(«ЖМП», №8, 1981 г.) К 300-летию со дня кончины — 17 августа 1681 года «Бысть убо и на нас зима не прилучшаяся, но воистинну великия злобы изливающая суровство», — сказал однажды Патриарх Никон «собинному» другу — царю Алексею Михайловичу [1]. «Великую злобу» во взаимоотношениях между людьми Патриарх Никон познал с самого раннего детства [2]. Патриархом он пережил измену своего «собинного» друга, предательство собратий, потом — неправедный суд, поношения, ссылку, тяжкие болезни и скорби. Отсюда та особая острота, с которой Патриарх Никон воспринимал проявление воли Божией в жизни. Он умел радоваться Божией благодати в мире, находить поддержку в каждом ее проявлении. Поэтому главной опорой в духовной жизни Патриарха Никона было стремление к Горнему миру, к Царству Небесному. «Новый Иерусалим» из апокалипсического образа стал не только заветной целью его духовных чаяний, но и реальностью, к осуществлению которой он устремил свои недюжинные способности. Став Патриархом всея Руси, он распространял это свое миропонимание, свое духовное настроение на все русское общество. Отсюда проистекает его созидательная деятельность в Соловецком монастыре, устроение Валдайского монастыря, а затем и Ново-Иерусалимского монастыря на реке Истре. Новый Иерусалим он видел в русском православном благочестии как бы образом «жизни будущего века». Он выразил свое мироощущение созданием под Москвой Ново-Иерусалимского монастыря, как бы подобия храма Воскресения в Иерусалиме, в котором нам дан зримый образ и напоминание о конечной цели своих стремлений. Это стремление духовно возвести себя и вверенную Богом паству в «Новый Иерусалим» — основное в жизни Патриарха Никона. Оно поначалу совпало, а затем вступило в противоречие с главной линией государственной деятельности царя Алексея Михайловича. Во взаимном переплетении и борьбе целей и стремлений Патриарха и царя решались не только их личные судьбы, но определялся характер дальнейшего развития страны. Будущий святитель родился в крестьянской семье в селе Вельдеманове, близ Нижнего Новгорода, в мае 1605 года. В крещении ему дали имя Никита. Рано начал учиться он грамоте и молитвам. Отрок стал послушником Макарьева Желтоводского монастыря. Затем по настоянию родных оставил монастырь и женился. Он был сначала псаломщиком, потом священником в одном из сел в родных краях. В 1627 году переехал в Москву и прожил здесь около девяти лет. Трое его детей умерли в младенческом возрасте, и отец Никита решил целиком посвятить себя служению Богу. Его супруга рассудила согласно с ним. Она приняла постриг в Алексеевской женском монастыре в Москве, а он около 1636 года ушел в Анзерский скит Соловецкого монастыря. Там преподобный Елеазар (+ 1656, память 13 января) постриг иерея Никиту в монашество с именем Никон, в честь преподобномученика епископа Никона (память 23 марта) [3]. Три года иеромонах Никон подвизался на Анзерском острове в суровых условиях Севера, соблюдая очень строгое правило скита. В 1639 году [4] он ушел в Кожеезерскую пустынь и поселился на острове среди озера, построив там себе келлию. В 1643 году братия этой обители избрала его игуменом [5]. В 1646 году по делам пустыни он приезжал в Москву и был, по обычаю того времени, как и каждый приезжавший в столицу игумен, представлен царю Алексею Михайловичу. Мужественный, закаленный в духовной брани, строгом подвиге монах с первого взгляда покорил сердце молодого государя. Так началось быстрое возвышение Никона. Семнадцатилетнего царя, желавшего следовать путями православного благочестия, и сильного духом инока связала искренняя дружба. Игумен Никон был назначен архимандритом Ново-Спасского монастыря в Москве. В 1649 году решено было поставить его митрополитом Новгородским. А через три года, в 1652 году, Собором архиереев и духовенства он был избран Патриархом Московским и всея Руси. Митрополит Никон не сразу согласился принять патриарший сан, поставив условие, чтобы во всех делах веры все, не исключая царя, повиновались ему как архипастырю и отцу [6]. Духовное сознание Патриарха Никона, в частности его представление о Церкви, а также иноческие взгляды во многом формировались под влиянием Соловецкой обители. Расположенная на островах, с монастырем-твердыней, эта обитель и ее пустынный Анзерский остров-скит — удел молитвенного безмолвия — послужили источником того своеобразного «островного» принципа, который положен в основу всех трех созданных им монастырей. Патриарх Никон всю жизнь соблюдал монашеское правило Анзерского скита. Его учителями в пастырской деятельности были святитель Иоанн Златоуст и святитель Филипп, Митрополит Московский. Любимыми книгами Патриарха Никона были