С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАШЕГО ВРЕМЕНИ

Село Дарна — Воздвиженское — одно из древнейших поселений Истринского края. Его

история разделяется на несколько периодов. Вначале это село было частью огромных владе¬ний рода Пушкиных. Затем около восьмидесяти лет деревня Дарна переходила из рук в руки.

В этот период владельцами Дарны были люди, известные по своей службе и родственным связям. Под¬московные земли ценились очень дорого и раздавались людям, так или иначе связанным с великокняжеским двором, — родством или службой.

С 1658 года Дарна стала вотчиной Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. Село после по¬стройки храма стало именоваться Крестовоздвиженским. Посвящение церкви этому празд¬нику было не случайным, Дарна стала как бы завершающей точкой в великих празд¬никах, которым были посвящены храмы Нового Иерусалима, и в то же время парад¬ным въездом в подмосковные святые места.

И, наконец, после 1764 года село стало государственным, а его развитие пошло по пути многих селений ближайшего Подмосковья. В конце XIX века в Дарне был выстроен новый великолепный храм, сейчас отреставрированный и ставший одним из самых видных православных центров района.

История села в XX века была драматичной. В 1941 году через Дарну проходила пе¬редняя линия обороны Москвы. Здесь гибли и солдаты, и мирные люди.

В последние десятиле¬тия село и его окрестные деревни во многом изменили свой об¬лик. Был построен новый Агрогородок, проведены дороги.

Создавая книгу о селе Дарна, авторы надеются, что она не ставит точку в этой инте¬ресной теме. Воз¬можно, будут найдены новые материалы, которые дополнят и прояс¬нят историческое про¬шлое этого села, которым с таким интересом и усердием занимались ав¬торы.

ДРЕВНЕЙШЕЕ ПРОШЛОЕ ДАРНЫ

Самым древним памятником истории на берегах речки Доренки считаются курганы у деревни Рычково. Они относятся к первым векам славянского поселения в этом крае.

Славяне появились здесь в девятом веке. Они постепенно сливались с местным угро-фин¬ским населением. Это была мирная колонизация — нет ни одного археоло¬гиче¬ского памятника этого времени со следами военных действий.

Подмосковье было границей расселения двух больших групп славянских племен — вятичей и кривичей. Археологические исследования в Истринском районе показывают, что на берегах Истры се¬лились кривичи, пришедшие сюда с верховьев Волги. До этого рай¬она доходили и запад¬ные (смоленские) кривичи, принесшие с собой свои особенности языка. Во всяком случае название «Витебский брод» (через Истру) помнили еще в 19 веке .

В это время появились и другие славянские названия: Истра (Истр — Дунай), Сурож (от сла¬вянского названия города Судак в Крыму или от Суража в Витебской области). Расселение шло в основном по берегам рек. Именно на высоких берегах сохранились кур¬ганы, селища и городища ранних славян.

Основная волна славянского переселения прошла в одиннадцатом веке. В это время Ки¬ев¬ская Русь стонала под ударами кочевников. И народ с юга большой волной пришел в за¬щи¬щенные лесами края Северо-восточной Руси. Южные славяне принесли с собой и новые для центральной Руси на¬звания — Звенигород, Переяславль, Перемышль, Берендеево. Земли будущего Московского края весьма условно подчинялись киевскому князю: дань платили, но во всем остальном край развивался самостоятельно.

К сожалению, курганы у деревни Рычково до сих пор не исследовались. Их девять, рас¬по¬ложены они в лесу, на высоком берегу речки Песочни, напротив устья Доренки. Ближай¬ший курганный могильник находится у деревни Ермолино, особенно много та¬ких за¬хоронений на берегах Истры — у деревни Санниково, в районе Павловской слободы.

Обычно в таких курганах находят захоронения древних славян с украшениями и бы¬товыми вещами. В этот период после приня¬тия христианства славяне перестали сжигать своих умерших, а хоронили их под неболь¬шими курганами вместе с утварью.

Как правило, курганы — могильники располагались вблизи древнерусских поселе¬ний. Воз¬можно, в будущем обнаружатся следы славянских селищ на берегах реки Доренки.

На многих поселениях славян XI-XII веков находят земледельческие орудия: сош¬ники, мотыги, серпы, косы, плужные ножи. Земледелие в основном было подсечным. Рас¬чистить значительный участок под пашню было делом крайне трудным. Поэтому на деревьях делались глубо¬кие зарубки (деревья «подсекались»), а затем погибший и высо¬хший лес выжигался. Почва довольно быстро истощалась, и таким же способом гото¬вился сле¬дующий участок леса.

По всей вероятности, название речки Доренки и села связаны именно с началом зем¬леде¬лия в этих местах. Согласно словарю В.И. Даля, слово «дор» обозначает «росчисть, свобод¬ное, открытое место». Автор современного словаря географических названий Под¬московья уточ¬няет: «дор» — участок, на котором лес вырублен и выкорчеван, т. е. выдран. Автор строго привязывает это название к языку кривичей.

В Подмосковье и вообще в Центральной России название Дор, Доры встречается до¬вольно часто. Но есть и другое объяснение: название села может происходить от слова «дар». Подобные на¬зва¬ния тоже не редкость. Примером может служить известное поместье семьи Достоевских под Зарайском — Даровое.

Необходимо сказать, что в разных документах XV-XIX веков название речки писа¬лось различно — Доренка, Даренка, и даже Даринка. Два варианта названия села (Дорна и Дарна) могли встречаться в одном и том же документе. В более позднее время село иногда называлось Дарны или Дорны, иногда даже Дарно.

В XII веке район по Москве-реке и ее притокам вошел в состав Владимиро-Суздаль¬ского княжества. Монголо-татарское нашествие немного коснулось деревенских поселений. И люди стали все больше селиться в деревеньках, надежно укрытых лесами и бездорожьем. Монгольское иго – время появления множества мелких деревень в центре Руси.

С возвышением Москвы земли по Истре были подчинены новому, быстро расту¬щему цен¬тру. После смерти Дмитрия Донского этот район ненадолго попал в состав Звени¬город¬ского удельного княжества, но Московские князья позаботились вернуть себе страте¬гически важные земли — Сурожик и Лучинское.

В XV-XVII веках Дарна с прилегающими деревнями входили в огромный Москов¬ский уезд. Он делился на станы и волости, по площади приблизительно равные современ¬ным рай¬онам. Дарна находилась на такой административной границе внутри Московского уезда. Поселе¬ния на левом берегу речки Доренки — Дарна и Ивановское — Высокое входили в Су¬рож¬ский стан, на противоположном берегу находились земли Горетовой волости. К Горе¬товой отно¬сились Рычково и Ивановское — Кашино. Интересно, что деревни по Пе¬сочне в районе По¬лева также входили в эту волость.

В земельных документах русского средневековья обычно четко разграничиваются разные типы поселений. Это село, сельцо и деревня. Деревня — поселение крестьян. Нередко случа¬лось, что в деревне был один двор, а поселение называлось по имени хозяина двора и ос¬нователя населенного пункта. Поэтому так много названий происходят от имен собст¬вен¬ных — Ивановская, Петровская, Васильев¬ская, Андреевская, Ермолина, Еремеева, Сы¬соева и т.д.

Село первоначально было местом жительства хозяина земли-вотчинника или поме¬щика. В селе ставился господский двор с жилыми и многочисленными хозяйственными по¬строй¬ками, жили холопы, лично зависимые от хозяина. В средние века в селах начинают возво¬диться церкви, которые первоначально находились на погостах. В более позднее время се¬лом стало называться поселение с храмом. Сельцом обычно именуются поселение с гос¬подской усадьбой, но без церкви.

Древнейшая история поселений на речке Доренке пока содержит множество вопро¬сов. По документам известны два села с одинаковым названием Доренское. В 1451 году ве¬ликая княгиня Софья Витовтовна, дочь литовского князя и жена Василия Дмитриевича Мос¬ков¬ского (сына Дмитрия Донского) составляла свое духовное завещание. На помин души, как это было в обычае, она оставляла большие земельные владения храмам и монастырям. Свое село Баню (район современного города Красногорска) она отдала Архангельскому со¬бору в Кремле. Вознесенскому монастырю, в котором хоронили всех женщин великокня¬жеского дома, она оставила свое село Доренское. Это первое упоминание села с таким на¬званием в известных нам документах.

Вознесенскому монастырю действительно долгое время принадлежали два больших села на речке Доренке — Алексино и Еремеево. Вероятно, одно из них в XV веке и носило второе название «Доренское», и речь в завещании княгини Софьи Витовтовны шла именно о нем.

Второе же село Доренское, упомянутое в XV веке, долго было вотчиной Пушкиных. Это именно то селение, которое позднее стало известно как Дарна.

Первым сохранившимся документом с упоминанием с. Дарна – Доренское можно считать разъезжую грамоту 1490-1499 годов. Она называет владельцем села Доренского Ивана Ива¬новича Моло¬дого (или Малого) Товаркова-Пушкина. Грамота устанавливала гра¬ницу между землями сел Доренского и Павловского. Межа этих двух крупных владений прошла по Во¬лоцкой до¬роге, которую во всех документах XV-XVII веков почему-то упорно называли Про¬клятой.

Села Павловское и Лужки, существующие и поныне, были отданы еще в 1430-х го¬дах одним из Пушкиных кремлевскому Чудову монастырю. Таким образом, соседние села До¬ренское, Павловское и Лужки первоначально были частью огромных владений рода Пуш¬ки¬ных.

Эти владения Пушкины получили в середине XIV века, когда родоначальники семьи вы¬ехали на службу московским князьям. В верхнем и среднем течении реки Истры раз¬ным ветвям этого рода принадлежали Бужарово, Синево-Мушкино, Сафонтьево, Лами¬шино, Раково, Ананово, Мартюшино, Микулино, Огниково, Куртасово (вместе с деревней Духа¬нино), Рычково, Кашино, Ивановское-Высокое, Трусово, Вельяминово.

На Руси не было обычая передачи имения старшему сыну. Вотчины обычно дели¬лись между наследниками, дробились, и многие роды стремительно беднели. Огромное владение Пушкиных по Истре начало быстро распадаться Дмитрия Донского и почти ис¬чезло к концу правления Ивана Грозного.

Значительные земли вокруг современного города Истры принадлежали самой успеш¬ной ветви Пушкиных — Товарковым. Товарковы-Пушкины в XV веке поднялись высоко по слу¬жебной лестнице. Это было время, когда Московское княжество, избавившись оконча¬тельно от монгольского ига, присоединяло все новые земли. Товарковы были приближен¬ными великого князя Ивана Ш, ездили с ним на Новгород, были дипломатами.

Земли Товарковых были в ряду вотчин Пушкиных самыми значительными. Двою¬родный брат Ивана Малого Товаркова носил прозвище Бужар и во всей вероятности дал имя селу Бужарову, которое немного позднее поступило в Иосифо-Волоцкий монастырь.

Первый известный владелец села Доренское Иван Малой Товарков служил при дворе Ивана III. Он был в числе московских войск, которые ходили на Новгород, чтобы присоеди¬нить его к Москве. У двух сыновей Ивана Малого не было наследников мужского пола. Поэтому свои земли по другую сторону Волоцкой дороги они и их дочери постепенно про¬давали и отдавали Чудову монастырю.

Документы по истории села Дарны следующего столетия не сохранились. Оно появ¬ля¬ется в писцовых книгах (так назывались общие переписи земли и населения России XV-XVII вв.) только после смерти Ивана Грозного. Описание Подмосковья этого времени показывает бывшее крупное село запустелым. В пустоши Дарна числилось немного пахотной земли, основная часть «лесом поросла», еще был большой луг, с которого косили 640 копен и лес размером полверсты на полвер¬сты.

Запустение села Дарны и превращение его в пустошь не случайно. Дарна разделила судьбу многих селений Центральной России времени Ивана Грозного. Его политика террора против собственной страны, огромные поборы, разорительная война с Ливонией, повто¬ряющиеся неурожайные годы и эпидемии чумы сделали свое дело. Многие деревни вы¬мерли или были брошены и владельцами, и крестьянами, которые становились нищими и «волочились меж двор». За годы правления грозного царя не редкостью было, что бывшая пашня превращалась в строевой лес. «От гладу и от мору», и от набегов опричников больше всего пострадали Новгород, Тверь и Подмосковье. Земельные описи конца правления Ивана Гроз¬ного десятками перечисляют пустоши, что раньше были деревнями и селами.

В 1580-х годах пустошь Дарна называется поместьем Ивана Ивановича Полева, кото¬рое взял на оброк Леонтий Курчев. К сожалению, родословие Полевых очень запутанно. Они выводили свой род от Рюриковичей, Смоленских князей. Но, переселившись в Москов¬ское княжество, титул свой утратили. Иван Иванович Полев служил в середине XVI века. О нем и его судьбе почти ничего не известно. Более заметен был его сын, Богдан Иванович.

Полевы владели довольно значительными землями по реке Песочне. В 1640 году их деревни Князчина (Полево) и Аксаурова стали приданым Авдотьи Богдановны Полевой, которая вышла замуж за боярина Василия Петровича Шереметева.

Курчевы были одним из ответвлений большого рода Пушкиных. В XVI веке Кур¬чевы владели на Истре многими населенными местами. Им принадлежали такие крупные села и деревни как Куртасово, Огниково, Трусово, Вельяминово, Ламишино и Кречково (Рычково).

Пушкины — Курчевы пострадали в опричные годы Ивана Грозного. Хотя они были

ничем не выдающимся по службе родом, но близость к царскому двору они приобрели. Одна из Курчевых была кормилицей царевича Федора (будущего царя Федора Иоанновича). Ее сыновья поступили на невидные должности в опричнину и позднее были казнены. Род Курчевых прекратился окончательно в начале XVII века, когда от их прежних земельных бо¬гатств не осталось и следа.

Отсутствие документов на село Дарну за целый век оставляет открытыми многие во¬просы. Как село от Товарковых попало к Полевым? Полевы владели несколькими деревнями рядом. Но вполне возможно, что владения Полевых, как и Дарна, в более раннее время тоже принадлежали Пушкиным.

Как и когда Дарна стала поместьем? Вотчина (отчина) была частным владением, хотя и ее великий князь мог отобрать за какую-либо вину. Но вотчина продавалась, передава¬лась по наследству, могла быть отдана в монастырь на помин души. Родовые вотчины ста¬рались сохранить, часто выкупали у обедневших родственников и даже у монастырей. Поэтому в противных случаях часто отмечалось, что владение продается или отдается «без выкупа», или: «а роду моему до той вотчины дела нет».

Поместье же было фактически жалованием за службу. Оно выдавалось из государе¬вой земли как временное владение. Помещик лишался этого участка земли в случае не¬явки на службу или побега с нее. В XVII веке поместье чаще всего передавалось по наследству сы¬новьям или его часть оставлялась вдове и дочерям «в прожиток». Постепенно разница ме¬жду вотчиной и поместьем стирается. Уже в середине XVII века в случаях покупки владе¬ния не всегда ясно его юридическое положение.

Можно предположить, что земли села Доренского попали в казну после прекраще¬ния рода Товарковых и были отданы Полевым в поместье. В таком случае закономерно, что Пушкины пытались как-то вернуть свои утерянные владения. И именно поэтому Леон¬тий Курчев взял Дарну в оброк (или в аренду, если выразить это в современных терми¬нах).

ДАРНА В НАЧАЛЕ XVII века

В начале XVII века тяжелые времена для Московского края продолжились. Трехлет¬ний неурожай при Борисе Годунове привел к совершенно опустошительному голоду. После¬довавшие за этим годы Смуты довершили картину крайнего упадка.

В Смутное время через западные районы Подмосковья не один раз прошли отряды поляков, ватаги казачьих атаманов, шайки бродяг, беглых крестьян и просто голодающих людей. Полтора года в Тушине стоял Лжедмитрий II. Мародеры из Тушина буквально опустошили этот район. В документах этого времени перечислены сотни деревень, которые обезлюдели и стали пустошами.

Владельцем Дарны в Смутное время был дьяк Истома Карташев. Он выкупил Дарну из казны, и она снова стала считаться вотчиной.

