святейшим патриархом Никоном в образе Воскресенского Ново-Иерусалимского собора, является частью библейской истории.
Идеологеме «Третий Рим» присуща имперско-культурологическая ориентация. В колонизационном и миссионерском движении русский народ ассимилировал и просвещал инородческие племена, приводя их в лоно Соборной и Апостольской Церкви.
Эти идеологемы отражают двойственную (душевно-телесную) природу человека.
Икона, написанная в 1668 году государевым иконописцем Симоном Ушаковым «Насаждение древа государства Российского» («Похвала Владимирской иконе Божией Матери»), служит обобщающей иконографической иллюстрацией феномена русской истории – всеобъемлющей симфонической деятельности «премудрой двоицы» патриарха Никона и царя Алексея Михайловича Романова по переустройству Московского государства во Вселенское православное царство – «Новый Израиль как земное подножье Царства Небесного». Образ «Богоматери Владимирской» расположен в окружении ветвей древа, произрастающего из Успенского собора в Московском Кремле. Древо государства Российского растёт вширь (царь претворяет имперско-миссионерскую идею «Третьего Рима») и ввысь (патриарх воплощает эсхатологическую суть Святой Руси как «Нового Израиля»), в этом плане можно говорить о «возвышении Церкви над царством».
Настоящее созидание Святой Руси, по мысли патриарха Никона, есть преображение русского народа в народ святой, род избранный, царственное священство (1Пет.2,9), сохраняющее единство духа в союзе мира (Еф.4,3).
Возрастающий поток паломников в Воскресенскую обитель (на фоне стремления к единению славянских народов на постсоветском пространстве) наглядно свидетельствует о непреходящей ценности Никоновского проекта «Русской Палестины». Воскресенский собор Нового Иерусалима – это не только уникальный археологический памятник, но и зримое проявление нетленной красоты и силы русского православного духа, воплотившего библейский образ Горнего Иерусалима как композиционно-архитектурное сочетание образов храмов Гроба Господня в Святом Граде Иерусалиме и Святой Софии в Константинополе.
P.S. «И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего.
И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их; …
И сказал Сидящий на престоле: се, творю всё новое. И говорит мне: напиши; ибо слова сии истины и верны.
И сказал мне: совершилось! Я есть Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой;
Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном;
Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнём и серой. Это – смерть вторая.
И вознёс (Ангел) меня в духе на великую и высокую гору, и показал мне великий город, святый Иерусалим, который нисходил с неба от Бога:
Он имеет славу Божию; светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню яспису кристалловидному;
Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот и на них двенадцать Ангелов; на воротах написаны имена двенадцати колен сынов Израилевых:
C востока трое ворот, с севера трое ворот, с юга трое ворот, с запада трое ворот;
Стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Ангца.
Говоривший со мной имел золотую трость для измерения города и ворот его и стены его.
Город расположен четвероугольником, и длина его такая же, как и широта. И измерил он город троcтью на двенадцать тысяч стадий; длина и широта и высота его равны.
Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу.
Основания стены города украшены всякими драгоценными камнями…
А двенадцать ворот – двенадцать жемчужин: каждые ворота были из одной жемчужины. Улица города – чистое золото, как прозрачное стекло.
Храма же я не видел в нём, ибо Господь Бог Вседержитель – храм его, и Агнец.
И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец.
Спасённые народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою.
Ворота его не будут запираться днём, а ночи там не будет.
И принесут в него славу и честь народов;
И не войдёт в него ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи, а только те, которые написаны у Агнца в книге жизни.
И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца.
Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов» (Ап.21,2–3,5–8,11–16,18–19,21–27;22,1–2).
Литература:
1. Асеев Г. Иконография Богородицы. – М.: Проза.ру, 2013[Электронный ресурс]. – URL:// http://www.proza.ru/2013/06/05/1011(дата обращения: 05.06.2013).
2. Асеев Г. Наша жемчужина. – М.: Проза.ру, 2011[Электронный ресурс]. – URL:// http://www.proza.ru/2011/05/04/1396 (дата обращения: 04.05.2011).
3. Асеев Г. Новый Иерусалим. – М.: Стихи.ру, 2009[Электронный ресурс]. – URL:// http://www.stihi.ru/2009/06/22/2896 (дата обращения: 22.06.2009).
4. Асеев Г. Русская религиозная философия. – М.: Проза.ру, 2013[Электронный ресурс]. – URL:// http://www.stihi.ru/2013/09/27/2214 (дата обращения: 27.09.2013).
5. Исаев Г. Е. Духовный регламент Императора Петра Великого// Международная научно-практическая конференция «Четырнадцатые Романовские чтения»//Сборник научных трудов. – Екатеринбург: Изд-во Уральской государственной юридической академии, 2013. – C. 101 – 107.
6. Исаев Г. Е. Русская икона Божией Матери «Милостивая» в свете византийской богословской традиции//Тезисы докладов ХХ Всероссийской научной сессии византинистов в России и мире «Византия и византийское наследие в России и мире». – М.: Изд-во МГУ, 2013. – C. 114–116.
7. Исаев Г. Е. Паломничество как вид религиозного туризма//XIII Международная научно-практическая конференция «Туризм и сервис: подготовка кадров, проблемы и перспективы развития»//Сборник научных трудов. – М.: Институт туризма и гостеприимства, 2011. – C. 164–175.
8. Исаев Г. Е. Толерантный традиционализм как основополагающий фактор европейского гостеприимства//Научный журнал «Сервис в России и за рубежом» № 8(46), ISSN 1995-042X. – М.: ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса», 2013[Электронный ресурс]. – URL:http://old.rguts.ru/electronic_journal/number46/contents (дата обращения: 04.10.2013).
Исаев Г. Е. Толерантный традиционализм как основополагающий фактор европейского гостеприимства//Сервис в России и за рубежом. Издательство: Российский государственный университет туризма и сервиса (Черкизово)ISSN: 1995-042X. – 2013. – №8 (46). – С. 15–22.
24 мая 2014 года от Рождества Христова.