творения святого Иоанна Златоуста, особенно его толкования на Послания апостола Павла. Образцом святительского служения стал для него Митрополит Филипп, которого Патриарх Никон очень почитал, имел с ним особо близкое молитвенное общение [7] и освящал в его честь приделы в храмах своих монастырей. Будучи митрополитом Новгородским, он в 1652 году с сугубой торжественностью перенес мощи святителя Филиппа из Соловецкого монастыря в Успенский собор в Москве. По его совету царь Алексей Михайлович прочитал над мощами святителя Филиппа покаянную грамоту, в которой содержалась просьба простить его прадеда Иоанна Васильевича Грозного, при котором был замучен Митрополит Филипп II(1566— 1569), обличавший царскую жестокость и беззакония [8]. Прецедент для такого не совсем обычного покаяния был найден в житии святителя Иоанна Златоуста: посылая за его мощами в Команы, император Феодосии написал грамоту, в которой просил прощения у святого за свою мать, изгнавшую его… Пример святителя Филиппа оказал влияние и на понимание Патриархом Никоном монашеского подвига. Его личный духовный подвиг сочетал глубокую молитвенность, молчальничество и уединение, неустанное служение Церкви, с такой разнообразной внешней деятельностью, как строительство, сельскохозяйственные работы, занятия наукой, языками, живописью, медициной — столь многосторонне была одарена Божественным Промыслом его натура. Церковное сознание Патриарха Никона, насколько его можно воссоздать из его образа жизни и эсхатологических размышлений, выраженных особенно ярко в создании Нового Иерусалима, многочисленных писем царю и другим лицам, его строительной деятельности, сводилось к главной идее: среди волн «житейского моря, воздвизаемого напастей бурею» (канон, глас 6, ирмос, песнь 6), островом спасения является Святая Православная Церковь. Поскольку страны православного Востока в то время находились под османским владычеством, то как бы «островом» Вселенской Церкви оставалась Русская Церковь. В ней самой надежнейший «остров» спасения представляло духовное подвижничество, совершаемое в духе древних церковных установлений, по правилам святых отцов и подвижников благочестия. Оно находило свое законченное выражение в монашестве. Таким образом, монастырь, прочно отгороженный от стихий «мира сего» крепкими стенами, являл собой самое яркое, кристаллизованное выражение Православия. Эти представления отчетливо отобразились в монастырском строительстве Патриарха Никона. Он создает Иверский монастырь на острове Валдайского озера, Крестный монастырь — на Кийском острове Онежской губы. Ново-Иерусалимский монастырь нарочито оформляется в виде острова. Для этого были использованы природная излучина реки Истры и система искусственных водоемов, отделивших монастырь со всех сторон от «материка». Даже «отходная пустынь» (скит) Патриарха Никона близ этого монастыря, на, берегу Истры, — место молитвенных подвигов святителя — былатожеискусственно превращена в островок… Все это наиболее соответствовало Евангельскому учению о Церкви Христовой (Ин. 18, 36). Однако это не значило, что Патриарх Никон хотел видеть Церковь полностью отгороженной от общества. В его время русское общество являлось одновременно и обществом церковным. В православном обществе Церковь одухотворяет и освящает стихию мирской жизни, но не отвергает ее самостоятельности, не господствует над ней. Государство имело своего главу — царя, помазующегося от Церкви. Но Патриарх, как духовный глава, может и должен внушать дарю надлежащее почтение к вере и Церкви, обличать, если он отступает от заповедей Божиих или стремится распространить свою власть на Церковь. Патриарх должен стоять за правду Божию твердо и бесстрашно, как стояли святые Иоанн Златоуст и Митрополит Филипп… [9] Царь Алексей Михайлович в молодости полностью разделял эти взгляды. Но во второй половине 40-х годов у него сложились свои воззрения на взаимоотношения Церкви и государства. Профессор Н. Ф. Каптерев в монографии «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» убедительно показал, что Алексей Михайлович, под влиянием своего духовника протоиерея Стефана Вонифатьева и греческого духовенства, во множестве приезжавшего в Россию, проникся идеей освобождения от османского владычества восточных земель, населенных православными народами, в том числе Палестины, и присоединения их к своей державе. Он всерьез готовился стать царем всего православного Востока [10]. Этим в действительности достигалось бы осуществление идеи «Москва—третий Рим». В этих целях царю необходимо было засвидетельствовать верность традициям Восточного Православия, каноническое единство с ним Русской Церкви. А русские