Дьяк Истома Захарьевич Карташев хорошо известен по документам. Он начал службу в последние годы правления Ивана Грозного и при его сыне Федоре Иоанновиче был уже вто¬рым дьяком Разрядного приказа.

Здесь уместно будет напомнить, что высшими органами управления и суда в Мос¬ков¬ском царстве XVI — XVII веков были приказы. Они управлялись членами Боярской Думы, но ос¬новная работа лежала на дьяках. Дьяки в средневековой Руси были основой управ¬ленче¬ского аппарата. Они, как правило, происходили из незнатных или захудавших семей и своим положением были обязаны только своим деловым качествам. Хотя дьячество счита¬лось уроном «чести» для служилого человека, но оно было очень выгодно. Кроме жа¬лова¬ния, часто довольно неплохого, были и дополнительные источники дохода. Взятки то¬гда счита¬лись чем-то обыкновенным.

Разрядный приказ (Разряд) учитывал служебное положение всех дворян в государ¬стве, кроме самых высших чинов. Назначение на должность, разбор спорных дел, наказания за провинности — все это было в руках должностных лиц Разряда. Поэтому значение этого при¬каза было велико, а служащие там дьяки и подьячие имели большой вес.

Истома Карташев прослужил в Разрядном приказе больше 20 лет. В Смутное время он — активный участник событий. В 1609 году он был одним из руководителей обороны Мо¬сквы против «тушинского вора». Сохранились многочисленные наказы за подписью Истомы Карташева с подробностями обороны Москвы от Лжедмитрия II. Интересно, что Карташев посылал наказы дьяку Павлу Матюшкину, своему соседу по вотчине, владельцу деревни Кашино. Павел Матюшкин отвечал за охрану Воронцовских ворот, и ему прика¬зывалось: «Cтоять со всеми людьми с великим береженьем и беречись от приходу воровских людей не с одной стороны. А ворота велеть запереть. А людей в город и за город не пропу¬щать».

На борьбу с поляками Истому Карташева посылали в крупные города Владимир и Воло¬гду. В сентябре 1612 года часть малороссийских казаков, отделившись от польского вой¬ска, взяла Вологду. При этом погиб дьяк Истома Карташев. Его жена Степанида Юрьевна происходила из старинного каширского рода Тутолми¬ных. Ее отец, Юрий Григорьевич, постоянно служил в войсках на южных границах. После смерти мужа Степанида Юрьевна сразу же продала вотчину на Доренке.

Покупателем Дарны стал тоже однородец Пушкиных — Федор Чеботов. Владения Че¬бото¬вых располагались в Переславле — Залесском и Вологде. Из этой ветви далеко по службе про¬двинулся только один человек. Иван Яковлевич Чеботов в годы опричнины был не про¬сто близок к царю, но считался одним из вдохновителей террора. Царь особо благоволил к Чебо¬тову. Когда тот попал в опалу, в виде особой милости Иван Грозный не казнил Чебо¬това, а разрешил ему уйти в монастырь.

Считается, что боярин Иван Чеботов был последним представителем фамилии. Трудно выяснить родственные связи владельца Дарны и видного опричника. Но земельные доку¬менты ясно показывают, что последним известным представителем рода был все-таки Федор Чеботов.

Федор Чеботов был хорошим хозяином. Он поставил в Дарне свой двор, вероятно, и сам жил на этом же дворе. У него были «деловые люди», т.е. лично зависимые от него наемные ра¬ботники. Дарна снова была заселена крестьянами. В 1625 году в ней числились 4 двора (по 2 кресть¬янских и бобыльских). Через 10 лет население деревни выросло в несколько раз. В 1635 году в деревне числилось 12 дворов.

За полным отсутствием документов трудно сказать, какая служебная катастрофа постигла Федора Чеботова или просто его вотчина была забрана в казну после его смерти. Так или иначе, но в 1635 году Дарна снова числится в государевых землях и поступает в поместную раздачу. Земли в Московском уезде уже прочно заняты, и поместных дач не хватает. Поэтому Дарну делят на три части и раздают в поместье Лариону Сумину, Кузьме Трусову и Калли¬страту Жохову.

Сумины — Курдюковы происходили из рядовых можайских служилых людей, но в правле¬ние Ивана Грозного начали понемногу выдвигаться. Впервые Ларион Сумин появляется в официальных документах по весьма скандальному случаю. В первый год царствования царя Ми¬хаила Федоровича он был послан на размежевание границы с Польшей. Там во время мест¬нической ссоры с князем Василием Ромодановским он громогласно обвинял героя Смутного времени, князя Дмитрия Михайловича Пожарского в попытке за деньги занять царский престол. Пожарские и Ромодановские происходили из одного рода, и жалоба царю была принесена немедленно. Скандал получил огласку, но на дальнейшую карьеру Ла¬риона Сумина повлиял немного.

То, что такой неродовитый человек, как Ларион Сумин заспорил о местах с князем Ро¬мода¬новским, говорит о многом. В XVII веке выдвигается большой слой «новых людей», кото¬рые пробивают себе дорогу вверх по служебной лестнице очень активно, не считаясь с тради¬циями. И признание личных качеств служилого человека стало уже делом обыкно¬венным.

Ларион Сумин был одним из таких людей нового века. В дальнейшем мы видим его в числе стольников, носящих питье на государев стол во время торжественных приемов. Позд¬нее он уже несет военную службу на южных границах. Неизвестно, была ли эта служба так успешна, или Ларион Сумин отличился как-то иначе, но с 1627 года он попадает на очень почетные места при дворе. На торжественных приемах в дни великих праздников он сидит за государевым столом вместе с первыми людьми царского двора. В 1628 году он среди знати приглашен на новоселье в новые палаты царя. В 1628-1631 году он назначается на трудную, но выгодную службу в Сибири, становится воеводой в Кетском остроге. В 1634-35 гг. Сумин устанавливает границы («разводит рубежи») с Польшей.

В Дарне на долю Сумина причиталось 2 крестьянских и 1 бобыльский двор с четырьмя му¬жиками, да из одного двора Чеботов вывез крестьян в свою деревню.

Трусовы выводили свой род от одного предка с великими родами Романовых и Шеремете¬вых. Возможно, что в XVI веке они служили боярам Романовым. Поместья Трусовых рас¬полагались в Новгороде. В Смутное время Андрей Григорьевич Трусов служил воеводой в не¬скольких городах. В 1613 году в Тихвинском монастыре русский отряд под его командова¬нием перебил шведов, осадивших обитель и соединился с московским войском. Это стало пере¬ломным моментом в борьбе с оккупацией Новгородской земли. О подвиге Андрея Трусова известно из «Сказания об осаде и сидении в пречестной обители чудотворныя иконы Тихвин¬ския». Его сын Кузьма приводил вологодские города к присяге царю Васи¬лию Шуйскому.

В 1628 году Кузьма Трусов в придворном чине стряпчего присутствует на приеме персидских купцов царем Михаилом Федоровичем. Стряпчий был самым низшим придворным чином. По своим основным обязанностям стряпчие следили за повседневным бытом царской семьи. Они наблюдали за кухней и оде¬ждой государей. Несмотря на сугубо хозяйственные функции этого чина, роль стряпчих была велика – по своему положению вблизи царской семьи. Они часто бывали на торжест¬венных церемониях и обязательно сопровождали царя в поездках. Для многих стряпчих этот чин был ступенькой для успешной карьеры.

В 1642 году Кузьма Трусов находился на ответственной службе — на межевании границ с Польшей в Путивле. Там он ввязался в спор с главой делегации князем Федором Волкон¬ским и «бил челом царю» в том, что ему не пристало подчиняться князю. При этом он упоминал подвиг своего отца и близость к Романовым. С другой стороны, Кузьму Трусова обвиняли в контрабандном ввозе спиртного — «из-за рубежа де привезли вина телегами».

Приговор был суровым: «Государь велел сказать, что ты бил челом на князь Федора не делом: Волконские люди честные, а вы людишки боярские, обычные, а иные ваши роди¬тели служат и в боярских дворах; и за то князь Федорово бесчестье велел Государь тебя по¬садить в тюрьму». Трусов сидел в тюрьме и, возможно, был бит батогами. Но подал еще вторую челобитную и прекратил дело только после резкой отповеди и обещания ссылки в Сибирь.

В той части Дарны, которая принадлежала Трусову, было 4 крестьянских и один бобыль¬ский двор, в них считалось 5 жителей мужского пола.

Другой совладелец Дарны — Каллистрат Иванович Жохов сделал довольно успешную карьеру в московских прика¬зах. Видимо, он был человеком деятельным, поэтому многие его годы прошли в деловых разъездах. В 1632 году он был вторым объезжим головой в Кремле (фактически — заместите¬лем коменданта Кремля). Позднее был дьяком на Кавказе, а с 1646 года послан на Двину.

Это было время, когда русская торговля с иностранцами на Белом море стремительно раз¬вивалась. Русское правительство всячески стремилось ввести эту торговлю в официальные рамки и получать от нее выгоду. Поэтому на Двине начали строить укрепления и новый торговый центр- Архангельск. В 1646 году молодой царь Алексей Михайлович приказал принять меры против иностранцев, что «стали тайно приходить» и стоять на берегах Бе¬лого моря, т.е. заниматься незаконной торговлей. Был дан указ поставить на берегах Двины башни и запереть устье реки цепью. Это и было выполнено Каллистратом Жоховым. Возведение сторожевых башен было началом будущего города Архангельска. Город стремительно рос. В сле¬дующем году воевода князь Буйносов — Ростовский и дьяк Жохов доносили царю о по¬стройке каменного здания для хранения боеприпасов.

Каллистрат Жохов дослужился до очень значительного земельного и денежного жалова¬ния, в которое входила и часть деревни Дарна. В конце жизни Жохов достиг мечты не¬знатного служилого человека — попал в дворянские списки.

За Жоховым в Дарне числилось 3 крестьянских двора, да одного крестьянина вывез к себе прежний владелец-Федор Чеботов. Позднее он сумел превратить свое поместье Дарну в вотчину и, вероятно, выкупил часть деревни у своих соседей, но вскоре продал деревню Афанасию Боборыкину.

Сообщение документа о том, что владелец вывез своих крестьян на другие земли не ис¬ключение для XVII века. Дело в том, что после Смутного времени главной проблемой страны и каждого земледельца были рабочие руки, вернее, их катастрофическое отсутствие. Необходимо было заселить пустующие земли, чтобы они давали доход. Для этого владельцы земель пускались на все возможные хитрости. Крестьян привлекали льготами, увозили обманом, принимали беглых, на землях поселяли пленных.

Ближайшие деревни рядом с Дарной принадлежали Боборыкиным. Округляя семейные вла¬дения, в 1640-х годах Афанасий Боборыкин купил у Каллистрата Жохова половину Дарны, а позднее ему принадлежало две трети селения. На его долю первоначально приходилось 4 крестьянских двора с шестью крестьянами. Бобо¬рыкин поставил в Дарне свой хозяйственный двор с приказчиком и вместе с соседом уст¬роил пруд («Да под селом Дарною пруд опче с князь Степаном Шеховским»). Интересно от¬метить, что в документе XVII века живет память двухвековой давности о том, что Дарна была селом.

Боборыкины принадлежат к одному из самых известных боярских родов в Москве. Уже в XIV веке их родоначальники занимали первые места на служебной лестнице. Позднее из этого рода произошли известнейшие фамилии Колычевых, Коновницыных, Шереметевых, За¬харьиных-Кошкиных (будущих Романовых). Боборыкины, хотя и были в родстве со знат¬нейшими семьями, не продвинулись по службе. Мало того, в конце XV века они полу¬чили поместья в Новгороде и стали захудалым служилым родом. Впервые Боборыкины по¬явля¬ются в Москве после двухвекового отсутствия уже при новой династии.

Романовы охотно привлекали к своему двору однородцев и давали им не слишком вид¬ные, но вполне достойные места. В 1620-х годах в стольниках и по московскому дворянскому списку служили уже шесть Боборыкиных

Основная служба Афанасия Федоровича Боборыкина прошла при дворе Михаила Федо¬ровича — первого царя из династии Романовых. Он начал свою карьеру стряпчим, затем стал одним из стольников, прислуживающих за царским столом во время парадных обедов. Стольник — это уже значительный придворный чин, который давал право и на иную службу. Стольники бывали на воеводствах, в полках и посольствах, сидели в приказах. Афанасий Боборыкин на несколько лет становится воеводой на южных границах, а затем в городе Воронеже (1644 г.), что стало вершиной его карьеры и последней службой.

Афанасий Боборыкин прославился своим чудесным исцелением в 1625 году от Ризы Господней. Эта святыня была привезена послом персидского шаха Аббаса в Москву. Часть Ризы долгие века хранилась в грузинском соборе в Мцхети и была захвачена войсками шаха как военный трофей. Это были годы, когда Персии крайне необходимо было зару¬читься нейтральным отношением России к завоеваниям шаха Аббаса на Кавказе. В Москве приняли этот подарок, хотя и сделанный мусульманским правителем, и поместили в Успен¬ский собор. Новая династия Романовых была освящена этой всемирной христианской свя¬тыней.

В России был установлен праздник в честь Ризы Господней (10 июля). В Прологе (книге для христианского чтения) было помещено Сказание о Ризе Господней. В Сказании описана вся история пленения Ризы (хитона) Господня войсками Аббаса и передача ее русским послам.

В Мо¬скве «митрополит и священники повелением святейшего патриарха ходили и на недужных хитон Христов возлагали, и болящие различными недугами скорое исцеление принимали и были здоровы, славу и благодарение Христу Богу воссылали. И повелели в великой со¬борной церкви Успения Пресвятой Богородицы на западной стороне, в углу, место устроить очень почетное и украшенное, где есть и образ Живоносного Гроба Господня, и это неис¬тощимое богатство, Ризу Христову достолепно там положить». В короткий срок от святыни исцелились 14 человек, о чем были составлены подробные рассказы.

В разрядных книгах (официальных придворных росписях о службе) сохранился текст об исцелении стольника Афанасия Боборыкина, записанный с его слов. Текст сохранил живую интонацию подлинного русского языка XVII века.

«Простил Господь от Ризы Спасовы стольника Офонасья Федорова сына Баборыкина; находила на него страсть, и сказывал, как ему сделалось: был де он в великой четверг у стояния, и как де от стояния пришел к нему, дьявольским наветом, нечистый дух и почал его давить и на брюхе у него лег. И он де обра¬зумился и учел молитву Иисусову творить и встав де, хотел ко образу Пречистыя Богоро¬дицы приложиться, и его де, не допустя до образа Пречистыя Богородицы приложиться, бросило на постелю; и он де начал кликать людей своих… и послал по священника. И свя¬щенник де пришел к нему со Святою водою окропил, и ему де в те поры не полегчало, а хо¬дил де он молиться … и ему в те поры кабы стала тягость великая и ко святым де прило¬житься не припустила, и с тех де мест и по ся места на него страсть находила, и ужасть в сердце держала и в хоромы ходить блюлся без людей.

И как де я нынче в соборную церковь пришел молиться и милости Божии просить и при¬шел де ко Гробу Господню , и перекрестился и поклонился в землю; и как де я встал с земли, и ужасть у меня от сердца и страх отложился и легость де мне во всем дал Бог».

В 1648 году Афанасий Боборыкин умер и оставил Дарну своей жене Олене.

Совладельцем Дарны был князь Степан Никитич Шаховской. Пруд в Дарне был общим.

Шаховские принадлежали к Ярославским князьям, их однородцами были Курбские, Щетинины, Прозоровские. Князь Степан Никитич более двадцати прослу¬жил при дворе. Начинал службу он стольником царицы Евдокии Лукьяновны, жены царя Михаила Федоровича. Очень возможно, что его служба и соседство по деревне с родствен¬ником царицы Максимом Стрешневым были взаимосвязаны. До своей смерти в 1676 году князь Степан Шаховской пробыл в стольниках. К концу жизни он был первым судьей в Московском Судном приказе. Кроме части Дарны князь Степан Шаховской был еще владельцем деревни (бывшей пустоши) Дьяково на речке Доренке и Макарихе. В 1646 году в деревне было 4 крестьянских двора.

