browser icon
You are using an insecure version of your web browser. Please update your browser!
Using an outdated browser makes your computer unsafe. For a safer, faster, more enjoyable user experience, please update your browser today or try a newer browser.

Новый Иерусалим в Жизни Святейшего Патриарха Никона

Posted by on 21.12.2013
IMG_6911_изменить размер

 

(«ЖМП», №8, 1981 г.) К 300-летию со дня кончины — 17 августа 1681 года

«Бысть убо и на нас зима не прилучшаяся, но воистинну великия зло­бы изливающая суровство», — сказал однажды Патриарх Никон «собинному» другу — царю Алексею Михайло­вичу [1]. «Великую злобу» во взаимоот­ношениях между людьми Патриарх Никон познал с самого раннего дет­ства [2]. Патриархом он пережил из­мену своего «собинного» друга, преда­тельство собратий, потом — неправед­ный суд, поношения, ссылку, тяжкие болезни и скорби. Отсюда та особая острота, с которой Патриарх Никон воспринимал проявление воли Божией в жизни. Он умел радоваться Божией благодати в мире, находить поддерж­ку в каждом ее проявлении. Поэтому главной опорой в духовной жизни Патриарха Никона было стремление к Горнему миру, к Царству Небесному. «Новый Иерусалим» из апокалипсиче­ского образа стал не только заветной целью его духовных чаяний, но и ре­альностью, к осуществлению которой он устремил свои недюжинные способ­ности. Став Патриархом всея Руси, он распространял это свое миропони­мание, свое духовное настроение на все русское общество. Отсюда про­истекает его созидательная деятель­ность в Соловецком монастыре, уст­роение Валдайского монастыря, а за­тем и Ново-Иерусалимского монасты­ря на реке Истре. Новый Иерусалим он видел в русском православном бла­гочестии как бы образом «жизни бу­дущего века». Он выразил свое миро­ощущение созданием под Москвой Ново-Иерусалимского монастыря, как бы подобия храма Воскресения в Иерусалиме, в котором нам дан зримый образ и напоминание о конечной цели своих стремлений.

Это стремление духовно возвести себя и вверенную Богом паству в «Новый Иерусалим» — основное в жизни Патриарха Никона. Оно пона­чалу совпало, а затем вступило в про­тиворечие с главной линией государ­ственной деятельности царя Алексея Михайловича. Во взаимном переплете­нии и борьбе целей и стремлений Пат­риарха и царя решались не только их личные судьбы, но определялся ха­рактер дальнейшего развития страны.

Будущий святитель родился в крестьянской семье в селе Вельдеманове, близ Нижнего Новгорода, в мае 1605 года. В крещении ему дали имя Никита. Рано начал учиться он гра­моте и молитвам. Отрок стал послуш­ником Макарьева Желтоводского мо­настыря. Затем по настоянию родных оставил монастырь и женился. Он был сначала псаломщиком, потом священником в одном из сел в родных краях. В 1627 году переехал в Моск­ву и прожил здесь около девяти лет. Трое его детей умерли в младенче­ском возрасте, и отец Никита решил целиком посвятить себя служению Богу. Его супруга рассудила соглас­но с ним. Она приняла постриг в Алексеевской женском монастыре в Москве, а он около 1636 года ушел в Анзерский скит Соловецкого монасты­ря. Там преподобный Елеазар (+ 1656, память 13 января) постриг иерея Ни­киту в монашество с именем Никон, в честь преподобномученика епископа Никона (память 23 марта) [3]. Три го­да иеромонах Никон подвизался на Анзерском острове в суровых услови­ях Севера, соблюдая очень строгое правило скита. В 1639 году [4] он ушел в Кожеезерскую пустынь и поселился на острове среди озера, построив там себе келлию. В 1643 году братия этой обители избрала его игуме­ном [5].

В 1646 году по делам пустыни он приезжал в Москву и был, по обычаю того времени, как и каждый приез­жавший в столицу игумен, представ­лен царю Алексею Михайловичу. Мужественный, закаленный в духовной брани, строгом подвиге монах с пер­вого взгляда покорил сердце молодо­го государя. Так началось быстрое возвышение Никона. Семнадцатилет­него царя, желавшего следовать путями православного благочестия, и сильного духом инока связала искрен­няя дружба. Игумен Никон был на­значен архимандритом Ново-Спасско­го монастыря в Москве. В 1649 году решено было поставить его митропо­литом Новгородским. А через три года, в 1652 году, Собором архиереев и духовенства он был избран Патри­архом Московским и всея Руси. Мит­рополит Никон не сразу согласился принять патриарший сан, поставив условие, чтобы во всех делах веры все, не исключая царя, повиновались ему как архипастырю и отцу [6].