Богослужебные книги и обряды являли между тем примеры многочисленных несоответствий с греческими, на что постоянно указывали восточные иерархи. В связи с этим царь Алексей Михайлович предпринял новое исправление русских обрядов и книг. Книжные исправления делались неоднократно и ранее, но теперь решено было осуществить эту программу во всей полноте. Отчасти осуществление ее началось еще до того, как Никон стал Патриархом [11]. Исправление Богослужебных книг вызывалось и внутренними потребностями Русской Церкви, поэтому Патриарх Никон взялся за него столь решительно. К тому же он был убежден восточными иерархами в правильности современной ему греческой богослужебной практики [12], ее соответствии древним церковным установлениям и желал содействовать единству Вселенского Православия унификацией русских Богослужебных книг с греческими. Вместе с представлением о Москве и России как «третьем Риме», наследующем мирское и духовное могущество павшего некогда «Рима второго»—Константинополя и православной Византийской империи, в русском обществе в том же, XVIвеке сложилось представление о Москве как «Новом Иерусалиме» [13]. Как выражение этого представления в 1601 году был создан проект постройки в Кремле, на месте Успенского собора, церкви по подобию храма Воскресения (Гроба Господня) в Иерусалиме [14]. Проект вызвал сильные возражения — разрушить Успенский собор представлялось кощунственным — и не был осуществлен. Идея «третьего Рима» поддерживалась государственным могуществом страны, тогда как представление «Москва — Новый Иерусалим» питалось благочестием русского общества, которое делало Русскую Церковь как бы новым духовным центром Православия. Обе идеи до времени не противоречили одна другой и мирно уживались в сознании общества. И если Алексей Михайлович, как государственный деятель, стремился к воплощению идеи «третьего Рима», то Патриарх Никон, естественно, тяготел к идее «Нового Иерусалима». Особое значение Русской Церкви для Вселенского Православия утверждалось в сознании русских людей и многими представителями православного Востока. Так, Патриарх Антиохийский Макарий, посетивший Россию в первый раз в 1654—1656 годах, восхищаясь благочестием русского общества, говорил своим спутникам: «Все эти обычаи существовали прежде и у нас, во дни наших царей, но мы их утратили; они перешли к этому народу и принесли у него плоды, коими он превзошел нас» [15]. В 1664 году Патриарх Иерусалимский Нектарий писал Алексею Михайловичу: «В настоящем положении, когда наша Церковь находится под игом рабства, а мы уподобляемся кораблям, потопляемым беспрестанными бурями, в одной вашей Русской Церкви видели мы как бы Ноев ковчег для спасения от потопа» [16]. Таким образом, место Русской Церкви во Вселенском Православии определялось, с одной стороны, высотой русского народного благочестия, особенно заметного тогда на фоне общего упадка в среде восточных православных обществ, а с другой стороны, государственным могуществом России — крупнейшей в мире православной державы. Оба факта в сознании современников прямо связывались между собой. Тот же Патриарх Антиохийский говорил, что русские потому заботятся о хранении благочестия, что «знают о случившемся с греками и о потере ими царства» [17]. Совершенствование церковной жизни, укрепление веры и добрых нравов являлось главной заботой и Алексея Михайловича, и Патриарха Никона. Первосвятительская деятельность Патриарха Никона характеризуется решительными мерами по укреплению благочестия и благочиния во всех слоях общества, ревностным хранением высокого авторитета Церкви, патриарха, духовенства, защитой и утверждением прав церковной власти. Православный монах-подвижник, строгий прежде всего к себе, человек дела, обладавший огромной внутренней свободой, Патриарх Никон поощрял добродетели, обличал и наказывал пороки ревностно, а зачастую и резко, в ком бы их ни обнаруживал, не взирая на лица. Он превосходил своих современников знаниями, способностями, широтой взглядов. Перед ним трепетали князья и бояре, епископы и нерадивые клирики. Патриарх мало обращал внимания на то, что этим наживает себе многих завистников и врагов. Он совершал великое дело укрепления духовных основ русской жизни, чтобы Русская Церковь действительно была «Ноевым ковчегом» для спасения Вселенского Православия. Вместе с тем как выходец из народа Патриарх Никон глубоко и искренне любил и понимал простых людей, отличался необычайным странноприимством и был преданно любим народом как деятельный защитник и ходатай за бедных и притесняемых. Первые годы Патриарх Никон и Алексей Михайлович сообща решали все важнейшие дела как церковной, так и государственной жизни. Царь