В 1648 году Дарна перешла к новому владельцу из рода Стрешневых. Второй супругой царя Михаила Федоровича Романова была Евдокия Лукьяновна Стрешнева. Ее двоюрод¬ный брат Максим Федорович был на царской свадьбе в числе других родственников. Его сын, а стало быть, троюродный брат царя Алексея Михайловича, Григорий Максимович Стреш¬нев стал на несколько лет владельцем Дарны.

Возвышение родственников цариц в XVII веке было обычным делом. Как правило, пер¬вые цари из династии Романовых выбирали себе жен из семей рядового дворянства. После свадьбы родные новой царицы занимали видные должности и даже попадали в Боярскую Думу. Так, в знать выбились Стрешневы, Милославские, Апраксины, Нарышкины и родст¬венники этих семей Матюшкины, Римские-Корсаковы, Головкины и другие.

Родственные отношения с царской семьей отнюдь не освобождали от службы. Максим Стрешнев в 1640-х годах был послан на очень ответственное место, в Западную Сибирь, воеводой города Верхотурья. К этому времени, когда в Сибири уже выросли города, ост¬роги и села, особенно важными стали дороги в Центральную Россию. По ним шел хлеб и другие припасы, а в обратном направлении везли огромное богатство России — драгоценные меха. Город Верхотурье называли «воротами Сибири». Традиционно за весь XVII век вое¬во¬дами в этом стратегически важном городе были царские родственники. Максим Стреш¬нев, так же, как и другие должностные лица в Сибири, выполнял множество дел. Строились суда для сибирских рек, расширялись ярмарки, контролировались таможни, ставились кре¬пости, храмы и жилье.

Но было и особое дело государственной важности — поиски полезных ископаемых. В XVII веке Россия получала медь и серебро только из-за границы. Растущему государству нужно было много серебряных денег и много оружия. Для этого была необходима своя добыча же¬лезной руды и цветных металлов. Поэтому всем сибирским воеводам предписывалось вести геологические разведки и образцы присылать в Москву с точным указанием, где были взяты образцы руды.

Максим Стрешнев взял на сибирскую службу своих сыновей. И они, несмотря на свое близкое родство с царем, проходили по сибирским рекам многие версты в поисках ценных металлов. В 1645 году Стрешневы нашли медную руду на реке Тагил. В двух кожаных мешках она была отослана в Москву. Там были проведены пробные плавки, которые дали медь. Молодой царь Алексей Михайлович хвалил своих родственников, обещал всякую по¬мощь людьми и деньгами. Но строительство рудников и заводов развернулось только в начале следующего столетия. В этом месте вырос богатейший Нижнетагильский горнопромышленный район, который долгое время принадлежал Демидовым.

В 1654 году Григорий Стрешнев продал деревню Дарну стольнику И. И. Чаадаеву. Иван Ива¬нович Чаадаев был видным дипломатом своего времени. Он начал службу с 1640 года и от¬личился в войне с Польшей. Был воеводой в Киеве в самые трудные годы отношений Ук¬раины с Россией. После смерти Богдана Хмельницкого его преемники боролись за власть, они использовали военную силу и крымских татар, и украинских полков. Иван Иванович Чаадаев в эти сложные годы сумел добиться признания у киевлян, всегда выступая за их интересы.

С 1666 года он стал воеводой в Архангельске. В быстро растущий торговый междуна¬родный порт требовался человек с большими дипломатическими способностями. Кроме того, вое¬воде пришлось отстраивать Архангельск после огромного пожара, а фактически, создавать все центральные постройки заново. Ныне существующий ансамбль торгового

двора (самые старые здания Архангельска) был начат при Чаадаеве. В 1676 году был пожалован чином окольничего, вторым по значению в Боярской Думе. Несколько лет он был главой очень важного Сибирского приказа.

Но основная служба И. Чаадаева проходила в посольствах. Он не менее 6 раз ездил в Польщу, с ко¬торой в конце концов и заключил «вечный мир». За это достижение был пожалован огром¬ной суммой в 3000 серебряных ефимок (иоахимсталеров). Кроме того, Чаадаев был послом в Вене и Венеции. В конце жизни он ездил с царем Иоанном Алексеевичем по монастырям или оставался «ведать» Москву. В «хованщину» 1682 года, когда столица фактически была в руках стрельцов во главе с князем И. Хованским, царевна Софья укрывалась в подмосков¬ных селах и монастырях. Оттуда она писала письма Чаадаеву, который сохранил ей вер¬ность.

Умер Иван Иванович Чаадаев в 1696 году, его отпевал патриарх Адриан. Известный рус¬ский философ Петр Яковле¬вич Чаадаев — его прямой праправнук. Необходимо отметить, что в 17 веке Чаадаевы, Матюшкины и Хованские были связаны брачными союзами между собой и со многими знатными родами России. Их свойственни¬ками были Голицыны и Пушкины.

Иван Чаадаев был последним частным владельцем Дарны. С 1658 года она вошла в со¬став земель Новоиерусалимского монастыря.

ИВАНОВСКОЕ (ИВАНОВСКОЕ-ВЫСОКОЕ)

Сложной была судьба еще одного поселения на речке Доренке — сельца Ивановского — Высокого. В XV-XVI веках оно тоже входило в вотчину Пушкиных. Андрей Иванович Меньшой, один из последних в роде Пушкиных-Товарковых отдал Ивановское в Левкиев монастырь. Преподобный Левкий, ученик Пафнутия Боровского, основал этот монастырь в конце XV века на реке Рузе в Волоцком уезде. Левкиева обитель не стала столь знаменитой и богатой, как ее сосед — Иосифо-Волоцкий монастырь. Для Левкиева монастыря управле¬ние отдаленным селом Ивановским, было не слишком удобно, и оно было отдано в оброк (в аренду) князьям Лобановым — Ростовским.

Опись 1584 года описывает очень значительные земли сельца Ивановского. В нем был монастырский двор и 4 двора. К Ивановскому «тянули» 18 пустошей, из которых 10 раньше были деревнями. Земли доходили до реки Истры, где лежали обширные луга и пустошь Бо¬бырева, будущее село Троицкое.

Правительство Ивана Грозного постепенно наступало на монастырские земельные вла¬дения. В начале 1580-х годов монастырям запретили покупать новые земли, отобрали неко¬торые покупки. Были конфискованы и монастырские вотчины, которые находились на об¬роке. Ивановское — Высокое было взято в казну.

В начале правления новой династии Романовых сельцо было отдано в поместье князьям Хованским. Хованские по своему происхождению могли занимать ведущие места среди московского боярства, но им не везло в русской истории. При сыне Дмитрия Донского на Русь выехали из Литвы потомки великого князя Гедимина. Они дали начало знаменитым фамилиям — Голицыным, Куракиным и Хованским. Но князья Хованские начали служить не в столице, а в Волоцком уделе. Они и фамилию свою получили от Хованского стана в вер¬ховьях реки Рузы, где располагались их земли. Служба не в столице привела к «захуданию» рода.

Особенно сильный удар получил род Хованских при Иване Грозном. Матерью двоюродного брата царя Владимира Старицкого была княгиня Евфросинья, урожденная Хованская. Вла¬димир Старицкий был обвинен в заговоре против царя. Почти вся его семья и близкие по¬гибли. После опричных казней Хованские были почти незаметны в политической жизни страны. Но с конца XVI века род начал подниматься по службе. Один из Хованских стал близким родственником героя Смутного времени Дмитрия Михайловича Пожарского, он был женат на его сестре. И сами Хованские успешно и заметно участвовали в событиях

Смутного времени

При первых царях из династии Романовых князья Хованские заняли почетные места при дворе. Такое положение обеспечивало щедрые земельные владения вблизи от Москвы. В числе подмосковных поместий было получено и сельцо Ивановское на Доренке. В 1626 году в сельце числилось 14 дворов, что было очень много на фоне общего безлю¬дья, два боярских хозяйственных двора и два двора приказчиков.

Новые владельцы Ива¬новского, князья Иван Андреевич и Иван Федорович Хованские, были в довольно дальнем (в шестой степени) родстве друг с другом.

Князь Иван Андреевич Большой был одним из ярких деятелей Смутного времени. Он боролся с Лжедмитрием II («тушинским вором»), вместе с ополчением Минина и Пожар¬ского шел к Москве в 1612 году и был одним из главных командиров этого народного вой¬ска. В первые годы правления царя Михаила Федоровича князь И. А. Хованский был на по¬четном месте воеводы в Ярославле. В 1615 году он достигает высшего чина в Московскомцарстве — боярства.

В последние годы жизни (умер в 1621 году) он был воеводой в Новгороде. Половина Ива¬новского осталась как «прожиточное поместье» его вдове княгине Дарье. В 1642 году поло¬вина сельца от княгини Дарьи Хованской переходит ее племяннику Григорию Андреевичу. Григорий Андреевич Хованский умер на службе в Вологде в 1644 году и его двоюродный брат Иван Никитич просил царя отпустить его со службы, чтобы встретить тело брата. Половина Ивановского осталось его вдове княгине Аграфене с сыном Семеном.

Второй владелец Ивановского — Высокого боярин Иван Федорович начал служить в конце XVI века. При дворе Лжедмитрия 1 он занимал почетное место, но это в те времена, когда служилые люди часто переходили из лагеря в лагерь, не ставилось в вину. Позднее князь Иван Федорович был воеводой в Пскове и Вязьме, воевал с литовцами. В 1623 году он стал боярином. В то время, когда военная и гражданская службы не были разделены, боярин мог командовать полком, а после быть во главе посольства или приказа. Боярин Иван Федорович Хованский получил очень выгодное назначение на воеводство в Астрахань.

Управление этими торговыми воротами России на Восток требовали большой диплома¬тичности и гибкости. К сожалению, князь Иван Федорович был этих качеств лишен. И судя по всему, несдержанность, властность и амбициозность были фамильными чертами Хован¬ских. Два года его воеводства прошли в бесконечных распрях с его же администрацией. Бес¬конечные обоюдные кляузы, посылаемые в Москву, так утомили центральное прави¬тельство, что боярин Хованский попал в «великую опалу». Он умер в 1625 году, имения были оставлены за его вдовой.

Женой Ивана Федоровича Хованского была Мария Афанасьевна, урожденная Татищева. Татищевы, хотя и считались Рюриковичами, но свой титул утратили. Они стали выдвигаться по службе только с конца XVI века, тогда и породнились с рядом знатных семейств. Княгиня Марья Хованская была на почетных местах при дворе царицы и прожила еще долгую жизнь. В 1652 году, незадолго до смерти, она постриглась под именем Марфы в Московский Георгиевский монастырь на Дмитровке. Свои имения она разделила между Татище¬выми и Хованскими.

Половину Ивановского она оставила двоюродному внуку своего мужа князю Ивану Ивановичу Хованскому. Его отец Иван Никитич занимал очень видное положение при дворе царя Михаила Федоровича. В 1645 году Хованские снова попали в опалу. Этот слу¬чай отмечается во множестве документов, но причина резкого падения Хованских была не¬ясна. Лишь недавно обнаружились документы, раскрывающие эту историческую загадку. Оказалось, что Иван Никитич был связан с делом, которое взбудоражило московское обще¬ство 1640-х годов – «делом королевича Вольдемара».

Одной из проблем новой русской династии Романовых было международное признание их прав на престол. Родственные связи с правящими династиями могли бы помочь укрепле¬нию Романовых на троне. Но найти невесту в Европе царю Михаилу Федоровичу не уда¬лось. Тогда была сделана попытка выдать замуж за иностранного жениха его старшую дочь ца¬ревну Ирину Михайловну.

В Россию был приглашен сын датского короля Вольдемар. После его приезда встал вопрос о вере, и от принца стали требовать, чтобы он перешел в православие. Принц твердо хранил верность лютеранству, но из Москвы его от¬казались отпускать и даже посадили под стражу. Тупиковая ситуация длилась больше года. Все верхи столицы полтора года участвовали в дискуссиях о возможности перекрещивания принца Вольдемара в православие. Это вызвало оживленные богословские споры и полити¬ческие интриги. Князь Иван Никитич Хованский был одним из тех, кто требовал держать Вольдемара в Москве насильно до того, как он примет православие. Мало того, он грозил: «Кому сметь королевича с Москвы отпустить, чтобы оглянулись назад, не горит ли посад».

Эту проблему унаследовал после смерти своего отца юный царь Алексей Михайлович. Вольдемар был отпущен в Данию. Царевна Ирина Михайловна замуж не вышла, и больше в XVII веке русских царевен замуж выдавать не пытались.

Чтобы придать дипломатическому отступлению московского правительства пристойный вид, вина была переложена на тех, кто особо активно требовал задержания принца в России. На князя Хованского был подан донос. Гнев царя был силен, и Иван Никитич с женой и сы¬ном под усиленной охраной поехали в Сибирь. Его сын там и умер. Половина села Ива¬новского, принадлежащая молодому князю Ивану Ивановичу, осталась его вдове, княгине Марье. Через четыре года царь Алексей Михайлович Хованского вернул, да еще дал боярский чин. Иван Никитич участвовал в освобождении Белоруссии, умер в 1658 году.

В 1646 году обе половины сельца значатся уже в вотчинах и за вдовами: княгиней Агра¬феной, вдовой Григория Андреевича, и княгиней Марией, вдовой Ивана Ивановича. В 1653 году наследство молодого князя Ивана Ивановича Хованского, умершего в ссылке, переходит его дяде князю Семену Андреевичу. В сельце было 20 крестьянских и бобыльских дворов.

Таблица помогает понять переход Ивановского внутри рода Хованских ( жирным шрифтом выделены владельцы сельца):

кн. Андрей Петрович (ум.1579)

Иван Большой Никита Андрей (ум.1639)

боярин, ум. 1621.

Жена Дарья

Иван,боярин Григорий Иван Семен Андреевич

ж.Мария ж.Аграфена Тараруй ж. Ирина Михалкова

Иван Иванович Семен

ж.Мария Григорьевич Косой

Эта таблица показывает, что все владельцы Ивановского были в самом близком родстве с боярином Иваном Андреевичем, известном под прозвищем Тараруй («болтун»). Именно он дал название знаменитой «хованщине» 1682 года, когда Москва недолгое время была в руках стрельцов и их начальника князя Хованского. После казни Хованского с сыном царевне Софье удалось взять власть в свои руки. Более дальние родственники Тараруя при этом не пострадали.

Положение Ивановского резко меняется в 1657 году. Основанный на соседних землях Вос¬кресенский монастырь стал активно приобретать деревни. Обе половины Ивановского были конфискованы. Вероятно, вокруг сельца шла нешуточная борьба. В октябре 1657 года в Ивановское два раза приезжали писцы (или, выражаясь современным языком, реви¬зоры).

Половина князя Семена Андреевича была «отписана на государя за иво вину». Какая это была вина, практически невозможно установить, можно только с осторожностью предполо¬жить, что князь Хованский отказывался отдавать свое поместье монастырю. «Вина» князя Хованского не повлияла на его дальнейшую карьеру — он умер в боярах.

Конфискованная «за вину» половина сельца была возвращена (вероятно, чисто номи¬нально, на бумаге) старому владельцу — Левкееву монастырю. Это прямо расходилось с законом. Объяснить это заботой о благополучии мало известного монастыря невозможно. Тем более, что фактического возврата Левкиеву монастырю не произошло. Старосте сельца велели его «беречь до государева указа». И действительно, Ивановское — Высокое не дошло до старинного владельца, а вскоре было пожаловано Воскресенскому монастырю.

Вторая половина Ивановского, бывшая в поместье за князем Семеном Григорьевичем, также была конфискована, но уже без упоминания вины. На его половине насчитывалось уже 10 дворов с 37-ю крестьянами. Но хозяйство самого помещика выглядело заброшенным: « двор помещиков, а на нем хором: изба, против ея клеть, да клечейка худая, да навес покрыт соломою да житница, стоит без хлеба». Эту половину царь Алексей Михайлович отдал в Новый Иерусалим. («Дано в строение Великого государя святейшего Никона патриарха в Новой Иеросалим в монастырь Живоносного Воскресения»).