Духовное сознание Патриарха Ни­кона, в частности его представление о Церкви, а также иноческие взгляды во многом формировались под влия­нием Соловецкой обители. Располо­женная на островах, с монастырем-твердыней, эта обитель и ее пустын­ный Анзерский остров-скит — удел молитвенного безмолвия — послужили источником того своеобразного «ост­ровного» принципа, который положен в основу всех трех созданных им мо­настырей. Патриарх Никон всю жизнь соблюдал монашеское правило Анзерского скита. Его учителями в пастыр­ской деятельности были святитель Иоанн Златоуст и святитель Филипп, Митрополит Московский. Любимыми книгами Патриарха Никона были тво­рения святого Иоанна Златоуста, осо­бенно его толкования на Послания апостола Павла. Образцом святитель­ского служения стал для него Митро­полит Филипп, которого Патриарх Ни­кон очень почитал, имел с ним особо близкое молитвенное общение [7] и освя­щал в его честь приделы в храмах своих монастырей. Будучи митропо­литом Новгородским, он в 1652 году с сугубой торжественностью перенес мощи святителя Филиппа из Соловец­кого монастыря в Успенский собор в Москве. По его совету царь Алексей Михайлович прочитал над мощами святителя Филиппа покаянную гра­моту, в которой содержалась просьба простить его прадеда Иоанна Василье­вича Грозного, при котором был за­мучен Митрополит Филипп II(1566— 1569), обличавший царскую жесто­кость и беззакония [8]. Прецедент для такого не совсем обычного покаяния был найден в житии святителя Иоан­на Златоуста: посылая за его мощами в Команы, император Феодосии написал грамоту, в которой просил про­щения у святого за свою мать, изгнав­шую его… Пример святителя Филип­па оказал влияние и на понимание Патриархом Никоном монашеского подвига. Его личный духовный подвиг сочетал глубокую молитвенность, молчальничество и уединение, неустанное служение Церкви, с такой разнообраз­ной внешней деятельностью, как стро­ительство, сельскохозяйственные рабо­ты, занятия наукой, языками, живо­писью, медициной — столь многосто­ронне была одарена Божественным Промыслом его натура.

Церковное сознание Патриарха Ни­кона, насколько его можно воссоздать из его образа жизни и эсхатологиче­ских размышлений, выраженных осо­бенно ярко в создании Нового Иеру­салима, многочисленных писем царю и другим лицам, его строительной деятельности, сводилось к главной идее: среди волн «житейского моря, воздвизаемого напастей бурею» (ка­нон, глас 6, ирмос, песнь 6), островом спасения является Святая Православ­ная Церковь. Поскольку страны пра­вославного Востока в то время нахо­дились под османским владычеством, то как бы «островом» Вселенской Церкви оставалась Русская Церковь. В ней самой надежнейший «остров» спасения представляло духовное под­вижничество, совершаемое в духе древних церковных установлений, по правилам святых отцов и подвижни­ков благочестия. Оно находило свое законченное выражение в монашестве. Таким образом, монастырь, прочно отгороженный от стихий «мира сего» крепкими стенами, являл собой самое яркое, кристаллизованное выражение Православия.

Эти представления отчетливо ото­бразились в монастырском строитель­стве Патриарха Никона. Он создает Иверский монастырь на острове Вал­дайского озера, Крестный мона­стырь — на Кийском острове Онеж­ской губы. Ново-Иерусалимский мо­настырь нарочито оформляется в ви­де острова. Для этого были использо­ваны природная излучина реки Истры и система искусственных водоемов, отделивших монастырь со всех сторон от «материка». Даже «отходная пу­стынь» (скит) Патриарха Никона близ этого монастыря, на, берегу Ист­ры, — место молитвенных подвигов святителя — былатожеискусственно превращена в островок…

Все это наиболее соответствовало Евангельскому учению о Церкви Хри­стовой (Ин. 18, 36). Однако это не значило, что Патриарх Никон хотел видеть Церковь полностью отгорожен­ной от общества. В его время рус­ское общество являлось одновременно и обществом церковным.

В православном обществе Церковь одухотворяет и освящает стихию мир­ской жизни, но не отвергает ее само­стоятельности, не господствует над ней. Государство имело своего гла­ву — царя, помазующегося от Церкви. Но Патриарх, как духовный глава, может и должен внушать дарю над­лежащее почтение к вере и Церкви, обличать, если он отступает от запо­ведей Божиих или стремится распро­странить свою власть на Церковь. Патриарх должен стоять за правду Божию твердо и бесстрашно, как сто­яли святые Иоанн Златоуст и Митро­полит Филипп… [9]

Царь Алексей Михайлович в моло­дости полностью разделял эти взгля­ды. Но во второй половине 40-х годов у него сложились свои воззрения на взаимоотношения Церкви и государ­ства. Профессор Н. Ф. Каптерев в монографии «Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович» убедительно по­казал, что Алексей Михайлович, под влиянием своего духовника протоие­рея Стефана Вонифатьева и греческо­го духовенства, во множестве приез­жавшего в Россию, проникся идеей освобождения от османского владыче­ства восточных земель, населенных православными народами, в том чис­ле Палестины, и присоединения их к своей державе. Он всерьез готовился стать царем всего православного Во­стока [10]. Этим в действительности до­стигалось бы осуществление идеи «Москва—третий Рим».