непременно участвовал во всех Соборах Церкви, а Патриарх — в Боярской думе. В совете с Патриархом Никоном был окончательно решен вопрос о начале освободительной войны за воссоединение Украины с Россией. Уезжая на длительное время в походы, Алексей Михайлович полностью доверял текущие государственные дела Патриарху Никону, который справлялся с ними так, словно был прирожденным государственным деятелем. В 1653 году царь почтил Патриарха Никона титулом «великий государь» [18]. Раньше так именовался только Патриарх Филарет, в силу того, что он был родным отцом царя Михаила Феодоровича. Во время Богослужений Патриарх Никон, однако, повелел именовать себя в соответствии с церковным Уставом «Великим Господином», но в государевых указах, в церковных грамотах, печатных книгах за ним прочно укрепился титул «великий государь». Русское общество признало в Патриархе действительно равного с царем правителя. Тем не менее между Патриархом и Алексеем Михайловичем существовало очень четкое разделение ответственностей и обязанностей. Царь предоставлял Патриарху самостоятельно вершить текущие церковные дела, а Патриарх Никон никогда по своей инициативе не вмешивался в царское правление государственными делами [19]. Отношения сердечной любви, полного доверия и согласия с правителем государства Патриарх Никон почитал единственно нормальными и возможными в православном государстве и мыслил свое патриаршее служение только при наличии таких отношений. В этой любви был, как ему представлялось, отблеск Небесного света, знамение того, что основы общественной жизни могут и должны устрояться «во образ» Иерусалима Нового, Царства Божия. Этой целью определялась деятельность Патриарха Никона, направленная на развитие русского монашества как главной опоры народного благочестия. Исходя из своих представлений о сущности Православия и считая Русскую Церковь «ковчегом спасения» Церкви Вселенской, он желал как бы «перенести» в Россию основные духовные ценности и святыни Востока, чтобы спасти их от «потопа» иноверия в период османского владычества [20]. В 1652 году Первосвятитель Русской Церкви приступил к созданию монастыря на Валдайском озере, который строился «во образ» Иверской обители Святой Горы и получил название Иверского. На Афоне заказывается (второй по счету) для Русской Церкви список Иверской чудотворной иконы Божией Матери — Портаитиссы (греч. — Вратарницы) [21]. Монастырь вскоре населяется не только русскими, но и переведенными сюда монахами Кутеинского монастыря под Оршей — в основном белорусами. В этот монастырь на жительство нарочито посылались также новокрещеные немцы, литовцы, поляки, евреи, был один калмык [22]. Так в обители создается своеобразная символическая «икона» Святого Афона как международного монашеского братства. Еще до завершения строительства Иверской обители, в 1656 году, Патриарх Никон приступил к сооружению сразу двух других монастырей — Крестного на Кийском острове Онежской губы и Ново-Иерусалимского Воскресенского под Москвой. Крестный монастырь строился по обету, данному Патриархом Никоном еще в 1639 году, когда он чудесно спасся от бури, плывя с Анзерского острова на материк. Главной святыней монастыря стал большой кипарисовый крест, привезенный из Святой Земли, в который Патриарх Никон вложил около 300 частиц мощей святых подвижников, в том числе русских. В то же время Патриарх приступил к осуществлению недавно пред тем созревшего грандиозного замысла о создании целой «подмосковной Палестины»… Палестина — Обетованная земля всегда была в религиозном сознании прообразом «Новой земли» Царства Небесного. Поэтому Патриарх Никон осмыслил «подмосковную Палестину» как образ — «икону» одновременно и Святой Земли — места жизни и подвига Иисуса Христа [23], и «Новой земли» (Откр. 21, 1, 2) «будущего века», «Иерусалима Нового» [24]. Творение Патриарха Никона получило название Нового Иерусалима. Храм Воскресения в этом монастыре по внутреннему устройству точно воспроизводит иерусалимский храм Гроба Господня: там были и Голгофа, и Гроб Господень, и камень помазания, и всё прочее, что находится в Иерусалимском храме [25]. Храм только в основных линиях соответствует своему прототипу: его архитектура и убранство оригинальны. Ново-Иерусалимский монастырь — воплощение и исконно-русского зодчества, и евангельский образ. Он подобен городу, возносящемуся на высокой горе, украшен многоцветной керамикой, золотом типично русских куполов; все это напоминает о прекрасном образе «Иерусалима Нового», «невесты Агнца» (Откр. 21, 9—19). В монастыре и окрестностях есть свой «Вифлеем», «Иордан», «Вифания», «Рама», «Назарет», горы «Елеон», «Фавор» и «Ермон» и т. д. Монастырь