Вероятно, князь Семен Григорьевич проявил больше гибкости, чем его дядя. Немного позднее ему были заплачены за половину сельца 700 рублей. И расписка о получении этих денег, выданная князем Хованским патриарху Никону, сохранилась.

РЫЧКОВО (КРЕЧКОВО)

Рычково, как и многие земли вокруг, тоже было частью владений Пушкиных. Оно при¬надлежало Пушкиным — Курчевым, сначала Ивану и его жене Евфросинье, а затем его брату Михаилу и племяннику Леонтию Михайловичу, тому самому, что брал на оброк деревню Дарну.

После Курчевых Рычково было у Юрия Татищева — близкого родственника княгини Марьи Хованской, владелицы Ивановского — Высокого. Юрий Игнатьевич Татищев был пред¬ставителем одного из тех родов, которые отчаянно дрались за места на служебной лест¬нице, «местничались».

Местничеством в средневековой Руси обычно назывался спор за положение на служебной лестнице. Общественное положение служилого человека до конца XVII века определялось не только его личными качествами и древностью рода, но и служебным положением пред¬ков. Если никто из предков не достигал чинов в Боярской Думе, то потомок этого рода должен был попасть в исключительную ситуацию, чтобы подняться так высоко по службе.

Эта система не совсем закрывала для рядового дворянина путь наверх, но требовала, чтобы возвышение шло постепенно. Любое быстрое продвижение вызывало множество за¬путанных споров. Обе стороны приводили данные о службах своих отцов, дедов и так да¬лее. Человек, вступавший в местнический спор, заботился не только о себе. Он понимал, что на уровень его положения на службе будут ссылаться, строя собственную карьеру, его дети и внуки. В XVII веке эта система службы постепенно выродилась и превратилась в нескончаемые споры. В 1682 году местничество было отменено.

Примером несоответствия личных заслуг служилого человека и местом, которое он должен был занимать согласно местничеству, стала судьба князя Д. М. Пожарского. Герой Смутного времени происходил из захудалого рода Стародубских князей, которые в Думу не попадали. По¬жарский стал боярином в день коронации царя Михаила Федоровича, но всю оставшуюся жизнь ему пришлось местничаться с многочисленными придворными, недовольными его возвышением.

Именно с Дмитрием Михайловичем Пожарским и заспорил о местах Юрий Татищев. В 1618 году царь послал его в войска с поздравлением Пожарскому. Но это показалось Тати¬щеву унижением его родовой чести. Он сбежал из дворца и спрятался дома. Поэтому «госу¬дарь указал, а бояре приговорили – бить кнутом м послать ко князю Дмитрию Михайловичу головой». Выдача головой означала только то, что проигравший в споре был обязан явиться к победителю и принести покаяние.

Битье батогами не уменьшило амбиций Татищева. В следующем году он заспорил с Се¬меном Головиным из старого боярского рода, члены которого с XV века были в казначеях у великих князей. Юрий Татищев опять проиграл и был послан в тюрьму на три дня. Местничество было настолько обычным делом, что и батоги, и тюрьма нисколько не повредили дальнейшей карьере Татищева. Позднее он был воеводой в Вязьме, приглашался к цар¬скому столу.

В 1621 году Юрий Татищев продал Рычково Федору Боборыкину. Федор Васильевич Боборыкин был однородцем Романовых-Юрьевых. Два века Боборыкины были помещи¬ками в Новгородской земле и при дворе не появлялись. Но в XVII веке судьба рода резко из¬менилась.

Федор Васильевич Боборыкин первым из своей семьи появился в Москве. Возможно, что своим возвышением он обязан не только родством с Романовыми, но и личной храбростью. Не совсем ясно, какой именно Федор Боборыкин прославился во время обороны города Кинешмы от поляков в Смутное время. В память этого события в городе даже поставили часовню, к которой и в XIX веке совершались крестные ходы.

В 1615 году Ф. В. Боборыкин был уже воеводой в Тюмени. Служба в Сибири была не столько почетной, сколько выгодной. Можно предположить, что именно она заложила основу семейному бо¬гатству. Позднее его вернули в Москву. Служба при дворе обязательно предполагала и земельные владения в ближнем Подмос¬ковье. Так была приобретена земля на Песочне. Ценность ее повышалась близостью ожив¬ленной Волоцкой дороги. Опись 1620-х годов показывает вотчину сразу после ее перехода в руки Боборыкиных. В Кречково (Рычково) было всего четыре двора (два крестьянских и два бобыльских). Был двор вотчинника, вполне возможно, что он был поставлен уже новым владельцем. Центром владений Боборыкиных стала деревня Сафатова – будущее село Воскресенское.

Федор Васильевич Боборыкин умер в конце 1620-х годов, именно в это время его имя исчезает из дворцовых до¬кументов. Его владения переходят к его сыну Роману Федоровичу.

Р.Ф. Боборыкин начал служить при дворе царя Михаила Федоровича Романова, и уже в 1625 году был в стольни¬ках. Годом раньше ему было выделено, как и полагалась придворным чинам, подмосковное поместье. Разумеется, земля была выбрана рядом с приобретением отца. Из старых помест¬ных земель села Лучинского были получены запустевшие участки — Котельниково, Мок¬руша (территория современного города Истры) и ряд других пустошей. В 1628 году Роман Федо¬рович купил запустевшую деревню Санниково с большими лугами, а позднее — сельцо Бо¬бырево (в будущем — село Троицкое).

Роман Боборыкин был, судя по результатам, отличным хозяином. В считанные годы он превратил запустевшие земли в хорошо населенный район. В деревне Сафатове был выстроен деревянный храм Воскресения Христова. Деревня стала называться селом Воскресенским. Проблему рабочих рук Боборыкин решил в духе времени — он привез в новое село пленных татар. В средние века превращение пленных в зависимое крестьянское население было довольно обычным явлением. У Романа Федоровича были к тому же большие возможности для такой добычи ра¬бочих рук. В 1630 годах он служил на южной границе Московского государства. В эти годы русское правительство создает новую оборонительную черту с полосой крепостей. Город Тамбов по¬ручили строить воеводе Боборыкину. Он взялся за дело с обычной своей деловитостью, до¬бился разрешения привлекать добровольцев, которым давались невиданные льготы, при¬гласил казаков с семьями. В короткий срок был выстроен большой укрепленный город с несколькими военными слободами.

Отряды степняков из Дикого Поля постоянно тревожили русскую границу. Воевода Бобо¬рыкин отражал эти набеги, брал пленных, посылал их царю. Тогда же он получил разреше¬ние поселить часть этих пленных на своей земле.

Переписная книга 1646 года описывает вотчину стольника. В селе Воскресенском было 8 дворов и два пустых. В них перечислены 11 пленных и уже перекрещенных татар. Некото¬рые из них успели обзавестись семьями. Выглядит эта перепись интересно: «Татарин Ку¬дан, а русское имя Осипко с сыном Никиткою, татарин Тауберко, а русское имя Левка, у него пасынок Ивашка Иванов». В следующих переписных книгах упоминаются уже только христианские имена. В дальнейшем пленные слились с местным населением.

В селе Воскресенском был выстроен двор вотчинника. Стала населенной и пустошь Мокрушина: в ней появился скотный двор из двух изб. Позднее Роман Федорович поставил там «гостиной двор для стояния проезжих людей», т.е. первую гостиницу в этих местах. Деревня Кречково, с которой началась вотчина Боборыкиных, также резко увеличилась. В ней в общей сложности стало 19 дворов (и два пустых), в которых насчитывалось 60 душ мужского пола. Пустошь Котельниково на Истре стала деревней с 6-ю дворами.

Учитывая то, что Боборыкин в короткий срок заселил большие земли и создал несколько населенных мест (Санниково, Бобырево, село Покровское в Волоцком уезде), его можно считать чрезвычайно успешным хозяйственником. Последней покупкой Романа Федоровича Боборыкина на Истре было сельцо Ивановское (Кашино).

КАШИНО (ИВАНОВСКОЕ-КАШИНО)

Раннюю историю деревни Кашино раскрывает документ, совсем недавно обнаруженный в архиве древних актов. В нем самым первым известным нам владельцем этих земель назван Федор Васильевич Пушкин. Он дал селище Ивановское и пустошь Дьяково в приданое своей дочери Фетинье, вышедшей замуж за князя Ивана Кашина. Селище стало деревней с двой¬ным названием: Ивановское — Кашино.

После смерти княгини Фетиньи Кашиной приданое вернулось к ее матери Настасье (по второму мужу княгине Тюфякиной). К этому времени княгиня Настасья уже была стари¬цей Вознесенского монастыря. Она продала Ивановское за двести двадцать рублей и деньги раздала по монастырям за упокой души своей дочери княгини Фетиньи Кашиной. Что касается князя Ивана Кашина, то точно его судьбу установить пока не удается. Очень возможно, что он, как и многие его однородцы из князей Оболенских, пал жертвой оприч¬ных казней Ивана Грозного.

Покупка этой земли также была связана с опричниной. Подмосковные земли купили дворяне Есиповы. Их костромские имения были забраны царем в опричнину, но никакого возмещения они не получили. Поэтому земля на речке Доренке была куплена Есиповыми специально для приданого дочерям. Домна и Катерина Есиповы выходили замуж за двух дьяков. Для дворян дьяческая служба была понижением чести, но Есиповы были невид¬ным служилым родом, а женихи были на хороших служебных местах, так что эти браки были равными для обеих сторон.

Дьяк Михаил Семенович Бледный, муж Домны Есиповой, служил в Поместном приказе. Все земли, дававшиеся за службу, учитывались в этом приказе. Место было не только заметным, но и чрезвычайно выходным.

Павел Иванович Матюшкин, женившийся на Катерине Есиповой, служил в приказах около 35 лет. Он был активным участником обороны Москвы от поляков в Смутное время. Среди его должностей самой заметной была служба в Приказе Большого прихода. В этот приказ поступали самые разные денежные сборы всего государства — торговые, таможен¬ные, кабацкие и прочие деньги. Служба была такой ответственной, что на нее ставили только проверенных людей. Часто это бывали царские родственники.

Сын и наследник Павла Матюшкина Иван Павлович в дьяках, по всей видимости, не служил. Он упоминается сразу дворянином, в 1627 году был послан на вое¬водство. Поступок, резко выделивший Павла Ивановича из рядового служилого слоя, была его женитьба. Он женился на бедной дворянке Федосье Лукьяновне Стрешневой. Но когда ее сестру Евдокию выбрал на смотринах среди десятков девиц сам царь Михаил Федо¬рович, то Матюшкины стали близкими родственниками правящей династии.

Иван Павлович унаследовал от отца и специальность — он много лет прослужил в приказе Большой казны — главном финансовом центре страны. Сам Иван Павлович умер в 1678 году в думском чине окольничего, два его сына были боярами, внук генералом, а правнук получил графский титул.

В 1646 году сельцо Ивановское — Кашино насчитывало 7 дворов с 18 жителями. Вскоре Матюшкин продал Кашино своему соседу Роману Боборыкину.

СТРОИТЕЛЬСТВО НОВОГО ИЕРУСАЛИМА

Середина XVII века резко изменила историю Истринского края. Здесь, где до этого не было ни крупных городов, ни монастырей, возник грандиозный ансамбль Нового Иерусалима.

Новый монастырь должен был иметь свои хозяйство и земельные владения. Время, ко¬гда монастыри могли свободно размещаться на незанятых землях, давно прошло. Все терри¬тории в центре России были освоены и поделены. Поэтому основатель монастыря патриарх Никон добился от царя исключительных прав на покупку земель. Это было сделано в обход законодательства, которое запрещало монастырям любыми способами приобретать земли. Для монастырей патриарха Никона сделали исключение. Каждая покупка подтверждалась особой царской грамотой. C 1656 года патриарх Никон начал собирать земли для Нового Иерусалима. Пока новый монастырь только создавался, все купчие оформлялись на Иверский монастырь, также по¬строенный патриархом.

Новый Иерусалим был построен на земле, купленной у Романа Боборыкина в 1656 г. Первым приобретением монастыря было село Воскресенское с деревней Рычково. В Рыч¬кове в этот год насчитывалось 14 дворов крестьян с 35-ю жителями мужского пола. За село и три деревни (Макрушу, Котельниково и Рычково) Роман Боборыкин получил крупную сумму — две тысячи рублей. 2 июня 1657 года Роман Боборыкин продал патриарху Никону Ивановское-Кашино. В деревне было 5 дворов. На момент продажи Кашино было не в столь цветущем состоянии, как остальная вотчина Боборыкина. В деревне было четверо беглых крестьян с женами и с детьми. Поэтому в купчей специально оговаривалось, что новый владелец может «тех беглех крестьян приказать сыскивать». За Кашино Роман Бо¬борыкин получил тысячу рублей.

В этот же год была куплена и деревня Новая. Деревня Новая находилась на противополож¬ном от Кашино берегу Доренки, у ее впадения в Песочню. Это также старинное владение Пушкиных. Одна из ветвей Пушкиных в начале XVII века пресеклась. Ее последняя предста¬вительница Екатерина Ивановна Пушкина была выдана замуж за боярина Алексея Ники¬тича Трубецкого, знаменитого дипломата, составившего договор о присоединении Ук¬раины к России. Деревня Новая была приданым Екатерины Пушкиной. В 1657 году боярин Трубецкой продал ее патриарху Никону. В конце XVII века деревня запустела после по¬жара, а жители были переведены в Кашино.

В 1657 году царь Алексей Михайлович передал в Новый Иерусалим половину Иванов¬ского-Высокого, но за нее было заплачено князю Семену Хованскому 700 рублей. Вторая половина Ивановского поступила в Новый Иерусалим формально из Левкеева монастыря. И наконец, в 1658 году патриарх Никон получает «купленую вотчину в Московском уезде в Сурожском стану деревню Дорну на речке на Доронке и на речке на Песочне, а в ней двор вотчинников со всем дворовым строением».

Население Дарны на этот год точно установить нет возможности, в купчей указано только 5 крестьянских дворов без перечисления, как это делалось обычно, их обитателей мужского пола. Один из крестьян носил прозвище-фамилию, говорящую о его происхожде¬нии — Костромитин. Его брат «Юрка Иванов сын Костромитин з женою и з детьми» и еще один крестьянин Ивашко Алексеев с семьей были в бегах. Интересно, что владелец вот¬чины знал, где они находились — в Кашинском уезде, у Степана Плещеева.

В купчей пере¬числены пустоши к деревне — Дедово, Ряпкино Большое и Малое. Ниже в купчей приводится старинная формула, показывающая, что вотчина продана полностью, «со всею пашнею, и с лесом, и с сенными покосы, и с болоты, и с рыбными ловли, и со всякими угодьи, куды к той вотчине к деревне ходил плуг и соха, и коса, и тапор по старым межам и по писцовым книгам, а взял я, Иван, за тою всю вотчину за деревню Дорну со крестьяны, с пустошми и со всеми угодьи у него, Великого Государя Святейшаго патриарха две тысечи рублев денег московских серебреных мелких».

6 июля этого же года царь Алексей Михайлович дал послушную грамоту крестьянам де¬ревни Дарны, в которой определяются их повинности. Грамота обращается к крестьянам, которые живут в деревне или начнут жить на пустошах, если монастырь станет их засе¬лять. Обращение прямое: « А вы б, все крестьяне…Великого Государя Святейшего Никона патриарха приказных его людей, которые по ево Великого государя указу в той вотчине для всякие росправы будут, слушали, пашню на него великого государя пахали и доход ево платили».

1658 года положение и самого патриарха Никона, и созданных им монастырей круто меняется. До сих пор идут споры о так называемом «деле патриарха Никона». Ясно одно, что патриарх, человек властный и политически активный, отстаивал интересы церкви, но в то же время и претендовал на первенство в государственных делах. Одно время открыто признавалось, что Россией правят двое — царь и патриарх. Рано или поздно это двоевластие должно было закончиться.