В этих целях царю необходимо бы­ло засвидетельствовать верность тра­дициям Восточного Православия, ка­ноническое единство с ним Русской Церкви. А русские Богослужебные книги и обряды являли между тем примеры многочисленных несоответ­ствий с греческими, на что постоянно указывали восточные иерархи. В свя­зи с этим царь Алексей Михайлович предпринял новое исправление рус­ских обрядов и книг. Книжные исправления делались неоднократно и ранее, но теперь решено было осуществить эту программу во всей полноте. Отча­сти осуществление ее началось еще до того, как Никон стал Патриархом [11]. Исправление Богослужебных книг вы­зывалось и внутренними потребностя­ми Русской Церкви, поэтому Патриарх Никон взялся за него столь решитель­но. К тому же он был убежден восточ­ными иерархами в правильности сов­ременной ему греческой богослужеб­ной практики [12], ее соответствии древ­ним церковным установлениям и же­лал содействовать единству Вселен­ского Православия унификацией рус­ских Богослужебных книг с грече­скими.

Вместе с представлением о Москве и России как «третьем Риме», насле­дующем мирское и духовное могуще­ство павшего некогда «Рима второ­го»—Константинополя и православ­ной Византийской империи, в русском обществе в том же, XVIвеке сложи­лось представление о Москве как «Но­вом Иерусалиме» [13]. Как выражение этого представления в 1601 году был создан проект постройки в Кремле, на месте Успенского собора, церкви по подобию храма Воскресения (Гроба Господня) в Иерусалиме [14]. Проект вызвал сильные возражения — разрушить Успенский собор представля­лось кощунственным — и не был осу­ществлен. Идея «третьего Рима» под­держивалась государственным могу­ществом страны, тогда как представ­ление «Москва — Новый Иерусалим» питалось благочестием русского об­щества, которое делало Русскую Цер­ковь как бы новым духовным цент­ром Православия. Обе идеи до вре­мени не противоречили одна другой и мирно уживались в сознании об­щества. И если Алексей Михайлович, как государственный деятель, стре­мился к воплощению идеи «третьего Рима», то Патриарх Никон, естествен­но, тяготел к идее «Нового Иеруса­лима».

Особое значение Русской Церкви для Вселенского Православия утверж­далось в сознании русских людей и многими представителями православ­ного Востока. Так, Патриарх Антиохийский Макарий, посетивший Рос­сию в первый раз в 1654—1656 годах, восхищаясь благочестием русского об­щества, говорил своим спутникам: «Все эти обычаи существовали преж­де и у нас, во дни наших царей, но мы их утратили; они перешли к этому народу и принесли у него плоды, ко­ими он превзошел нас» [15]. В 1664 году Патриарх Иерусалимский Нектарий писал Алексею Михайловичу: «В на­стоящем положении, когда наша Цер­ковь находится под игом рабства, а мы уподобляемся кораблям, потоп­ляемым беспрестанными бурями, в од­ной вашей Русской Церкви видели мы как бы Ноев ковчег для спасения от потопа» [16].

Таким образом, место Русской Церкви во Вселенском Православии определялось, с одной стороны, высо­той русского народного благочестия, особенно заметного тогда на фоне об­щего упадка в среде восточных пра­вославных обществ, а с другой сторо­ны, государственным могуществом России — крупнейшей в мире право­славной державы. Оба факта в созна­нии современников прямо связывались между собой. Тот же Патриарх Антиохийский говорил, что русские потому заботятся о хранении благочестия, что «знают о случившемся с греками и о потере ими царства» [17]. Совершен­ствование церковной жизни, укрепле­ние веры и добрых нравов являлось главной заботой и Алексея Михай­ловича, и Патриарха Никона.

Первосвятительская деятельность Патриарха Никона характеризуется решительными мерами по укреплению благочестия и благочиния во всех сло­ях общества, ревностным хранением высокого авторитета Церкви, патри­арха, духовенства, защитой и утверж­дением прав церковной власти. Пра­вославный монах-подвижник, строгий прежде всего к себе, человек дела, обладавший огромной внутренней сво­бодой, Патриарх Никон поощрял доб­родетели, обличал и наказывал поро­ки ревностно, а зачастую и резко, в ком бы их ни обнаруживал, не взирая на лица. Он превосходил своих совре­менников знаниями, способностями, широтой взглядов. Перед ним трепе­тали князья и бояре, епископы и не­радивые клирики. Патриарх мало об­ращал внимания на то, что этим на­живает себе многих завистников и врагов. Он совершал великое дело ук­репления духовных основ русской жиз­ни, чтобы Русская Церковь действитель­но была «Ноевым ковчегом» для спасения Вселенского Православия. Вместе с тем как выходец из народа Патриарх Никон глубоко и искренне любил и понимал простых людей, отличался необычайным странноприимством и был преданно любим наро­дом как деятельный защитник и хо­датай за бедных и притесняемых.