был также нарочито населен разноплеменным братством — русскими, украинцами, белорусами и принявшими Православие литовцами, евреями, немцами [26] и оказался таким образом, подобно Афону, как бы кафолическим центром православного подвижничества. Он ясно свидетельствовал о главной цели Вселенской Церкви — вести людей посредством духовного подвига к Царству Небесному, олицетворял сущность Церкви как Нового Иерусалима. Все это, несомненно, служило провозглашению близкого сердцу Патриарха мироощущения и поднимало его личный духовный авторитет. Алексей Михайлович, во всем прежде поддерживавший Патриарха, начал прислушиваться к наветам его врагов, которые давно старались внушить царю, что «его власти уже не слыхать» [27], — ее попрал гордый Никон, превознесшийся над царем. Замысел Патриарха о Новом Иерусалиме, который царь поначалу одобрил и поддержал, теперь представлялся ему доказательством непомерного «превозношения» Патриарха. Позднее, в 1666 году, когда для суда над Патриархом Никоном в Москву прибыли Патриархи Антиохийский Макарий и Александрийский Паисий, Алексей Михайлович имел с ними длительную беседу, в которой разъяснял суть своего разлада с Патриархом [28]. «Настраивали» Патриархов определенным образом и враги Никона из числа духовенства и боярского правительства. Сразу же после суда восточные иерархи написали письма Патриархам Константинопольскому и Иерусалимскому с изложением того понимания дела, которое им внушили при дворе и которое определило характер судебного процесса. Главной виной Патриарха — Никона, тем, в чем, по их словам, он повинен «паче всего» [29], названо в этих письмах создание Нового Иерусалима. «…Многая и превеликая бяше внутренняя болезнь достойнейшему царю нашему, иже аки от источника изливаше слезы от своих очес… — говорилось в письме Иерусалимскому Патриарху, — ибо в такое прииде напыщение гордостный Никон, яко сам ся хиротониса патриархом Нового Иерусалима, монастырь бо, его же созда, нарече Новым Иерусалимом со всеми окрест лежащими, нарицая Святой Гроб, Голгофу, Вифлеем, Назарет, Иордан» [30]. Патриарх Никон, конечно, не хиротонисал себя «Патриархом Нового Иерусалима», но в частных письмах он иногда подписывался так, желая лишь указать место своего пребывания после ухода от правления Церковью, когда перестал быть «Московским и всея Руси». На суде Патриарх Никон отметил, что подписывался так, стремясь к Горнему Иерусалиму, и называл «себя того (т. е. Горнего. — Л. Л.)Иерусалима священником» [31]. Эти слова могут означать лишь то, что он желал быть одним из священников Горнего Иерусалима, служащих Господу (Откр. 5, 10). Тем самым он достаточно ясно обнаружил, что связывает в своем духовном сознании свой Новый Иерусалим с «Иерусалимом Новым» Откровения Иоанна Богослова. Рост авторитета Патриарха вскрыл в Алексее Михайловиче «внутреннюю болезнь» уязвленной гордости. Отсюда явилось желание царя «смирить» Патриарха и поставить себя, самодержца, главой церковных дел. В 1656 году царь грубо оскорбил друга-Патриарха по поводу несущественного обрядового вопроса [32], показывая тем, что он считает себя ответственным не только за государственные, но и за все церковные дела. Хотя на этот раз оба «великих государя» быстро примирились, отношения между ними стали натянутыми. В душе царя нарастало раздражение. Патриарх смирялся и терпел. В июле 1658 года царь не пригласил Патриарха на прием по случаю приезда грузинского царевича, что было по тому времени неслыханным и демонстративным оскорблением Предстоятеля Церкви. Позднее царь не прибыл на патриаршее служение в праздник Казанской иконе Богоматери — 8 июля, что раньше всегда делал, и в праздник Ризе Господней — 10 июля. К тому же он послал сказать Патриарху, чтобы тот впредь не именовал себя «великим государем», и, что он, царь, больше не будет усвоять ему этот титул [33]. Патриарх глубоко изучил душу своего «собинного друга» и потому хорошо понял его — царь открыто разрывал дружеские отношения с ним. При таких обстоятельствах Патриарху Никону пришлось самому уйти от дел правления. Он удалился в Новый Иерусалим, благословив законно избрать на свое место нового Патриарха, Он просил оставить за ним сан патриарший и владение монастырями — Иверским, Крестным и Новоиерусалимским. Иерархи не возражали против этих условий [34], предлагая значительно ограничить права Патриарха Никона в отношении его монастырей [35]. Но такое решение не устраивало царя. Живя в Новом Иерусалиме и оставаясь в патриаршем сане, Патриарх Никон продолжал бы владеть умами и в Русской, и во Вселенской Православных Церквах. Алексей Михайлович задержал выборы нового Патриарха, чтобы повести дело к полному