Конфликт царя Алексея Михайловича и патри¬арха Никона продолжался более восьми лет. Эти годы опальный патриарх почти безвыездно провел в Новом Иерусалиме, занимаясь делами его строительства. На берега Истры были собраны сотни мастеров не только из России, но и из Белоруссии, Литвы, Украины. Все крестьяне подмонастырской вотчины участвовали в строительстве самого большого собора на Руси — копии палестинского Храма Гроба Господня. Они валили лес, делали кирпич, жгли известь. Постепенно сложилась система монастырского хозяйства в недавно приоб¬ретенных селах.

После удаления патриарха Никона из Москвы восемь лет три основанных им монастыря со своими селами находятся в странном юридическом положении. Они остаются как бы личным владением опального патриарха. Но в документах отмечалось, что хозяйство этих монастырей остается нераздельным.

С 1661 года началось долгое и крайне запутанное дело по жалобам Р.Ф. Боборы¬кина. Споры о земле были обычным делом. Эта распря осталась бы незаме¬ченной, если бы не касалась первых лиц государства и не имела бы такого яркого политиче¬ского оттенка. Совершенно ясно, что Боборыкин решил использовать опалу патриарха в своих корыстных интересах.

Из бывшей большой вотчины Боборыкин оставил себе сельцо Бобырево, позднее выстроил там деревянную церковь, доныне сохранившуюся. При продаже Рыч¬кова и Кашина земли не смогли четко размежевать. Это и привело к ожесточенным спорам. Боборыкин начал с простых обвинений о постоянных набегах монастырских крестьян на его сенные покосы. За потравленный хлеб и увезенное сено патриарх Никон предложил ему 600 рублей — цену совершенно невиданную (столько стоила небольшая деревня). И Боборыкин вволю воспользовался опалой патриарха – «со стола все 600 рублей взял и сказал: «Это мне за по¬ло¬вину».

Роман Федорович Боборыкин, по свидетельству современников, был человеком несговорчивым. Он постоянно жаловался, что земли у него отняли силой, а ему причитается не 2, а 8 тысяч рублей. В 1663 году, когда надежда на мирное решение дела патриарха Никона практически ис¬чезла, он добился присылки трех комиссий по его спору, каждая из которых возглавлялась все более высокопоставленными лицами. Последняя жалоба Боборыкина со¬держала уже уголовные и политические обвинения бывшего патриарха. Никона обвиняли в том, что он проклял царя.

Челобитная Романа Боборыкина произвела впечатление при дворе. Царь со слезами на глазах жаловался боярам. В Новый Иерусалим послали целую команду стрельцов и лучшего законника боярина Н.И. Одоевского. Расследование было жестким, но к земельным спорам оно уже не имело никакого отношения. Во всех исках Бо¬борыкину было отказано, и его претензии на получение восьми тысяч рублей были отметены.

Дело Боборыкина стало одной из причин, по которой правительство царя Алексея Ми¬хайловича поторопилось решить дело патриарха Никона. Вселенский собор, по которому уже бывший патриарх был сослан на в северные монастыри, определил и судьбу Воскресен¬ского монастыря. Он перестал именоваться Новым Иерусалимом, но ему были оставлены значительные подмонастырские земли, в том числе и поселения на Песочне и Доренке.

МОНАСТЫРСКАЯ ВОТЧИНА

Представить уровень жизни подмосковной деревни в середине XVII века помогают много¬численные сохранившиеся документы. В 1665 году в Новый Иерусалим приехали гол¬ландцы. Один из них оставил крайне интересные записки, в них — живое впечатление про¬свещенного европейца от встречи с патриархом Никоном. О деревнях монастыря Николаас Витсен записал кратко: «Земли здесь кругом хорошо обработаны и густо заселены. Ночью в пути мы слышали, как жутко выли волки; они были очень близко от нас; на утренней заре мы видели лисиц и слышали пение многих птиц».

Хотя Витсену показалось, что земли хорошо обработаны, документы монастырского ар¬хива говорят скорее об обратном. Хозяйство, разумеется, развивалось, но рабочих рук явно недоставало. Поэтому к концу XVII века в монастырских селах было еще много необработан¬ной земли. Так, в Ивановском — Высоком в десяти пустошах была только пашня, «лесом поросшая», и только в двух – «пашня наездом». В Дарне и в Кашино сохранялась пашня перелогом, т.е. такая система, при которой земля периодически оставлялась «отдохнуть», а пашня «перелагалась» на новый участок. Была и земля, которая именовалась «пашенный лес» в память об очень давней распашке, которая успела порасти деревьями. В Рычково следы хозяйствования были явственными — в ней была «росщистная земля», но были и пе¬релог, и «пашенный лес». В Дарне был большой лес и много лугов.

В центральных уездах России, после освоения основных земель установилась трех¬польная система земледелия. Вся пашня делилась на три поля. Каждый год по очереди поля засевались озимой рожью, яровым (весеннего посева) овсом или ячменем, третье поле оста¬валось незасеянным — гуляло под паром. Урожаи были невелики. В среднем рожь давала урожай «сам- 3» (т.е. получали всего в три раза больше, чем посеяно семян). На огородах са¬жали капусту, морковь, свеклу, лук, чеснок, репу, которая до появления картофеля была важным продуктом питания. Каждый крестьянский двор кроме пашни получал сенокос. Держали обычно по не¬сколько коров. Причем не столько для молока, сколько для удобрения земли.

Сохранился документ, составленный в декабре 1668 года, с перечислением всех владений монастыря. По этой книге можно пред¬ставить, насколько выросло население вотчины за время монастырского управления. В четырех деревнях было 68 дворов, в которых жило 210 крестьян. Если прибавить число жен¬щин, то общее население этой вотчины было не меньше 400 человек. В Дарне был постав¬лен монастырский двор. Пустошь Тихонову начали было заселять крестьянами, но затем пе¬ревели их в Дарну.

Большие перемены произошли в Рычкове. Оно полностью поменяло свое расположение. «Сельцо Крячково, Рычково тож, перенесено с суходола на речку Песочную вновь, а на прежних местех на суходоле двор монастырский, в нем два дворника». К тому же в деревне появилась мельница. «Да под той же деревнею Рычковою на реке на Песочне мельница монастырская, а в ней двои жернова со всем мелничным заводом». Беглые крестьяне из деревни Кашино так и не были найдены, к ним прибавились новые беглецы — всего 11 человек.

Интересно сравнить данные по этим монастырским владениям с цифрами, полученными при переписи через десятилетие. В 1678 году население увеличилось. Всего в четырех де¬ревнях в 71 дворе насчитывалось 286 крестьян. Возле Дарны «на полевой земле, что словет Соколья Горка — монастырский скотный двор». В нем живут 5 скотников. Скотник, кроме продуктов и жилья получал и жалование деньгами – в 1691 году — 1 рубль восемьдесят ко¬пеек в год.

На пустоши Дьяково был поставлен монастырский двор, в котором было четверо скотни¬ков. В Кашино стояла мельница, которую содержали крестьяне, платившие в монастырь значительный оброк (в 1693 году он составил 26 рублей). Выплатить такую значительную сумму (больше, чем стоил самый лучший боевой конь), нужно было, чтобы мельница ра¬бота с большой прибылью. В Рычково мельница была монастырской. На ней работал мо¬настырский старец, который собирал деньги за помол.

Кроме крестьян, в монастырских владениях жило и другое зависимое население. Одной из таких групп были «монастырские детеныши», т.е. слуги. В 1669 году три крестьянина из Ивановского и Воздвиженского поручились за крестья¬нина Проньку Семенова, который поступал из крестьян в монастырские детеныши. Они обещали, что он будет «всякую работу работать, что по приказу власти укажут, и не пить, ни бражничать, ни с ворами на знатца, ни табаком, ни вином не торговать, а в монастыре и в монастырской казне ни над чем никакой хитрости не учинить». В случае, если Пронька Семенов нарушит эти условия, он и его поручители должны были платить в монастырь штраф.

Этот документ, кроме интересных юридических моментов, называет самую раннюю дату переименования села Дарны. Уже в 1669 году село называлось Воздвижен¬ским, хотя известий о постройке храма в нем пока нет. Упоминаются и документы 1668 года, в которых село значится под двумя назва¬ниями. Ясно, что оно было включено в общую систему «Русских Палестин» еще при пат¬риархе Никоне и названо селом Воздвиженским заранее, еще до строительства церкви.

СТРОИТЕЛЬСТВО КРЕСТОВОЗДВИЖЕНСКОГО ХРАМА.

ДАРНА В СИСТЕМЕ «РУССКИХ ПАЛЕСТИН»

Храм Воздвижения Креста Господня в Дарне был построен 1686 году.

С самого начала строительства Нового Иерусалима замысел не ог¬раничивался только постройкой монастыря. Было задумано создание копий тех мест, о ко¬торых каждый православный человек знал по евангельским текстам. Патриархом Никоном и его сподвижниками были переименованы многие места по Ис¬тре. Здесь зазвучали палестинские названия: река Иордан (Истра), горы Фавор, Сион, Елеон, село Преображенское (Микулино), девичий монастырь Вифания. Сейчас трудно определенно сказать, какие евангельские названия были даны при патри¬архе Никоне, а какие начали применять позднее. Возможно, что процесс переименования затянулся на столетие. Во всяком случае, строительство храма Воздвижения креста в Дарне совершенно точно укладывается в программу создания новых «русских Палестин».

Храм Воздвижения Креста Господня был деревянный. Стоила постройка самого храма очень недорого. Но его нужно было наполнить необходимыми книгами, священными сосудами и иконами, а это уже стоило многих денег. Прежде всего, нужно было установить иконостас, в этом основным расходом была плата артели художников. Храм снабжался набором священных сосудов (по¬тир, дискос, звездица), напрестольным крестом, дарохранительницей и дароносицей, тканями (плащаница, покров на престол, облачения священнослужителей). Необходимы были кадила и осветительные приборы, а также набор книг.

В настоящее время согласно Уставу для православного богослужения необходимы следую¬щие книги: Евангелие, Служебник, Псалтирь с восследованием, Минеи служебные на год в 12 томах (или Минея общая), Часослов, Апостол, Триодь. Желательны, но необязательны: Сти¬хирарь, Октоих, Ирмологий. Для священника необходим Требник.

В конце XVII века, когда строился Крестовоздвиженский храм, совершенно доступны были печатные книги. Они стоили во много раз дешевле рукописей. Каждая такая книга ценилась от рубля до двух: но полный набор книг для храма обходился в значительную сумму. Кроме того, обязательным было напрестольное Евангелие, которое почти всегда украшалось металлическим, часто се¬ребряным окладом. В реальности даже в деревенских храмах состав книг был немного шире. В качестве при¬мера можно взять описания деревенских храмов Подмосковья XVI — XVII вв. В храме с. Нефи¬монова на Истре, принадлежащего Богоявленскому монастырю, в 1570-71 г. были перепи¬саны следующие книги: два Евангелия, Апостол, Минеи на десять месяцев, Октоих на пер¬вые гласы, Минея общая, Трефологион, Служебник, Псалтирь, Часослов, Канонник со служ¬бами Симеону Богоприимцу и Ярославским чудотворцам.

В средневековой Руси приходских священников обычно выбирала сама церковная об¬щина. От кандидата на эту должность требовалась грамотность, и его качества и уровень образованности обязательно проверялись назначенными епископом людьми или самим ар¬хиереем. Известно имя первого священника Крестовоздвиженского храма села Дарны — Федор Емельянов.

С XVI века любая приходская церковь обязательно наделялась участком земли. Священ¬ники могли сдавать эту землю крестьянам или обрабатывать ее сами. Это было постоянным гарантированным доходом церквей. Остальные доходы — платы за требы, различные прино¬шения и пожертвования были небольшими и зависели от возможностей и желания прихо¬жан.

Церковнослужители не были тяглым населением, т.е. не платили налогов. Дети свя¬щенников, жившие с ними, также считались духовным сословием. Но с самих храмов не¬которые деньги взимались. Крестовоздвиженский храм обязан был платить в Патриарший Казенный приказ по рублю 31 копейке в год.

Полный причт церкви состоял из священника, который в средневековых документах назы¬вался просто попом, дьякона, дьячка, пономаря и просвирни. В сельских храмах не часто бы¬вал полный состав священнослужителей, дьяконы были большой редкостью.

Обязанности сельского священника были очень разнообразными. Кроме церковной службы, он был духовником для своих прихожан, очень часто учителем для детей. Так как священник был самым грамотным лицом в округе, а часто и единственным грамотным, то он привлекался и ко многим другим делам. Священники были свидетелями при составле¬нии завещаний (письменных и устных), участвовали в земельных спорах и межевании, в мирских приговорах, в общем, там, где, кроме знания грамоты нужно было еще и поручи¬тельство авторитетного лица.

Состав церковного причта села Дарны перечисляют некоторые документы. В 1704 году в селе были переписаны: «Двор попа Федора Тимофеева, у него дети Федор (4-х лет), Са¬мойла (2-х лет). Двор дьячка Феодосия Яковлева, сын Илья 9 недель. Двор пономаря Стефана Дмитриева, сын Петр 3-х недель».

При описании Московского уезда в 1715-16 годах подробно перечис¬ляли население каждого двора, включая (впервые в русской истории) и женщин. Указание на возраст жителей делались с их слов и часто ошибочно. Были перечислены и церковные дворы в Дарне-Воздвиженском: «Двор. Поп Федор Тимофеев сын 40 лет, у него жена Евфросинья Федорова дочь 35 лет, у них дети: сын Федор осми лет, Самойла шести лет, Феофил трех недель, дочери: Василиса 11 лет, Полагея 3 лет, Марья трех недель. У него отец во дьяконах Тимофей Петров сын 70 лет. Двор. Дьячек Федор Яковлев сын 35 дет. У него жена Дарья 35 лет, у него сын Самойла двух недель, дочь Домна 11 лет, Авдотья 2 лет». Можно предположить, что Евфросинья Федорова была дочерью священника первой в Дарне церкви. В конце XVII века началось оформление духовного сословия, когда служба в приходе становится наследственной, очень часто священника в храме заменял его зять.

Священник Крестовоздвиженского храма в Дарне (скорее всего, именно Федор Тимофеев) нашел в начале XVIII века клад из старинных драгоценных вещей и поднес его царю, за что был награжден медалью.

Крестовоздвиженский храм был главным, но не единственным местом в окрестностях села Дарна, входившим в систему «русских Палестин». Документ конца XVII века говорит о том, что крестьяне деревни Рычковой «пашут в Рамских полях». На карте конца XIX века на берегу Песочни показана Рамская роща. Нет сомнения в том, что название «Рама» входило в первоначальную систему «русских Палестин».

Рама упоминается в Ветхом Завете не однажды. Но это не один город, а несколько. Прежде всего, это город пророка Самуила. Но в русской традиции скорее всего была наиболее известной Рама, упоминаемая пророком Иеремией: «Голос слышен в Раме, вопль и горькое рыдание; Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться о детях своих, но их нет» (Иеремия, XXXI, 15).

В Новом Завете это виделось как прообраз плача над младенцами, избиенными Иродом (От Матфея, II, 16-18). О Раме писал старец Арсений Суханов, современник патриарха Никона, подробно изучивший Палестину. По дороге в Вифлеем ему указали кладбище, где покоится Рахиль, мать Иосифа Прекрасного и Вениамина, брата его. Арсений Суханов понял, что Вифлеем входит как бы в Рамский «уезд». Рукопись Арсения Суханова внимательно изучалась в кругу патриарха Никона. Именно по ней во многом строился невиданный на Руси храм Воскресения на Истре, повторяющий Храм Гроба Господня в Палестине.

Документы XVIII века называют еще одно палестинское название в районе Песочни и Доренки. Тогда бывшую пустошь Дьяково именуют Ермоном.

Ермон — самая высокая гора в Палестине. На ее вершине обычно лежит снеговая шапка. Ермон не один раз упомянут в ветхозаветных книгах. Особенно часто эта гора фигурирует в тексте книги Иисуса Навина. От Ермона хорошо просматривается и гора Преображения — Фавор. Обе эти вершины упомянуты вместе в 88 псалме царя Давида: «Твои небеса и Твоя земля; вселенную и что наполняет ее, Ты основал. Север и юг Ты сотворил; Фавор и Ермон о имени Твоем радуются».