Первые годы Патриарх Никон и Алексей Михайлович сообща решали все важнейшие дела как церковной, так и государственной жизни. Царь непременно участвовал во всех Собо­рах Церкви, а Патриарх — в Бояр­ской думе. В совете с Патриархом Никоном был окончательно решен во­прос о начале освободительной войны за воссоединение Украины с Россией. Уезжая на длительное время в походы, Алексей Михай­лович полностью доверял текущие государственные дела Патриарху Ни­кону, который справлялся с ними так, словно был прирожденным государ­ственным деятелем. В 1653 году царь почтил Патриарха Никона титулом «великий государь» [18]. Раньше так именовался только Патриарх Филарет, в силу того, что он был родным от­цом царя Михаила Феодоровича. Во время Богослужений Патриарх Ни­кон, однако, повелел именовать себя в соответствии с церковным Уставом «Великим Господином», но в государе­вых указах, в церковных грамотах, пе­чатных книгах за ним прочно укре­пился титул «великий государь». Рус­ское общество признало в Патриархе действительно равного с царем прави­теля. Тем не менее между Патриар­хом и Алексеем Михайловичем су­ществовало очень четкое разделение ответственностей и обязанностей. Царь предоставлял Патриарху самостоя­тельно вершить текущие церковные дела, а Патриарх Никон никогда по своей инициативе не вмешивался в царское правление государственными делами [19].

Отношения сердечной любви, полно­го доверия и согласия с правителем государства Патриарх Никон почитал единственно нормальными и возмож­ными в православном государстве и мыслил свое патриаршее служение только при наличии таких отношений. В этой любви был, как ему представ­лялось, отблеск Небесного света, знамение того, что основы обществен­ной жизни могут и должны устрояться «во образ» Иерусалима Нового, Цар­ства Божия.

Этой целью определялась деятель­ность Патриарха Никона, направлен­ная на развитие русского монашества как главной опоры народного благочестия. Исходя из своих представле­ний о сущности Православия и считая Русскую Церковь «ковчегом спасения» Церкви Вселенской, он желал как бы «перенести» в Россию основные ду­ховные ценности и святыни Востока, чтобы спасти их от «потопа» инове­рия в период османского владычест­ва [20]. В 1652 году Первосвятитель Русской Церкви приступил к созда­нию монастыря на Валдайском озере, который строился «во образ» Иверской обители Святой Горы и получил название Иверского. На Афоне зака­зывается (второй по счету) для Рус­ской Церкви список Иверской чудо­творной иконы Божией Матери — Портаитиссы (греч. — Вратарницы) [21]. Мо­настырь вскоре населяется не толь­ко русскими, но и переведенными сю­да монахами Кутеинского монастыря под Оршей — в основном белорусами. В этот монастырь на жительство на­рочито посылались также новокреще­ные немцы, литовцы, поляки, евреи, был один калмык [22]. Так в обители создается своеобразная символиче­ская «икона» Святого Афона как меж­дународного монашеского братства.

Еще до завершения строительства Иверской обители, в 1656 году, Патри­арх Никон приступил к сооружению сразу двух других монастырей — Крестного на Кийском острове Онеж­ской губы и Ново-Иерусалимского Воскресенского под Москвой. Крест­ный монастырь строился по обету, данному Патриархом Никоном еще в 1639 году, когда он чудесно спасся от бури, плывя с Анзерского острова на материк. Главной святыней монасты­ря стал большой кипарисовый крест, привезенный из Святой Земли, в ко­торый Патриарх Никон вложил около 300 частиц мощей святых подвижни­ков, в том числе русских. В то же время Патриарх приступил к осущест­влению недавно пред тем созревшего грандиозного замысла о создании це­лой «подмосковной Палестины»…

Палестина — Обетованная земля всегда была в религиозном сознании прообразом «Новой земли» Царства Небесного. Поэтому Патриарх Никон осмыслил «подмосковную Палестину» как образ — «икону» одновременно и Святой Земли — места жизни и под­вига Иисуса Христа [23], и «Новой зем­ли» (Откр. 21, 1, 2) «будущего века», «Иерусалима Нового» [24]. Творение Патриарха Никона получило название Нового Иерусалима. Храм Воскресе­ния в этом монастыре по внутреннему устройству точно воспроизводит иеру­салимский храм Гроба Господня: там были и Голгофа, и Гроб Господень, и камень помазания, и всё прочее, что находится в Иерусалимском храме [25]. Храм только в основных линиях соот­ветствует своему прототипу: его архитектура и убранство оригинальны. Но­во-Иерусалимский монастырь — во­площение и исконно-русского зодче­ства, и евангельский образ. Он подо­бен городу, возносящемуся на высо­кой горе, украшен многоцветной кера­микой, золотом типично русских купо­лов; все это напоминает о прекрасном образе «Иерусалима Нового», «неве­сты Агнца» (Откр. 21, 9—19). В мо­настыре и окрестностях есть свой «Вифлеем», «Иордан», «Вифания», «Рама», «Назарет», горы «Елеон», «Фавор» и «Ермон» и т. д.

Монастырь был также нарочито на­селен разноплеменным братством — русскими, украинцами, белорусами и принявшими Православие литовцами, евреями, немцами [26] и оказался та­ким образом, подобно Афону, как бы кафолическим центром православного подвижничества. Он ясно свидетель­ствовал о главной цели Вселенской Церкви — вести людей посредством духовного подвига к Царству Небес­ному, олицетворял сущность Церкви как Нового Иерусалима. Все это, не­сомненно, служило провозглашению близкого сердцу Патриарха мироощу­щения и поднимало его личный духов­ный авторитет.