низложению Патриарха Никона и судебной расправе над ним. «Дело» затянулось почти на девять лет… За это время царь взял церковное правление фактически в свои руки. Патриарх Никон восстал против этого самоуправства, доказывая, что в церковных делах «священство преболе царства есть», что царь не имеет права властвовать над Церковью. «Идеже бо аще Церковь под мирскую власть снидет, — писал он Алексею Михайловичу, — несть Церковь, но дом человеческий и вертеп разбойников» [36]. Патриарх вспоминал историю, убедительно доказывая, что там, где царская власть с должным почтением относилась к власти церковной, там «и самые царства были в чести», а когда «злоба гордости умножилась» и архиерейская честь была унижена, «там, увы, и царства начали падать и пришли в бесчестие, как известно о греках…» [37]. Патриарх Никон то обличал царя в беззаконном подчинении себе Церкви, то старался пробудить в нем дружеские чувства. Он мог бы вернуться — и хотел вернуться — к правлению, если бы царь предоставил Патриарху должную полноту власти в церковных делах [38]. Тем временем Русская Церковь, остававшаяся без Патриарха, претерпевала серьезные бедствия. Противники книжных и обрядовых исправлений из числа лично «обиженных» Патриархом духовных лиц давно вели борьбу против этих преобразований. Пока Патриарх Никон был у власти, противодействие не могло существенно сказаться на церковной жизни. Непокорных Патриарх лишал влияния на паству, а тем, которые изъявляли желание оставаться в мире с Церковью, он разрешал придерживаться столь любимых ими прежних обрядов и книг [39], предпочитая действовать с пастырской рассудительностью, не прибегая к ненужному насилию. Можно утверждать со всей ответственностью, что, если бы Патриарх Никон остался у кормила правления Церковью, раскола в ней не произошло бы. Это справедливое мнение высказал один из виднейших русских церковных историков — митрополит Московский Макарий (Булгаков), разделяют его. и другие ученые [40]. Возникновение раскола явилось в Русской Церкви следствием ряда ошибок Алексея Михайловича. Пользуясь добровольным уходом Патриарха Никона от дел правления и желая привлечь на свою сторону его идейных противников, царь одних возвратил из ссылок, другим предоставил большую свободу действий. Результат не замедлил сказаться. В 1662 году сам Алексей Михайлович уже жаловался восточным Патриархам, что в Русской Церкви большие несогласия в Богослужении, «а в иных местах и расколы» [41]. Вину за это царь несправедливо возлагал на «самовольный» уход Патриарха Никона от правления. В конце 1666 — начале 1667 года состоялся соборный суд над Патриархом Никоном. Его лишили сана и приговорили к пожизненному заточению в Ферапонтов монастырь, хотя достаточных оснований для такого приговора не было. Судьям настолько не хватало обвинений, что, уже огласив приговор и осудив Патриарха, они незаконно дополнили этот приговор еще одним наспех сделанным и непроверенным, «обвинением» в том, что Патриарх Никон применял в своих монастырях «градские» (мирские, недуховные) наказания [42]. Патриарх обвинялся в «самовольном» уходе. Но уход этот был вынужденным. А причины «гнева» царя, его разлада с Патриархом судьи не стали рассматривать, хотя Патриарх Никон во время процесса неоднократно указывал на необходимость такого исследования [43]. Не преминули поставить в вину Патриарху Никону и создание Нового Иерусалима (второй пункт приговора). Патриархи Макарий и Паисий действовали, угождая русскому царю [44]. Более того, как о том на суде заявил Патриарх Никон, в период Собора эти восточные иерархи были смещены со своих кафедр по настоянию султана. Обоснованность осуждения Патриарха Никона вызывает большие сомнения. Низложенного Патриарха отправили в ссылку. Продолжавший свои заседания Большой Московский Собор после бурных прений отверг учение о приоритете царской власти в делах церковных, несмотря на стремление восточных иерархов, особенно митрополита Паисия Лигарида, утвердить его в угоду Алексею Михайловичу. Было вынесено решение, которого добивался и за которое пострадал Патриарх Никон: царь имеет власть в делах государственных, Патриарх — в церковных [45]. Собор одобрил и утвердил основные реформы Патриарха Никона в церковной жизни. Так в полной мере обнаружилось, что церковная деятельность Патриарха была выражением воли и сознания всей Русской Церкви, лучшей части всего русского общества. Пятнадцать лет Патриарх Никон томился в тяжелой ссылке, где периоды относительной свободы чередовались для него с периодами сурового и полного заключения. В то время он не переставал стремиться в Новый Иерусалим, скорбел, что не закончил строительства собора [46]. К 