В текстах Псалтири Ермон упомянут не однажды. «Я вспоминаю о тебе с земли Иордан¬ской, с Ермона». (Пс. 7, 41: 7). Особенно поэтично звучит стих из 132 псалма: «Как хорошо, как приятно жить братьям вместе. Это как драгоценный елей на голову, … как роса Ермон¬ская, сходящая на горы Сионские, ибо там заново дал Господь благословение и жизнь на¬веки». На склонах Ермона много родников, которые ручьями сбегают в Иордан. Исток Иордана находится поблизости.

К сожалению, отсутствие документов XVII века не позволяет с точностью решить, было ли название Ермон первоначальным, или его дали только в XVIII веке.

Более конкретные рассказы о горе Ермон в кругу патриарха Никона слышали от архиепископа Назаретского Гавриила. Он побывал в Москве в 1651 году. Ехал он через Украину, причем взял на себя тайную дипломатическую миссию – передал московскому царю письмо и поручение от Богдана Хмельницкого. Царь Алексей Михайлович встретил архиепископа с большим почетом. Гавриила Назаретского уговаривали остаться в Москве, наградили деньгами. К его словам прислушивались. Сохранились рукописи с поучениями Гавриила, в них содержатся и рассказы о Палестине.

«От Назарета же к полуденной стране есть равно поле, и посреди поля против Фаворской горы и ту есть Ермонская гора зело высока». Именно на этой равнине, по указанию Гавриила, «ста Иисус на месте равныя и народи ученик его». Рядом находится город, в котором был воскрешен сын вдовы.

У подножия Ермонского хребта находится город Кесария Филип¬пова. Это самый северный пункт, что посетил Иисус Христос в своих странствиях по Пале¬стине. Именно в Кесарии он сказал своему ученику: «Ты — Петр, и на сем камне я создам Церковь мою». (От Матфея, IX, 13-20).

МОНАСТЫРСКАЯ ВОТЧИНА В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII века

Петровские реформы положили начало новому периоду истории русской церкви. Было ликвидировано патриаршество и церковное управление перешло в ведение Святейшего Синода, во главе которого стоял светский чиновник — обер-прокурор. Этот период, с 1711 по 1717 год в церковной истории часто называют «синодальным».

Положение русского духовенства в эту новую эпоху было двойственным. Государство постоянно урезало права и привилегии церкви, но оно не могло допустить падения авторитета духовенства в народе и полного слияния его с низшими слоями населения. В результате была создана система государственного православия, при которой священники сохранили сравнительно привилегированное положение, но обязаны были в своем служении подчиняться государственному интересу, в том виде, как его понимал император.

Особенно тяжелыми для церковнослужителей и монахов были годы правления Петра I и Анны Иоанновны. Церковь была обложена многочисленными поборами в пользу армии, платила налоги со всех недвижимых имений, подвергалась многочисленным разовым выплатам и работам. Не смотря на все это, состояние вотчин Нового Иерусалима в Петровское время не обнаруживает никаких признаков упадка. В 1704 году население четырех ближайших к Дарне селений, включая само село, выросло до 328 жителей мужского пола. Дворы стали крупнее, иногда в одном дворе было по две избы. Беглых не оказалось, но появились сол¬даты. Только в Рычкове два двора стояли пустыми. Один крестьянин был в солдатах, а второй «по¬шел в солдаты в волницу», т. е. добровольно.

У крестьян впервые появляются фамилии: в Дарне — Лашковы, а в Ивановском — Кожевниковы. До этого времени в ходу были фамилии-отчества, которые менялись в каждом поколении и практические не позволяют проследить крестьянские родословные. Например, дед был Иван Васильев, отец Василий Иванов, а его сын – Петр Васильев. Отличить их от других мужиков с точно такими именами невозможно. И только на рубеже XVII и XVIII столетий понемногу начинают использоваться родовые фамилии, часто происходящие от случайных прозвищ, или от рода занятий данного человека (Сапожников, Гончаров, Кузнецов и т.п.).

По переписной книге 1715 года в селе Дарне-Воздвиженском было 18 дворов и 139 жителей (70 мужчин и 69 женщин). Деревня Ивановское — Высокое была более многолюдной: в ней в 20 дворах жили 99 мужчин и 97 женщин, всего 196 жителей. В Кашино и Рычкове было всего по 9 дворов. В Кашине 68 жителей, а в Рычкове 81.

Небольшое численное преобладание мужского населения по этой переписной книге является демографической загадкой. Это исключительный факт в истории переписей. Даже в мирное время женщин в русских деревнях было больше, чем мужчин. Тем более — в Петровское время, в условиях затянувшейся Северной войны.

Перепись1748 г. учитывала только жителей мужского пола. При этом очень под¬робно расписывалось, откуда они переселены. По этой переписи можно представить поли¬тику монастыря, который формировал свои вотчины согласно нуждам времени. В селе Воздвиженском было 67 душ. Оно укрупнялось за счет других примонастырских селений. Сюда были переведены крестьяне из Санникова, Ивановского, д. Соколовой. В селе много 60-летних жителей, есть 70-80-летние, а одному — Ва¬силию Михайлову на момент ревизии было 95 лет. В Ивановском 11 душ м.п. В свою очередь, Вознесенское, Дарна, Талицы и другие ближайшие к монастырю села стали «донорами» для Кашинской вотчины (63 души) и Рычкова (сюда переведены из Воздвиженского 3 крестьянина).

Усиление фискального давления на монастырские вотчины и вмешательства государства во внутрицерковные дела, при всей своей резкости, не было чем-то принципиально новым в отношениях светской и духовной власти. «Православная энциклопедия» пишет: «Этими мерами Петр развивал начала заложенные в устройстве еще Московского государства, но поистине революционным новшеством было придание духовенству административных и, до известной степени, политических функций. Приходское духовенство обязано было теперь объявлять все государственные законы во время воскресной службы, вести метрические книги (регистрацию бракосочетаний, рождений и смертей в приходе) и исповедальные росписи (кто из прихожан и когда исповедовался), выявлять раскольников и вести за ними наблюдение, надзирать за безместным духовенством, повивальными бабками и т.д. и, наконец, следить за регистрацией населения при ревизиях и доносить о незарегистрированных.

Таким образом, приходская церковь стала в какой-то мере представлять власть на местах, и власть не только духовную, но и светскую, выступала в качестве информационно-политического центра округи, где селяне узнавали последние правительственные решения. Отсюда же в высшие сферы шла информация о благонравии местного населения.

Монастырских сел эти новшества коснулись в меньшей степени. Монастырь продолжал оставаться государством в государстве. Население и священнослужители ближайших к Новому Иерусалиму вотчин чаще имели дело с монастырскими властями, чем с государственными чиновниками и епархиальным начальством. Так продолжалось до начала 1760-х годов.

В 1762 г. священниками «подмонастырных» сел Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря (Вознесенское, Преображенское-Никулино, Воздвиженское-Дарна, Троицкое, Чернево-Назарет, Соколово) был оглашен правительственный документ, который положил начало новому периоду их истории. Это был указ Петра III о конфискации церковных земель. Согласно ему, архиереи и монастыри лишались населенных имений и доходов от труда зависимых крестьян. Эти имения становились светскими, по существу — государственными, для управления ими создавалась Коллегия Экономии. Но император, издавший этот указ, процарствовал всего полгода.

Екатерина II, вступив на престол, не решилась сразу портить отношения с иерархами русской церкви. Она отменила указ покойного мужа и издала манифест о приведении монастырских крестьян в подчинение своим прежним владельцам. Но сделать это оказалось нелегко. Крестьяне с радостью восприняли известие о своем новом положении, но слышать не хотели о возвращении в монастырское подчинение, а правительственные распоряжения на этот счет просто игнорировали. Указ от 8 января 1763 г. о возвращении деревень монастырям был читан в приходских церквах, но крестьяне «не оказав нималой склонности к послушанию тех высочайших Ея Императорского Величества повелений, но и больше презрительными криками противности свои оказывали и не только о бытии в послушании властям того монастыря, но и во слышании указов требуемой подписи не дано было».

Когда настало лето, крестьяне приступили к прямому захвату монастырских угодий. Правительство вынуждено было прибегнуть к вооруженной силе. Пока воинские команды ни прибыли на место событий, крестьяне успели опустошить монастырские поля и луга, которые теперь считали своими, и даже нанести физические увечья монахам, если те появлялись в этих владениях.

События достигли апогея 12 июня 1763 г. Донесение из канцелярии Воскресенского монастыря в Коллегию Экономии описывало их так: «…а при ловле в тот день в монастырском Рычковском пруду… иеромонахом Никоном на монастырский расход рыбы деревни Рычковой крестьянин Максим Рогачев, чиня первее немалые наглости и отнимая уловленную рыбу, оного иеродиакона с злодейского своего умыслу имеющимся у него в руке камнем так сильно в щоку ударил, что всю правую скулу до кости сшиб, от коего удару оный иеродиакон упав на земь и лежал без памяти долгое время, как же реченный иеродиакон с бывшими с ним для той рыбной ловли людьми по неминуемости ехал мимо показанной деревни Рычковой в монастырь, то означенный же Рогачев и паки умышленно и с той деревни с крестьяны пятью человеками на дорогу выбегал и скорым уездом от них спаслись, а попавшийся ему Никону деревни Ивановской крестьянин Василий Дмитриев, увидя, что он Никон бит и окровавлен, говорил ему при всех, мало де вас били, надо бы де всех вас кольем перебить и впредь рыбы ловить нигде не допущать, сказывая при том, будто оные рыбные ловли все от монастыря отобраны и им крестьянам в владение отданы».

Коллегия Экономии направила в Новый Иерусалим своего советника Барыкова. Его рапорт от 24 августа 1763 г. содержал версию событий, основанную на показаниях самих крестьян. Она несколько отличалась от монастырской. «Деревни Рычковой крестьянин Максим Рогачев, — показали допрошенные, — иеродиакона Никона при ловле в Рычковском пруду рыбы в щоку ударил кулаком, а не камнем, и скулу оцарапал ногтем подлинно, а как оной иеродиакон ехал обратно в монастырь, то на дорогу с крестьяны пятью человеки ни с каким умыслом он не бегал. По речке Песочне в лугах называемых Прудовищи сено всею деревнею выкосили и розделили по себе, коего было на пример копен до десяти. Деревни Ивановской крестьянин Василий Дмитриев встречу ему ехавшему с рыбной ловли иеродиакону Никону, видя его окровавленнаго, что мало их били, надо де их всех кольем перебить и впредь рыбы ловить не допускать, тако ж и что оные ловли все отданы крестьяном, он говорил. Деревни Рычковой мельника Ивана Иванова сын Филип в Студенецком лугу травы выкосил и вывез на двор ево только шесть возов. Выборной Сергей Иванов, соцкой Семен Бочков Рамской луг для козбы Белозерского полку табуна они отвели сами собою без всякого от властей изволения».

Крестьяне утверждали, что «в том непослушании начинщиков и отменных начинателей нет, но всем миром в том согласны». Присланные из Москвы воинские команды выявили-таки подстрекателей и отправили их в Коллегию для наказания, а прочие участники были «при сходе всех подмонастырных вотчин крестьян на рынке… наказаны».

В реестре непослушных крестьян значатся:

«Примонастырных вотчин крестьяне выборные»: Василий Шевяков, Гаврила Барабошин, Иван Петров, Сергей Иванов, староста Яков Ревунов, соцкой Семен Бочков;

Дерени Рычковой: Максим Рогачев, Григорий Емельянов, Давыд Елизаров, Козьма Елизаров, Алексей Ваутин;

Деревни Кашиной: Иван Дмитриев, Иван Лисица, Алексей Борзов, Яков Горбачев, Данила Черпалин, Василий Горбачев, Никита Алексеев, Евстрат Васильев, Ефрем Симагин;

Деревни Ивановской: Андрей Клочков, Александр Сологубов, Козьма Никитин, Максим Леонов, Иван Сергеев, Яков Бузлаев, Дементий Иванов, Симон Дмитриев, Осип Леонов, Федор Фролов, Марка Алексеев, Гаврила Терентьев, Василий Дмитриев, Иван Михайлов;

Села Воздвиженского: Михаил Васильев, Федор Левонов, Николай Александров, Василий Козленков, Федор и Василий Михалины, Никифор Головлев, Федор Козмин, Гаврила Егоров, Марко Градовичев, Иван Дмитриев;

Деревни Небогатковой: Иван Бутыла, Федор Петров, Никифор Самойлов.

В деле упомянуты выборные деревни Рычковой Илья Емельянов сын Елизаров, деревни Кашиной — Тихон Алексеевич Смагин, села Воздвиженского, Дарна тож — Василий Алексеев сын Лашков, деревни Ивановской — Кузьма Никитин сын Синицын. Они были на сходе, но не дали подписок о слушании привезенных Барыковым правительственных указов.

Выборный Василий Шевяков взял у содержателя песошенской оброчной мельницы Ивана Иванова 9 руб. 47 коп денег. 4 рубля помольных денег были истрачены на мирские расходы. Потом крестьяне решили отпраздновать свое освобождение и мельник должен был поставить новым хозяевам выпивку. «За отдачу оной мельницы оному мельнику во владение выговорного вина куплено им мельником про мирских людей два ведра на четыре рубли на сорок семь копеек», — отчитывался Шевяков. Нашлись среди мужиков и трезвенники, им взамен вина раздали по пять копеек. В качестве потенциальных владельцев земли крестьяне вступили в отношения с представителями власти, каких нашли на месте: прапорщику Московской губернской канцелярии Андрею Малышкину, состоявшему при описи вотчин, был выдан 1 рубль.

Но благоденствие длилось недолго. Угодья и собранный с них урожай (это было сено, потому что хлеб еще не созрел) велено было вернуть монастырю. Коллегия Экономии предписывала «скошенное деревни Рычковой крестьянами в нынешнем году в монастырском лугу сено тритцать копен с них возвратить». Исполнение этого приказа затянулось до поздней осени и, в конечном счете, так и не состоялось. В Москву рапортовали: «О сборе реченного сена и денег тех вотчин старостам указ минувшего октября 4 числа сего году дан, точию не только платежа, но еще и расположения ими к сбору ослушанием их тому не учинено».

Правительство решило не только наказать бунтовщиков, но и разобраться в причинах недовольства жителей монастырских сел своей жизнью. Были составлены полные описания церковных имений, с росписью крестьянских повинностей и доходов (их составляли военные, поэтому эти описи получили название «офицерских»). Как оказалось, «князья церкви», которые в Средние века были самыми рачительными хозяевами, теперь донимали своих крестьян многочисленными мелочными сборами и архаичными повинностями. Власть сделала заключение, что время монастырских латифундий прошло.

К тому же, и обстановка в стране была тревожной. Крепостничество достигло своего пика. На Урале бунтовали заводские рабочие. Только что с трудом подавили восстание башкир. На Дону и Яике было неспокойно. Не хватало только бунта монастырских крестьян в центре страны. Екатерина стала спешно гасить очаги недовольства: громкий процесс над «Салтычихой» должен был привести в чувства зарвавшихся помещиков, обанкротившиеся заводы были возвращены в казну, специально созданная Комиссия о духовных имениях стала готовить штаты для архиерейских домов и монастырей ввиду лишения их населенных имений.

Новый и на этот раз окончательный указ о конфискации монастырских вотчин вышел 26 февраля 1764 г. В качестве компенсации монастырям предоставлялось государственное жалование согласно штату. Села и деревни, ранее им принадлежащие, поступали в полное распоряжение Коллегии Экономии и стали называться экономическими. Желаемый эффект был достигнут. Как писала сама Екатерина, «монастырских крестьян непослушание разом пресеклось».