Алексей Михайлович, во всем преж­де поддерживавший Патриарха, начал прислушиваться к наветам его врагов, которые давно старались внушить ца­рю, что «его власти уже не слы­хать» [27], — ее попрал гордый Никон, превознесшийся над царем. Замысел Патриарха о Новом Иерусалиме, ко­торый царь поначалу одобрил и под­держал, теперь представлялся ему до­казательством непомерного «превоз­ношения» Патриарха. Позднее, в 1666 году, когда для суда над Патри­архом Никоном в Москву прибыли Патриархи Антиохийский Макарий и Александрийский Паисий, Алексей Михайлович имел с ними длительную беседу, в которой разъяснял суть свое­го разлада с Патриархом [28]. «На­страивали» Патриархов определенным образом и враги Никона из числа ду­ховенства и боярского правительства. Сразу же после суда восточные иерар­хи написали письма Патриархам Кон­стантинопольскому и Иерусалимскому с изложением того понимания дела, которое им внушили при дворе и ко­торое определило характер судебного процесса. Главной виной Патриарха — Никона, тем, в чем, по их словам, он повинен «паче всего» [29], названо в этих письмах создание Нового Иеру­салима. «…Многая и превеликая бяше внутренняя болезнь достойнейшему царю нашему, иже аки от источника изливаше слезы от своих очес… — говорилось в письме Иерусалимскому Патриарху, — ибо в такое прииде напыщение гордостный Никон, яко сам ся хиротониса патриархом Нового Иеру­салима, монастырь бо, его же созда, нарече Новым Иерусалимом со всеми окрест лежащими, нарицая Святой Гроб, Голгофу, Вифлеем, Назарет, Иордан» [30]. Патриарх Никон, конеч­но, не хиротонисал себя «Патриархом Нового Иерусалима», но в частных письмах он иногда подписывался так, желая лишь указать место своего пре­бывания после ухода от правления Церковью, когда перестал быть «Мос­ковским и всея Руси». На суде Пат­риарх Никон отметил, что подписы­вался так, стремясь к Горнему Иеру­салиму, и называл «себя того (т. е. Горнего. — Л. Л.)Иерусалима свя­щенником» [31]. Эти слова могут озна­чать лишь то, что он желал быть од­ним из священников Горнего Иеруса­лима, служащих Господу (Откр. 5, 10). Тем самым он достаточно ясно обнаружил, что связывает в своем ду­ховном сознании свой Новый Иеруса­лим с «Иерусалимом Новым» Откро­вения Иоанна Богослова.

Рост авторитета Патриарха вскрыл в Алексее Михайловиче «внутреннюю болезнь» уязвленной гордости. Отсю­да явилось желание царя «смирить» Патриарха и поставить себя, само­держца, главой церковных дел. В 1656 году царь грубо оскорбил дру­га-Патриарха по поводу несуществен­ного обрядового вопроса [32], показы­вая тем, что он считает себя ответ­ственным не только за государствен­ные, но и за все церковные дела. Хо­тя на этот раз оба «великих государя» быстро примирились, отношения меж­ду ними стали натянутыми. В душе царя нарастало раздражение. Патри­арх смирялся и терпел. В июле 1658 года царь не пригласил Патриарха на прием по случаю приезда грузинского царевича, что было по тому времени неслыханным и демонстративным ос­корблением Предстоятеля Церкви. Позднее царь не прибыл на патриар­шее служение в праздник Казанской иконе Богоматери — 8 июля, что рань­ше всегда делал, и в праздник Ризе Господней — 10 июля. К тому же он послал сказать Патриарху, чтобы тот впредь не именовал себя «великим государем», и, что он, царь, больше не будет усвоять ему этот титул [33]. Патриарх глубоко изучил душу свое­го «собинного друга» и потому хоро­шо понял его — царь открыто разры­вал дружеские отношения с ним. При таких обстоятельствах Патриарху Ни­кону пришлось самому уйти от дел правления. Он удалился в Новый Ие­русалим, благословив законно избрать на свое место нового Патриарха, Он просил оставить за ним сан патриар­ший и владение монастырями — Иверским, Крестным и Новоиерусалимским. Иерархи не возражали против этих условий [34], предлагая значительно ограничить права Патриарха Никона в отношении его монастырей [35]. Но такое решение не устраивало царя. Живя в Новом Иерусалиме и остава­ясь в патриаршем сане, Патриарх Ни­кон продолжал бы владеть умами и в Русской, и во Вселенской Православ­ных Церквах. Алексей Михайлович за­держал выборы нового Патриарха, чтобы повести дело к полному низло­жению Патриарха Никона и судебной расправе над ним. «Дело» затянулось почти на девять лет…

За это время царь взял церковное правление фактически в свои руки. Патриарх Никон восстал против это­го самоуправства, доказывая, что в церковных делах «священство преболе царства есть», что царь не имеет пра­ва властвовать над Церковью. «Идеже бо аще Церковь под мирскую власть снидет, — писал он Алексею Михайловичу, — несть Церковь, но дом человеческий и вертеп разбойни­ков» [36]. Патриарх вспоминал исто­рию, убедительно доказывая, что там, где царская власть с должным почте­нием относилась к власти церковной, там «и самые царства были в чести», а когда «злоба гордости умножилась» и архиерейская честь была унижена, «там, увы, и царства начали падать и пришли в бесчестие, как известно о греках…» [37]. Патриарх Никон то об­личал царя в беззаконном подчинении себе Церкви, то старался пробудить в нем дружеские чувства. Он мог бы вернуться — и хотел вернуться — к правлению, если бы царь предоставил Патриарху должную полноту власти в церковных делах [38].