1666 году собор был построен до сводов, в нем освящено было несколько приделов, в частности Голгофский, где Патриарх Никон особенно любил служить. После осуждения Патриарха Никона Алексей Михайлович приостановил строительство монастыря, так и не поняв высокого замысла этого творения. Строительство было продолжено только при царе Феодоре Алексеевиче. Отвергнуть духовную идею «Нового Иерусалима» значило избрать «третий Рим», то есть встать на путь земного могущества. Но одно оказалось невозможным без другого, как и полагал Патриарх Никон. Царь вынужден был отказаться от многих планов, в частности, идея освобождения православного Востока из-под османского владычества и присоединения его к Российской державе так и не осуществилась. Патриарх Никон молил царя, чтобы ему разрешили завершить жизнь в любимом Новом Иерусалиме или хотя бы в Иверском монастыре [47]. Просьбу заключенного друга Алексей Михайлович не исполнил. 30 января 1676 года в возрасте сорока шести лет царь скончался. Сын его, Феодор Алексеевич, возмужав, сумел оценить красоту и величие замысла Нового Иерусалима. С большими трудностями он добился согласия Патриарха Иоакима на возвращение Патриарха Никона из ссылки и послал восточным Патриархам письма с просьбой разрешить и восстановить его в сане. Из Кирилло-Белозерского монастыря безнадежно больного Патриарха повезли по рекам на плотах в Новый Иерусалим. Из городов и сел встречать его выходил народ, С большим торжеством встретили его жители Ярославля. Люди входили в воду, чтобы получить благословение Патриарха. Утешенный сердечной любовью народа, окруженный любимыми учениками и сподвижниками, Патриарх Никон, причастившись Святых Христовых Тайн, «в добром исповедании» мирно отошел ко Господу 17 августа 1681 года, близ Ярославля, воздав словами святого Иоанна Златоуста благодарение Богу за всё… [48] Прах почившего Первосвятителя был привезен в Новый Иерусалим. В великом благоговении совершали Божественную литургию и чин погребения, поминая Святейшего Никона как Патриарха. Царь Феодор Алексеевич лично предал тело почившего святителя земле там, где Патриарх Никон и завещал похоронить себя, — в приделе Иоанна Предтечи под Голгофой [49]. На погребении была царская семья, собор духовенства, братия Ново-Иерусалимского монастыря и множество народа. Отпевание и погребение возглавил митрополит Новгородский Корнилий (1674—1695). В сентябре 1682 года в Москве были получены грамоты четырех Восточных Патриархов, разрешавших усопшего Первосвятителя Русской Церкви и восстанавливавших его в лике Патриархов Московских и всея Руси [50]. ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ [1] Центральный Государственный архив древних актов (далее ЦГАДА}, ф. 27, д. 140, ч. III, л. 114. [2] Известие о рождении и о воспитании и о житии Святейшего Никона, Патриарха Московского и всея Руси, написанное клириком его Иоанном Шушериным. М., 1871, с. 1, 2. [3] Георгиевский Г. Никон, Святейший Патриарх Всероссийский, и основанный им Новый Иерусалим. М., 1899, с. 345. [4] Архимандрит Амвросий. История Российской иерархии. Ч. IV. М., 1812, с. 832. Здесь приведено свидетельство самого Патриарха Никона. Кроме того известно, что он ушел из скита в результате размолвки с преподобным Елеазаром по поводу строительства каменной церкви в ските. Официальные документы об этой постройке относятся к 1638 году. И. Шушерин свидетельствует, что иеромонах Никон пробыл в Анзере три года. Значит, пришел он туда в 1636 году. [5] Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. Т. XI. СПб., 1882, с. 163. [6] Там же. Т. ХII, СПб., 1883, с. 4—7; С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. Кн. V. М., 1961, с. 523. [7] В сонном видении святитель Филипп благословил Патриарха Никона на создание Иверского монастыря. См.: Митрополит Мак арий. Т. XII, с. 247. [8] Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. V, с. 516, 517; митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XI, с. 176, 177. [9] Эти воззрения подробно изложены самим Патриархом Никоном в его труде «Возражение или разорение смиренного Никона, Божией милостью Патриарха, противо вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту Паисее Лигаридусу и на ответы Паисеовы». — Возражения на вопросы 20, 24, 25, ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. III. [10] Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1909, ч. 42—47; Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном, архидиаконом Павлом Алеппским. Вып. IV. М., 1890— 1900, с. 170, 171. [11] Там же, с. 19, 49, 50, 73. [12] Там же, с. 65, 66. [13] Ильин М. А. Каменная летопись Московской Руси. М., 1966, с. 49, 50. Автор пишет (правда, без ссылки), что идея «Нового Иерусалима» предшествовала идее «третьего Рима». [14] Там же, с. 58. [15] Архидиакон Павел Алеппский. Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в половине XVII века… Вып. III, с. 125, 126. [16] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 381. [17] Архидиакон Павел Алеппский. Указ, соч. Вып. IV, с. 20, 21. [18] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 231. [19] Барсков Я. Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. СПб., 1912, с. 102. — См.: Письмо Патриарха Никона царю. [20] Показательно в этом отношении суждение И. Шушерина о причинах строительства Патриархом Никоном собора по подобию храма Воскресения Христова а Иерусалиме: «ибо оная Иерусалимская Святая Церковь, — пишет он, — от озлобления турков во многих местах разорена бысть, и иными неправославными верами по своим их обычаям исперепорчена». — «Известие о рождении и о [21] Благодеяния Богоматери роду христианскому через Ее святые иконы. М., 1891, с. 443, 444 [также с. 448, 449]. [22]Русская историческая библиотека (РИБ). Т. V, стлб. 277, 278. [23] О Новом Иерусалиме как «образе» Святого Града согласно иконографическому и догматическому учению Православной Церкви подробно говорит сам Патриарх Никон в «Возражении» на 13-й вопрос-ответ Стрешнева — Лигарида. — ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. III, лл,, 114, 115 об., 116. [24] О том, что Новый Иерусалим одновременно явился «иконой» Царства Небесного, прикровенно, но достаточно определенно свидетельствуют, например, некоторые надписи в Воскресенском монастыре, сделанные при Патриархе Никоне, особенно надпись на Всехсвятском колоколе, содержащая множество цитат из Откровения Иоанна Богослова. — См.: архимандрит Леонид (Кавелин). Историческое описание ставронигиального Воскресенского Новый Иерусалим именуемого монастыря. М., 1876, с. 89—92, 100. [25]Сведения об устройстве Ново-Иерусалимского монастыря приведены в вышеупомянутой книге архимандрита Леонида (Кавелина) . [26] Шушерин И. Указ, соч., с. 42; митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 458. [27] Выражение протоиерея Иоанна Неронова. — Каптер ев Н. Ф. Указ, соч., с. 303. [28] Митрополит Макарий. Указ, соч.. Т. XII, с. 686. [29] Субботин Н. Дело Патриарха Никона. М., 1862, с, 244—249. Письмо Патриарху Константинопольскому. [30] Там же. Письмо Патриарху Иерусалимскому. [31] Митрополит Мак арий. Указ. соч. Т. XII, с. 720. [32] Архидиакон Павел Алеппский. Указ, соч. Вып. IV, с. 169. [33] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 312, 313. [34] Собор Русской Церкви 1660 года не лишил Патриарха Никона сана и постановил избрать на его место нового патриарха. Патриарха Никона на Собор не позвали, и он заявил, что без его присутствия выборы не могут быть законными. И после этого заявления его не пригласили, а соборные решения царь не провел в жизнь. — Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 353—366. [35] Церковный Собор 1665 года также не предавал Патриарха Никона суду и извержению из сана, ограничив его в правах относительно монастырей, им построенных. — Митрополит Мак арий. Указ. соч. Т. XII, с. 506—512. [36] Патриарх Никон. Наставление христианину, 1660. — ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. I, лл. 292—401. [37]Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. ХП, с. 349. [38] Свое патриаршее правление Никон всегда обусловливал только полным согласием царя с Церковью. «Яко аще великий государь царь Святаго Евангелия, святых апостол и святых отец заповедей не обещался хранити непреложно пред Богом и Святою Богородицею, то не бы мыслил [я] на таковый сан взыти», — писал Патриарх Никон в 1663 году. — ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. III, л. 12. [39] Это относится прежде всего к Иоанну Неронову. — Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 218. [40] Там же, с. 225, 226; Митрополит Антоний. Восстановленная истина. О Патриархе Никоне. Соч. Т. IV, доп. Киев, 1919, с. 218 [41] Каптер ев Н. Ф. Указ, соч., с. 513. [42] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 743. [43] Субботин Н. В кн.: Дело Патриарха Никона, М., 1862. [44] См. сн. 31. [45] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 754—757. [46] Шушерин И. Указ, соч., с. 93, 94. [47] Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. VI, с. 277, [48] Шушерин И. Указ, соч., с. 104. [49] Архимандрит Леонид (Кавелин). Указ, соч., с. 82. [50] Бриллиантов И. Патриарх Никон в заточении на Белоозере. СПб., 1899, с. 122; Митрополит Антоний. Восстановленная истина. О Патриархе Никоне. Соч. Т. IV, Киев, 1919, с. 275. Протоиерей Лев ЛЕБЕДЕВ |