Остались недовольные церковники. Но единого мнения не было и среди них. Императрица сыграла на их собственных внутренних противоречиях: между великорусским духовенством и многочисленными выходцами с Украины, занимавшими при Елизавете ведущие позиции в церковной иерархии, а также между черным и белым духовенством. Ущемив права монахов, она постаралась реабилитировать себя за счет «бельцов»: были отменены некоторые налоги с приходского клира в пользу епископов («окладные сборы», подати за поставление в священники и переводы с одной должности на другую). В 1765 г. сельским приходам назначили по 33 десятины земли (30 пахотной и 3 пастбищной), которая становилась дополнительным источником дохода для причта, если, конечно, ее удавалось полностью выделить из помещичьих или крестьянских земель.

Основные средства к существованию сельское духовенство получало от треб и традиционных пожертвований в натуральной форме от прихожан. Екатерина II пыталась ввести фиксированную плату за отправления треб (от 3 копеек за крещение и 10 копеек за венчание или отпевание в сельской местности до 25-50 копеек за крещение и 1-2 руб. за венчание в Москве), но предписанные сверху расценки не прижились на практике. В конечном счете, все определяла зажиточность прихожан.

Сведения о составе и состоянии прихода церкви в Дарне на XVIII век весьма скудны. Основной их источник — документы епархиального управления и отчетности. Церковь в селе Воздвиженском-Дарна входила в состав Московской епархии и непосредственно подчинялась Звенигородскому духовному правлению и благочинному, которым в это время был настоятель церкви Вознесения в Звенигороде. Регулярно под руководством благочинного священник должен был составлять ведомости о церкви, ее причте и приходе (клировые ведомости) и предоставлять их в Духовное правление. В Центральном Государственном архиве г. Москвы сохранились некоторые из этих документов. Из них мы узнаем, что в 1757 г. на месте прежнего Крестовоздвиженского храма был возведен новый деревянный храм в честь свв. Апостолов Петра и Павла, перенесенный из села Петровского экономического ведомства. Село Дарна не изменило своего названия по новой церкви и продолжало называться Воздвиженским. Сохранение прежнего названия было принципиально важно для священной топографии «Русской Палестины».

По клировой ведомости 1788 г. «в селе Дарне церковь Петра и Павла деревянного здания во всей исправности, церковною утварью посредственна.

Священник Андрей Феофилов 56-ти лет находится в меланхолической болезни, грамоту имеет, в чтении и церковном пении исправен, в школах не был, женат. За священником дел и подозрений нет.

Дьячек Федор Андреев 29-ти лет, посвящен, грамоту имеет, в школах не был, в чтении исправен, ноту знает, женат. За дьячком дел и подозрений нет.

Пономарь Иван Борисов 29-ти лет, посвящен, грамоту имеет, в школах не был, в чтении средственен, ноту знает, женат. Пономарь за самовольную от должности без позволении команды в другой уезд отлучку штрафован в монастыре месячными трудами.

Священниковы дети: Иван 17 лет, Николай 12 (обучаются в семинарии). Дьячков сын Иван 5 лет. Пономаревы дети: Иоанникей 5 лет».

К сожалению, ведомости этого времени не имеют графы о родственных связях причетников, а большая часть приходского духовенства тогда не имела фамилий, которые помогли бы эти связи установить. Указанные в документе дети — это только несовершеннолетние, которые живут при отце. Взрослые сыновья, а также дочери не перечислены. Остается только предполагать, что священник Андрей Феофилов и дьячок Федор Андреев это отец и сын.

В приходе в это время 68 дворов экономического ведомства, в них мужского пола 248 душ, женского 237. «Священно-церковнослужители пользуются сверх прихода определенной святейшим Никоном патриархом 15 десятинами землею».

Таким образом, дарновский приход в это время весьма малочислен, он даже не вписывается в установленные в 1778 г. штаты (однокомплектная церковь с 1 священником, дьячком и пономарем предполагала приход от 150 дворов). При том стремлении к ограничению количества клириков и храмов, которое проявляло государство в XVIII в., церкви с недостаточным приходом балансировали на грани закрытия. Их даже и пытались закрывать в 1760-80-х гг., укрупняя приходы, но государственная служба не могла поглотить такого количества «лишних» клириков, и эксперимент пришлось приостановить. По более мягким требованиям, введенным в 1785 г., однокомплектный клир устанавливался для храмов с приходом менее 700 человек. При всем этом казне приходилось учитывать специфику так называемой Синодальной области (в нее входили центральные районы России). Большое количество сельских храмов — исторически сложившаяся реалия этой территории, составлявшей ядро Великорусского государства. Здесь во второй половине XVIII в. одна церковь приходилась в среднем на 281 прихожанина мужского пола и 7 человек причта. При таком раскладе приход церкви в Дарне лишь немного не добирал до среднестатистического.

Как видно из ведомости, церковь еще не получила положенных по указу пашни и сенокоса, а продолжала пользоваться лишь наделом, пожалованными ей более ста лет назад основателем Ново-Иерусалимского монастыря.

Ни один из церковнослужителей Петропавловской церкви в Дарне на это время не получил специального богословского образования. Требование петровского «Духовного регламента» об обязательном обучении сыновей священнослужителей в епархиальных духовных училищах и непоставлении в священники «неученого в той школе человека» до сих пор оставались на бумаге. Система духовного образования в России еще не сложилась.

В 1796 г. на престол вступил император Павел I. Он захотел немедленно переменить всю административно-территориальную систему, сложившуюся в царствование его матери. Московская губерния была перекроена вплоть до уездов и волостей. Созданный в 1781 г. Воскресенский уезд был упразднен, город Воскресенск из уездного превратился в заштатный, ближайшие окрестности Ново-Иерусалимского монастыря были вопреки всякой исторической традиции присоединены к Рузскому уезду. Воздвиженское-Дарна неожиданно оказалась центром вновь учрежденной экономической волости. В Воздвиженскую волость входили ближние «подмонастырные» деревни, села и слободы, расположенные по р. Песочне и Истре (Котельники Макруша, Троицкое, Полево, Никулино). Был даже проект создания нового уезда с центром в Еремееве, но он не был реализован.

В 1801 г. о «Рузской округи села Дарны церкви Петра и Павла» сказано:

«Церковь деревянная в твердости, утварью довольна.

Священник Федор Андреев, 42 года, состояния хорошего.

Дьячок Иван Федоров, 20 лет, состояния не худого, но груб и глуп.

Пономарь Александр Егоров, 21 год, состояния не худого, но к должности не рачителен.

У священника дети: Алексей 9 лет – обучается словесному, Сергей 4 года».

Судя по имени и возрасту, священник Федор Андреев — это бывший дьячек дарновского храма. Возможно (если допустить небольшую разноголосицу между двумя ведомостями в данных о возрасте причетников), дьячок Иван Федоров — его сын. Клировая ведомости 1803 г. упоминает тех же людей, и кроме того, добавляет: «При оной церкви богадельни не имеется. У них, священно церковнослужителей строения деревянные собственные».

В 1811 г. в селе Воздвиженское – Дарна 81 крестьянин м.п., в деревне Ивановской 130 крестьян м.п.

До начала XIX в. мы не видим серьезных перемен во внутренней жизни духовенства. Приход просто передается по наследству. Никаких особых требований к священникам не предъявляется. Речь пока идет не о специальном образовании, а о простой грамотности. Изменения произошли только в начале Александровского царствования. «Предначертание» реформы, составленное по поручению Александра I епископом Евгением (Болховитиновым), было реализовано в 1808-1814 гг. Реформа на целый век определила те ступени, которые должен был пройти человек на пути церковного служения. Главная мысль заключалась в отделении высшего богословского образования от среднего и низшего. До сих пор семинарское и академическое образование смешивалось, единой программы для всех учебных заведений не существовало. Новая система предполагала обучение на трех уровнях по единой программе и обеспечивала преемственность между ними.

Высшее духовное образование осталось прерогативой академий (Санкт-Петербургской, Московской, переведенной в Троице-Сергиеву Лавру, и Киевской). Академический курс продолжался четыре года и был разделен на два двухгодичных отделения. Средним духовным учебным заведением были семинарии, учрежденные в каждой епархии. В них обучались шесть лет по трем двухгодичным курсам — риторическому, философскому и богословскому. В Московской епархии было две семинарии — Троицкая (впоследствии переведенная в Николо-Перервинский монастырь) и Вифанская. В семинарии принимались выпускники уездных духовных училищ с шестилетним курсом, в которых изучали грамматику, арифметику, историю, географию, пение, катехизис, церковный устав и классические языки.

Ближайшим к селу Дарна было Звенигородское духовное училище при Саввино-Сторожевском монастыре. Для поступления в училище необходимо было знать грамоту, ей дети священников обучались дома. Аттестат, полученный выпускником духовного училища или семинарии, стал главным основанием для рукоположения его в священники и определения на место. Рукоположение московских и подмосковных священников обычно совершал сам глава епархии или викарий в московском Благовещенском соборе.

Отечественная война 1812 г. не обошла стороной Воскресенскую округу. Крупных военных действий здесь не было, однако, из разоренной Москвы и от Звенигорода к монастырю приходили в поисках драгоценных вещей и провизии французские мародеры. Окрестные жители, вооружившись вилами и дрекольем, отогнали их от монастыря и не дали разорить свои дома и храмы. Сохранилось редкое и тем более ценное мемуарное свидетельство об этом времени крепостной Александра Николаевича Соймонова – очевидицы событий. Она вспоминает, что барин велел идти им из Москвы в свое имение Теплое на Нудоли. «В Песочну пришли — слышен в Воскресенском за рекой шум, крик. Что это такое, думаем. Подошли к строению, увидели женщину: «Скажи нам, голубушка, что такое за шум?» — «Это наши мужички с французами воюют, что там у них делается, не знаю».

А вот что вышло. Пришли в Воскресенск человек 500 неприятелей — жители все разбежались из домов. Французам хотелось собор ограбить; мужички воротились, кто с топором, кто с вилой, да давай французов катать, а французы-то в них стреляют. Такая пошла война, но Господь помог, видно, Он не захотел, чтобы нехристи монастырь ограбили. Французов-то было 500 человек, а наших немного, да наших-то прибавлялось, из разных деревень сбегались на шум. Одних убьют, другие готовы, колотят да катают французов кто чем попал. Всех положили на месте, ни один не ушел».

Несколько жителей города Воскресенска и староста села Лучинского были награждены памятными медалями. Отличившиеся в борьбе с французами священники награждались памятным крестом с надписью. Среди них находим и имя дарновского пастыря.

6 августа 1812 г., как раз накануне занятия французами Москвы, священником в церковь села Дарны был назначен двадцатидвухлетний Петр Иванович Воскресенский. Дарна располагалась в непосредственной близости от Нового Иерусалима. Несомненно, французские мародеры добрались и до этого села. Благодаря решительным действиям прихожан во главе с настоятелем, церковь в Дарне не была разорена. Послевоенные документы говорят: «Церковь … цела и неприятелем неприкосновенна, … одежда и св. антиминс целы и невредимы. Церковная утварь вся цела и спасена. Иконостас, в нем иконы, а на них оклады целы и невредимы. Церковнослужительских построечных собственных домов два. Приходских дворов 101, в них м.п. 317 душ, и все те дворы целы».

В 1816 г. император Александр I вернулся в Россию из заграничных походов и послевоенных европейских конгрессов. 24 августа 1816 г. он был в Ново-Иерусалимском монастыре. Архимандрит Иона (Иван Дмитриевич Павинский) произнес приветственную речь. Возможно, по дороге он заезжал и в Дарну.

Однако официальное посещение императором древней столицы, принявшей на себя главный удар завоевателя, и продолжительное пребывание в ней пришлось на 1817-1818 годы. В 1817 г. Александр приехал в Москву, в октябре был заложен храм Христа Спасителя на Воробьевых горах (неосуществленный проект архитектора Карла Витберга). Вместе с императором в Москву на время переехал весь двор и гвардия. Вся зима прошла в балах и праздниках.

Еще в сентябре, по дороге из Петербурга, расставшись с императрицей в Клину, Александр I совершил объезд некоторых подмосковных городов, сел и монастырей, в том числе и Ново-Иерусалимского. Порядок встречи государя по заранее определенному маршруту был изложен в специальном указе Московской Духовной консистории от 19 сентября 1817 г. «Как ныне ожидается Высочайшее прибытие Его Императорского Величества с Фамилиею в здешнюю столицу, — писали из Консистории в Звенигородское Духовное Правление, — пришел приказ из Святейшего Правительствующего Синода от его управляющего Московского Митрополита Высокопреосвещеннейщего Августина Архиепископа Дмитровского, Свято–Троицкой Сергиевой Лавры Священно Архимандрита и разных орденов Кавалера резолюция».

Маршрут высочайшего путешествия шел от села Успенского до Черной Грязи, минуя Москву. В общей сложности императору предстояло проехать 120 верст с остановками в селе Фоминском, Дютькове, Кубинском, Звенигороде и Воскресенске.

На основании указа Звенигородским Духовным Правлением были оповещены священнослужители храмов, находившихся по пути следования императора:

села Кляпово Никольской церкви священник Василий Денисов,

села Пронского Покровской церкви священник Николай Андреев,

села Носова Успенской церкви священник Алексей Ветров,

села Луцина Никольской церкви священник Иоанн Никитин,

градской Рождественской церкви священник Иоанн Николаев,

села Ершова священник Андрей Иванов, дьякон Иван Симеонов, пономарь Николай Яковлев,

села Ильинского, что на Городище, священник Александр Николаев,

города Воскресенска церкви Вознесения священник Симеон Васильев,

села Воздвиженское–Дарна священник Петр Павловский, пономарь Александр Егоров,

села Троицкое, что на реке Истра, священник Василий Николаев, пономарь Петр Ефимов.

Священник дарновского храма в списке церквей, ожидавших приезда государя, назван Петром Павловским. Без сомнения, это все тот же Петр Иванович Воскресенский, который сменил фамилию по месту служения — церкви Петра и Павла. Подобные примеры не редкость в среде русского приходского духовенства XIX в.

Встречать царя со свитой по пути его следования полагалось следующим образом: «Священники и диаконы в полном и богатом облачении. Священники держат крест на блюде, диаконы с кадилом, а причетники в стихарях держат подсвечники, и по обеим сторонам хоругви. Когда изволит Его Императорское Величество подъехать к церкви, петь тропарь храмового праздника, ежели изволит приложиться ко кресту, поднести его священнику и не давать целовать своей руки, а между тем быть колокольному звону. Благочинным иметь смотрение строжайшее и рапортовать».

Как уже было сказано, церковь в селе Дарна не была разрушена во время наполеоновского нашествия. Однако деревянный храм ветшал и вскоре потребовал ремонта. 3 марта 1822 г. на имя Филарета (Дроздова), архиепископа Московского и Коломенского, поступила просьба от священника Петропавловской церкви села Дарна Петра Иванова и прихожан о дозволении произвести следующие ремонтные работы: «Сломав по древнему манеру имеющейся круг церкви паперть, обшить церковь вновь тесом, окна сделать гораздо больше, пол в церкви перебрать и сделать под струей, употребив для сего кошельковую сумму 270 рублей, недостаток дополнить собственным мирским капиталом не касаясь свечной суммы».

7 марта 1822 года последовал указ из Московской Духовной Консистории с разрешением на ремонт.

На 1826 год имеется первая подробная «Ведомость Петро-Павловской церкви с ея причтом и приходом, состоящей Звенигородского уезда в Селе Воздвиженском, Дорне тож».

Сказано, что она «перевезена в 1757 году Московского уезда из села Петровского экономического ведомства, попечением приходских людей». На момент описания состояние церкви следующее:

«Зданием деревянная, крепка.

Престол один в холодной во имя святых Апостолов Петра и Павла церкви.

Утварью посредственна.

Причт издавна: священник один, дьячок один, пономарь один.

Приходских дворов 85. Душ мужеска пола 282, женска 371.

Земли при сей церкви под усадьбою и церковью одна десятина. Пахотной и сенокосной 35 десятин, на которую землю план и межевая книга хранится при церкви. Священник за землю с прихожан получает 16 четвертей ржи и 270 пудов сена, церковнослужители сами оною пользуются.