Тем временем Русская Церковь, ос­тававшаяся без Патриарха, претерпева­ла серьезные бедствия. Противники книжных и обрядовых исправлений из числа лично «обиженных» Патри­архом духовных лиц давно вели борь­бу против этих преобразований. Пока Патриарх Никон был у власти, проти­водействие не могло существенно ска­заться на церковной жизни. Непокор­ных Патриарх лишал влияния на паству, а тем, которые изъявляли же­лание оставаться в мире с Церковью, он разрешал придерживаться столь любимых ими прежних обрядов и книг [39], предпочитая действовать с пастырской рассудительностью, не прибегая к ненужному насилию. Мож­но утверждать со всей ответственно­стью, что, если бы Патриарх Никон остался у кормила правления Цер­ковью, раскола в ней не произошло бы. Это справедливое мнение выска­зал один из виднейших русских цер­ковных историков — митрополит Мос­ковский Макарий (Булгаков), разде­ляют его. и другие ученые [40]. Возник­новение раскола явилось в Русской Церкви следствием ряда ошибок Алексея Михайловича. Пользуясь доб­ровольным уходом Патриарха Никона от дел правления и желая привлечь на свою сторону его идейных против­ников, царь одних возвратил из ссы­лок, другим предоставил большую свободу действий. Результат не за­медлил сказаться. В 1662 году сам Алексей Михайлович уже жаловался восточным Патриархам, что в Русской Церкви большие несогласия в Бого­служении, «а в иных местах и раско­лы» [41]. Вину за это царь несправед­ливо возлагал на «самоволь­ный» уход Патриарха Никона от прав­ления.

В конце 1666 — начале 1667 года состоялся соборный суд над Патриар­хом Никоном. Его лишили сана и приговорили к пожизненному заточению в Ферапонтов монастырь, хотя доста­точных оснований для такого пригово­ра не было. Судьям настолько не хватало обвинений, что, уже огласив приговор и осудив Патриарха, они не­законно дополнили этот приговор еще одним наспех сделанным и непрове­ренным, «обвинением» в том, что Пат­риарх Никон применял в своих монастырях «градские» (мирские, недухов­ные) наказания [42]. Патриарх обви­нялся в «самовольном» уходе. Но уход этот был вынужденным. А причи­ны «гнева» царя, его разлада с Пат­риархом судьи не стали рассматри­вать, хотя Патриарх Никон во время процесса неоднократно указывал на необходимость такого исследования [43]. Не преминули поставить в вину Пат­риарху Никону и создание Нового Иерусалима (второй пункт пригово­ра). Патриархи Макарий и Паисий действовали, угождая русскому царю [44]. Более того, как о том на суде заявил Патриарх Никон, в период Собора эти восточные иерархи были смещены со своих кафедр по настоянию султана. Обоснованность осуждения Патри­арха Никона вызывает большие сом­нения.

Низложенного Патриарха отправили в ссылку. Продолжавший свои засе­дания Большой Московский Собор после бурных прений отверг учение о приоритете царской власти в делах

церковных, несмотря на стремление восточных иерархов, особенно митро­полита Паисия Лигарида, утвердить его в угоду Алексею Михайловичу. Было вынесено решение, которого до­бивался и за которое пострадал Пат­риарх Никон: царь имеет власть в делах государственных, Патриарх — в церковных [45]. Собор одобрил и утвер­дил основные реформы Патриарха Никона в церковной жизни. Так в полной мере обнаружилось, что цер­ковная деятельность Патриарха была выражением воли и сознания всей Русской Церкви, лучшей части всего русского общества.

Пятнадцать лет Патриарх Никон томился в тяжелой ссылке, где перио­ды относительной свободы чередова­лись для него с периодами сурового и полного заключения. В то время он не переставал стремиться в Новый Иеру­салим, скорбел, что не закончил стро­ительства собора [46]. К 1666 году со­бор был построен до сводов, в нем освящено было несколько приделов, в частности Голгофский, где Патриарх Никон особенно любил служить. Пос­ле осуждения Патриарха Никона Алексей Михайлович приостановил строительство монастыря, так и не поняв высокого замысла этого творе­ния. Строительство было продол­жено только при царе Феодоре Алексеевиче.

Отвергнуть духовную идею «Нового Иерусалима» значило избрать «третий Рим», то есть встать на путь земного могущества. Но одно оказалось невоз­можным без другого, как и полагал Патриарх Никон. Царь вынужден был отказаться от многих планов, в част­ности, идея освобождения православ­ного Востока из-под османского вла­дычества и присоединения его к Рос­сийской державе так и не осуществи­лась.

Патриарх Никон молил царя, чтобы ему разрешили завершить жизнь в любимом Новом Иерусалиме или хо­тя бы в Иверском монастыре [47]. Просьбу заключенного друга Алексей Михайлович не исполнил. 30 января 1676 года в возрасте сорока шести лет царь скончался.

Сын его, Феодор Алексеевич, воз­мужав, сумел оценить красоту и вели­чие замысла Нового Иерусалима. С большими трудностями он добился согласия Патриарха Иоакима на воз­вращение Патриарха Никона из ссыл­ки и послал восточным Патриархам письма с просьбой разрешить и вос­становить его в сане. Из Кирилло-Белозерского монастыря безнадежно больного Патриарха повезли по рекам на плотах в Новый Иерусалим. Из городов и сел встречать его выходил народ, С большим торжеством встре­тили его жители Ярославля. Люди входили в воду, чтобы получить бла­гословение Патриарха. Утешенный сердечной любовью народа, окружен­ный любимыми учениками и сподвиж­никами, Патриарх Никон, причастив­шись Святых Христовых Тайн, «в доб­ром исповедании» мирно отошел ко Господу 17 августа 1681 года, близ Ярославля, воздав словами святого Иоанна Златоуста благодарение Богу за всё… [48]

Прах почившего Первосвятителя был привезен в Новый Иерусалим. В великом благоговении совершали Божественную литургию и чин погре­бения, поминая Святейшего Никона как Патриарха. Царь Феодор Алексее­вич лично предал тело почившего свя­тителя земле там, где Патриарх Ни­кон и завещал похоронить себя, — в приделе Иоанна Предтечи под Голго­фой [49]. На погребении была царская семья, собор духовенства, братия Но­во-Иерусалимского монастыря и мно­жество народа. Отпевание и погребе­ние возглавил митрополит Новгород­ский Корнилий (1674—1695). В сен­тябре 1682 года в Москве были полу­чены грамоты четырех Восточных Патриархов, разрешавших усопшего Первосвятителя Русской Церкви и вос­станавливавших его в лике Патриар­хов Московских и всея Руси [50].

ССЫЛКИ И ПРИМЕЧАНИЯ

[1]  Центральный Государственный архив древних актов (далее ЦГАДА}, ф. 27, д. 140, ч. III, л. 114.

[2] Известие о рождении и о воспитании и о житии Святейшего Никона, Патриарха Московского и всея Руси, написанное клириком его Иоанном Шушериным. М., 1871, с. 1, 2.

[3] Георгиевский Г.  Никон,  Святейший Патриарх Всероссийский, и основанный им Новый Иерусалим. М., 1899, с. 345.

[4] Архимандрит Амвросий. История Российской иерархии.  Ч. IV. М., 1812,  с. 832. Здесь приведено свидетельство самого Патриарха  Никона.  Кроме того  известно,  что он ушел из скита в результате размолвки с преподобным Елеазаром  по  поводу  строительства каменной церкви в ските. Официальные документы об этой постройке относятся к  1638 году. И. Шушерин свидетельствует, что иеромонах Никон пробыл в Анзере три года. Значит, пришел он туда в 1636 году.

[5] Митрополит Макарий  (Булгаков). История Русской Церкви.  Т.  XI. СПб., 1882, с. 163.

[6] Там же. Т. ХII, СПб., 1883, с. 4—7; С.  М. Соловьев.  История  России  с  древнейших времен. Кн. V. М., 1961, с. 523.

[7] В сонном видении святитель Филипп благословил Патриарха Никона на создание Иверского монастыря. См.: Митрополит Мак арий. Т. XII, с. 247.

[8] Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. V, с. 516, 517; митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XI, с. 176, 177.

[9] Эти воззрения подробно изложены самим Патриархом Никоном в  его труде  «Возражение  или разорение смиренного Никона, Божией милостью Патриарха,  противо вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту  Паисее  Лигаридусу  и на ответы Паисеовы».  — Возражения на  вопросы 20, 24, 25, ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. III.

[10] Каптерев  Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1909, ч. 42—47; Путешествие Антиохийского Патриарха  Макария в Россию в половине XVII  века,  описанное  его  сыном, архидиаконом Павлом Алеппским.  Вып.  IV.  М.,  1890— 1900, с. 170, 171.

[11] Там же, с. 19, 49, 50, 73.

[12] Там же, с. 65, 66.

[13] Ильин  М. А.  Каменная летопись Московской Руси. М.,  1966, с. 49, 50. Автор пишет (правда, без ссылки),  что  идея  «Нового Иерусалима» предшествовала идее  «третьего Рима».

[14] Там же, с. 58.

[15] Архидиакон  Павел  Алеппский.  Путешествие Антиохийского Патриарха Макария в Россию в  половине  XVII  века… Вып. III, с. 125, 126.

[16] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 381.

[17] Архидиакон Павел Алеппский. Указ, соч. Вып. IV, с. 20, 21.

[18] Митрополит Макарий. Указ.  соч. Т. XII, с. 231.

[19] Барсков Я. Л. Памятники первых лет русского старообрядчества. СПб., 1912, с. 102. — См.: Письмо Патриарха Никона царю.

[20] Показательно в этом отношении суждение И. Шушерина о причинах строительства Патриархом Никоном  собора по  подобию  храма Воскресения Христова а Иерусалиме: «ибо оная  Иерусалимская  Святая  Церковь, — пишет он, —  от озлобления турков во многих местах  разорена бысть, и иными неправославными верами по своим их обычаям исперепорчена».  —  «Известие  о  рождении  и о
воспитании и о житии Святейшего Никона, Патриарха Московского и всея Руси…» М., 1871, с. 31.

[21] Благодеяния Богоматери роду христианскому через Ее  святые иконы.  М., 1891, с. 443, 444 [также с. 448, 449].

[22]Русская историческая библиотека  (РИБ). Т. V, стлб. 277, 278.

[23] О  Новом Иерусалиме как «образе» Святого Града согласно иконографическому и догматическому учению Православной Церкви подробно говорит сам Патриарх Никон в «Возражении» на  13-й вопрос-ответ Стрешнева — Лигарида. — ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. III, лл,, 114, 115 об., 116.

[24] О том, что Новый Иерусалим одновременно явился «иконой» Царства Небесного, прикровенно, но достаточно определенно свидетельствуют, например, некоторые надписи в Воскресенском монастыре, сделанные при Патриархе Никоне, особенно надпись на Всехсвятском колоколе, содержащая множество цитат из Откровения Иоанна Богослова. — См.: архимандрит Леонид (Кавелин). Историческое описание ставронигиального Воскресенского Новый Иерусалим именуемого монастыря. М., 1876, с. 89—92, 100.

[25]Сведения об устройстве Ново-Иерусалимского монастыря приведены в вышеупомянутой книге архимандрита Леонида (Кавелина) .

[26] Шушерин И. Указ, соч., с. 42; митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 458.

[27]  Выражение протоиерея Иоанна Неронова.  — Каптер ев  Н.  Ф.  Указ, соч.,  с. 303.

[28] Митрополит Макарий. Указ, соч.. Т. XII, с. 686.

[29] Субботин  Н.  Дело Патриарха  Никона.  М.,  1862, с, 244—249. Письмо Патриарху Константинопольскому.

[30] Там же. Письмо Патриарху Иерусалимскому.

[31] Митрополит Мак арий. Указ. соч. Т. XII, с. 720.

[32]  Архидиакон Павел Алеппский. Указ, соч. Вып. IV, с. 169.

[33] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 312, 313.

[34] Собор Русской Церкви  1660 года не лишил  Патриарха Никона  сана  и постановил избрать на его место нового патриарха. Патриарха Никона на Собор не позвали, и он заявил, что без его присутствия выборы не могут быть законными. И после этого заявления его не пригласили, а соборные решения царь не провел в жизнь. — Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 353—366.

[35] Церковный Собор 1665 года также не предавал Патриарха Никона суду и извержению из сана, ограничив его в правах относительно монастырей, им построенных. — Митрополит Мак арий. Указ. соч. Т. XII, с. 506—512.

[36] Патриарх Никон. Наставление христианину, 1660. — ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. I, лл. 292—401.

[37]Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. ХП, с. 349.

[38] Свое патриаршее правление Никон всегда обусловливал только полным согласием царя с Церковью. «Яко аще великий государь царь Святаго Евангелия, святых апостол и святых отец заповедей не обещался хранити непреложно пред Богом и Святою Богородицею, то не бы мыслил [я] на таковый сан взыти», — писал Патриарх Никон в 1663 году. — ЦГАДА, ф. 27, д. 140, ч. III, л. 12.

[39] Это относится прежде всего к Иоанну Неронову. — Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 218.

[40]  Там же, с.  225, 226; Митрополит  Антоний. Восстановленная истина. О Патриархе Никоне. Соч. Т. IV, доп. Киев, 1919, с. 218

[41] Каптер ев Н. Ф. Указ, соч., с. 513.

[42] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 743.

[43] Субботин Н. В кн.:  Дело Патриарха Никона, М., 1862.

[44] См. сн. 31.

[45] Митрополит Макарий. Указ. соч. Т. XII, с. 754—757.

[46] Шушерин И. Указ, соч., с. 93, 94.

[47] Соловьев С. М. Указ. соч. Кн. VI, с. 277,

[48] Шушерин И. Указ, соч., с.  104.

[49] Архимандрит Леонид (Кавелин). Указ, соч., с. 82.

[50] Бриллиантов И.  Патриарх Никон  в заточении  на Белоозере. СПб., 1899,  с. 122; Митрополит  Антоний.  Восстановленная  истина. О Патриархе Никоне. Соч. Т. IV, Киев, 1919, с. 275.

Протоиерей Лев ЛЕБЕДЕВ
Журнал Московской Патриархии, №8, 1981 г.

 

Comments are closed.