Домы у священно-церковнослужителей собственные на церковной земле.

Зданий принадлежащих к церкви никаких не имеется.

Расстоянием сия церковь от Консистории в 42-х верстах, от Духовного правления в 25-ти, от местного благочиния в 25-ти же верстах.

Ближайшие к сей церкви суть: заштатного города Воскресенска в 4-х верстах, погоста Троицкого в 5-ти и села Никольского-Малинки в 5-ти же».

Клир состоит из священника, дьячка и пономаря. О них узнаем то, что обычно сообщали документы такого рода: возраст, образование, обстоятельства поставления на место, награды и порицания:

«Священник Петр Иоаннов Воскресенский, по окончании трехлетнего богословского курса быв уволен с аттестатом, 1812 года августа 6 дня посвящен во священники на настоящее место преосвященным Августином, епископом Дмитровским, Московской митрополии викарием, ставленую грамоту за подписанием его же преосвященства имеет, награжден крестом 1812 года с надписью. Лет от рождения 36.

У него в семействе жена Дарья Федорова — 29 лет. Дети: Елена — 10 лет, Василий -7 лет, обучаются словесности, Дмитрий — 5 лет, Матвей — 4 лет.

Дьячок Ипатий Петров определен преосвященным Августином, епископом Дмитровским, Московской митрополии викарием 1811 года июня 12 дня Волоколамской округи в село Спирово; им же посвящен 1814 года марта 12 дня в стихарь. В 1825 году апреля 18 дня переведен на настоящее место преосвященным Кириллом, епископом Дмитровским, Московской митрополии викарием. Лет от рождения 29. В родстве никому не состоит.

У него жена Агафья Егорова — 33 лет. Дети: Марфа — 14 лет, Андрей находится у его преосвященства в певческом хоре — 13 лет, Григорий — 6 лет, Василий — 4 лет.

Пономарь Александр Егоров посвящен в 1799 году февраля 6 дня преосвященным Серапионом, епископом Дмитровским, за подписанием его ставленую грамоту имеет. 47-и лет, священнику свояк.

У него жена Наталья Федорова — 45 лет. Дети: Дарья — 21 года, Елисавета — 20 лет, Гавриил обучается в Спасо-Вифанской семинарии — 17 лет, Анастасия, Сигклитикия — 8 лет, Агриппина — 7 лет».

Как мы видим, состав клира в основе тот же, что и накануне Отечественной войны. Старожил храма — пономарь Александр Егоров. Он служит уже 27 лет. Возможно, его жена — дочь прежнего священника Федора Андреева (женское потомство причетников — 3 девицы — не перечислено поименно в ведомости начала века). Ее младшая сестра — жена священника Петра Воскресенского.

Прихожане:

«В селе Дорне экономического ведомства крестьян 24 двора, м.п. 77, ж.п. 101.

В деревне Кашине экономического ведомства крестьяне 25 дворов, 77 м.п., 114 ж.п.

В деревне Небогаткове экономического ведомства крестьяне 4 двора, 16 м.п., 15 ж.п.

В деревне Ивановском экономического ведомства крестьяне 32 двора, 112 м.п., 141 ж.п.

Итого 85 дворов, 282 м.п., 371 ж.п.

Сообщение с храмом: Кашино в одной версте, препятствий нет, Небогатково в двух верстах, препятствий нет. Ивановское в полуторех верстах, препятствий нет».

Нельзя не обратить внимания на большую разницу между количеством мужского и женского населения прихода в это время. Некоторое численное преобладание женщин в русских деревнях — вполне заурядное явление. Но в эти годы их кое-где оказалось больше в полтора раза, а в целом по приходу — почти на 100 человек. Все это связано с многочисленными рекрутскими наборами в ходе войн с Наполеоном. Позднее, как будет видно из документов, положение выровняется: отслужив положенные 25 лет, уцелевшие на войне солдаты вернутся в родные места.

В ревизской сказке от 22 февраля 1834 года говорится, что священник Петр Иванов в 1832 году выбыл в Богородский округ в церковь Параскевы, что на речке Березовке. Запрещенный к священно служению (за что — не сказано), он был взят на причетническую должность. Сын его Иван умер 20 июля 1816 года, дочь Елизавета умерла 30 мая 1816 года. Жена Дарья Федорова выбыла вместе с мужем.

Дьяческое место было предоставлено ученику Спасо-Вифанской семинарии Сергею Федоровичу Грузову. В предыдущую ревизию (1816 г.) ему был 21 год, окончив курс, он выбыл в 1818 году в г. Дмитров. Пономарь Алексей Егоров умер 5 апреля 1833 г.

В 1834 г. были налицо, с вновь поступившими на освободившиеся штатные места:

1. Священник Иаков Евфимьевич Богословский, вдов – 56 лет.

Дети его: Семен Богословский 19 лет, обучается в Спасо-Вифанской семинарии, Лев Богословский – 13 лет в Савинском училище, дочь Наталья – 15 лет.

2. Дьячок Ипатий Петров – 39 лет.

Дети: Григорий 14-ти лет, Василий 15-ти лет – оба в Савинском училище.

Жена Агафья Егорова – 39 лет, дочери Марфа – 20 лет, Ольга — 5 лет.

3. Пономарь Гавриил Александров, холост, 25 лет.

Итого причетников с семьями: 6 мужчин, 4 женщины.

Данные о приходе на то же время: в селе Воздвиженское Дарна мужчин 85, женщин 90; в деревне Ивановской мужчин 119, женщин 153; в деревне Кашине соответственно 92 и 115; в деревне Небогаткове по 18 человек обоего пола, в деревне Рычкове мужчин 42, женщин 54. Из деревни Кашиной 9 человек являются служащими Симонова Ставропигиального монастыря.

Некоторое очень непродолжительное время к приходу села Дарна было приписано сельцо Кутузово. В июне 1838 г. его крестьяне просили об исключении их из дарновского прихода и приписке к Бужарову, что и было сделано.

Важным этапом в жизни государственной деревни была реформа 1837-1841 гг. Было создано новое министерство Государственных Имуществ, которое возглавил либеральный сановник граф П.Д. Киселев. Реформа улучшила администрацию и быт государственной деревни, облегчил крестьянские повинности. Важным шагом реформы было создание в казенных селениях запасных хлебных магазинов, то есть резерва хлеба на случай неурожая. В помещичьих имениях функцию такого страхового фонда выполняло барское хозяйство и его запасы, а государственная деревня часто страдала от того, что к весне подъедали даже семенной хлеб.

Государственные крестьяне быстрее продвигались по пути капиталистического предпринимательства (свобода крестьянских промыслов была провозглашена еще Екатериной II), достигали некоторого материального благополучия и становились потенциальными вкладчиками своих сельских церквей. Приходский храм имел для казенного села особое объединяющее значение, ведь здесь не было помещичьей усадьбы и домовых дворянских церквей, которые выступали бы организующим центром ближайшей округи. Не удивительно, что как только крестьяне казенного ведомства стали богатеть, они постарались выстроить в своих селах новые каменные храмы, которые бы наглядно демонстрировали преуспевание жителей. На вторую половину Николаевского царствования, то есть на 1830-40-е годы, приходится пик приходского строительства в казенных селах. Дарну этот процесс обошел стороной, — возможно, сказалась сравнительная бедность прихода и те несчастья, которые постигли его в это время. Так, в деревне Кашино 2 августа 1846 года в доме крестьянина Зиновия Якимова в отсутствии его по неизвестной причине произошел пожар, от которого сгорело 10 крестьянских домов с надворными постройками. Не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что существующий деревянный храм не был слишком старым и после починок 1820-х годов вполне удовлетворял прихожан.

В это время рядом со старой, еще Никоновских времен, мельницей на речке Доренке у деревни Рычковой появилась еще одна, «о двух поставах», принадлежащая московскому Рождественскому девичьему монастырю. В 1840 г. монастырь запрашивал епархиальные власти о разрешении отдать мельницу в аренду.

В обращении митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету сказано: «Мельница при деревне Рычково на реке Песочне в 1834 году 1 ноября была отдана по контракту московскому 3-й гильдии купцу Ивану Ивановичу Голованову в восьмилетнее содержание с платою ежегодно по 300 рублей ассигнациями. Срок, хотя не истек, но купец Голованов ныне умер, по коему поручению был отец – тоже умер. Брат хотел бы содержать мельницу до срока, но монастырь находит его не благонадежным, а потому докладывает о сем Вашему Высокопреосвященству, испрашивает Архипастырской резолюции не благоугодным ли будет разрешить отдать мельницу на 12 лет содержания титулярному советнику Ивану Андреевичу Решетникову, с платой по 350 рублей ассигнациями в год. Условия прилагаются.

Вашего Высокопреосвященства нижайшие послушницы Московского Рождественского девичьего монастыря игуменья Афанасия, казначей Александра, монахиня Евпраксия».

Условия были следующие: содержать мельницу, строения и плотину в порядке, ремонтировать за свой счет; если будут построены дополнительные строения, по окончанию контракта передать их монастырю, если мельница сгорит, построить новую. Последний пункт содержал оговорку: «Если сгорит от грома, соседей или молнии, и это будут доказано, то мне, Решетникову ни за что не отвечать». Землю при мельнице надлежало использовать для запруды плотины и выпуска лошадей, как было при отдаче мельницы из Казенной палаты монастырю.

В августе 1861 г. Новый Иерусалим посетил великий князь Александр Александро¬вич (будущий император Александр III) вместе с братом, великим князем Владимиром Александровичем. Они осмотрели монастырь, отобедали в монастырской гостинице, как простые паломники, заплатив за щи и кашу 6 рублей. Ехали они, как и почти все посетители монастыря, через станцию Крюково, проезжая Еремеево и Дарну.

«Клировая ведомость о Петро-Павловской церкви, состоящей в селе Воздвиженском, Дорне тож» за 1850 г. показывает некоторые изменения в благоустройстве храма и новых лиц в составе клира. О церкви сказано:

1. Построена 1757 году тщанием прихожан.

2. Зданием деревянная с таковою же колокольнею, крепка.

3. Престолов в ней один во имя Свв. Апостолов Петра и Павла.

4. Утварью достаточна.

5. Причта издревле положено: священник, дьячок, пономарь.

6. Земли при сей церкви усадебной, пашенной и сенокосной находится 36 десятин, на которую землю план и межевая книга имеется и хранится в церковной ризнице. Священник своею частью земли не владеет, но отдает прихожанам, за что с каждой ревизской души по добровольному их согласию получает по получетверику ржи и по пуду сена в каждый год без акта; дьячок и пономарь своею частью земли сами владеют.

7. Домы у священно- и церковнослужителей деревянные на церковной земле.

8. Священник и церковнослужители на содержание получают вспомогательного оклада серебром 83 рубля и 99 копеек в каждый год, содержание их посредственно.

9. Зданий, принадлежащих к церкви, никаких нет.

10. Расстоянием сия церковь от Духовной Консистории в 42-х верстах, от Духовного правления в 25 верстах, от местного благочинного в 25 же верстах.

11. Приписной церкви нет.

12. Домовой церкви также не имеется.

13. Ближайшие к сей церкви заштатного города Воскресенска Вознесенская церковь в 4-х верстах, Преображенская, что в селе Никулине в 4-х верстах, Троицкая, что в селе Троицком в 4-х верстах.

14. Опись церковному имуществу есть, сделана в 1837 году, скреплена присутствующим Звенигородской Вознесенской церкви протоиереем Кириллом Воскресенским и утверждена печатью Звенигородского Духовного правления.

15. Приходно-расходные книги о суммах свечной и церковной за шнуром и печатью Звенигородского Духовного правления даны в 1834 году, ведутся исправно и хранятся в целости.

16. Копии с метрических книг с 1803 года хранятся в целости.

17. В обыскной книге, выданной за шнуром и печатью Звенигородского Духовного правления в 1822 году и скрепленной присутствующим Вознесенской церкви протоиереем Кириллом Васильевичем Воскресенским, писанных листов 125, неписанных остается 5 листов.

Священник Александр Иоаннович Невский, 32-х лет. Родился Московской губернии Звенигородского уезда в селе Успенском Носове тож, духовного звания сын пономаря, обучался в Спасо-Вифанской семинарии наукам: богословским, философским и словесным, языкам латинскому, греческому, немецкому и еврейскому. По окончании курса наук в означенной семинарии в 1840 году был уволен в епархиальное ведомство с аттестатом 2-го разряда, по увольнении произведен в настоящее место к Петро-Павловской, что в селе Дорне церкви во священника, грамоту имеет. Поставлен 31 июля 1841 г., проповедей в год говорил четыре, поведения очень хорошего, ни с кем ни в родстве. Судим и штрафован не был и под следствием или судом не состоит.

В семействе у него: жена Наталья Яковлева 30-ти лет. Дети: Анна 8 лет, учится читать и писать, Елисавета 5 лет, Иван 6 месяцев.

Дьячок Ипатий Петров Артамонов, 55-ти лет. Родился Московской губернии Звенигородского уезда в селе Ильинском, из духовного звания, сын дьяческий, обучался в бывой Московской Академии до низшего грамматического класса, по исключении из оного определен Волоколамского уезда в село Спирово к Введенской церкви в пономаря (1811 года 12 июня). В стихарь посвящен и грамоту имеет (22 марта 1814). От сей Введенской церкви переведен на настоящее место во дьячка, на что и указ имеет (17 апреля 1825), женат первым браком. Чтение, пение и катехизис знает очень не худо. Поведения хорошего. Ни с кем ни в родстве. Судим и штрафован не был, под судом и следствием не состоит.

В семействе у него жена Агафья Егорова 55-ти лет.

Пономарь Иван Николаев Уаров 34-х лет. Родился Московской губернии Дмитровского уезда в селе Батюшкове, из духовного звания дьяческий сын. Обучался в Московском Высокопетровском училище до низшего отделения, по исключении из оного определен Дмитровского уезда в село Морозово к Успенской церкви во дьячка (19 марта 1831). В стихарь был посвящен и грамоту имеет (7 февраля 1832). От Успенской церкви переведен был Звенигородского уезда в заштатный город Воскресенск к Вознесенской церкви (27 июня 1833). А от Вознесенской церкви переведен на настоящее место в пономаря, на что и указ имеет (14 декабря 1837). Чтение и пение знает хорошо, катехизис не худо. Ни с кем ни в родстве. Судим и штрафован не был, под судом и следствием не состоит.

Двоеженец. В семействе у него жена Агриппина Алексеева 26 лет.

Дети от первой жены: Александр Уаров 15 лет исключен Московского Высоко-Петровского училища из низшего отделения в 1850 году, находится при отце, Анастасия — 14 лет, Татиана — 13 лет, Александра — 9 лет, Павел — 7 лет, учится читать и писать у отца. От второй жены: Петр — 2 лет.

Заштатные и сиротствующие:

Престарелый означенной церкви священник Иаков Ефимов Богословский 73 лет живет на пропитании у зятя своего вышеозначенного священника. В 1804 году за причиненную им пономарской дочери обиду сделан выговор и в том же году сделан выговор за то, что он при жалобе на бывого пономаря взял от прихожан свидетельское показание и представил высшему духовному начальству. В 1838 году за нанесение прихожанину обид был судим и обязан подпискою, чтобы для исправления треб допускаем не был с удержанием по долгу предосторожности от священнодействия, по удостоению от духовника, и отдан под особый надзор благочинного.

Приход:

Ведомства Государственных имуществ в селе Воздвиженском, Дорне тож крестьян 27 дворов, 88 м.п., 88 ж.п.

Того же ведомства в деревне Кашине крестьян 32 двора, 99 м.п., 107 ж.п.

В деревне Ивановской крестьян 35 дворов, 114 м.п., 138 ж.п.

В деревне Небогаткове крестьян 5 дворов, 18 м.п., 20 ж.п.

Всего 99 дворов, 312 м.п., 353 ж.п.

Итак, при церкви появилась деревянная колокольня (как видно из более поздних документов, она была поставлена на крыше храма), пополнилась ризница церкви, а церковнослужители стали получать вспомогательный оклад, который выдавался из казны малочисленным и бедным приходам. В ближайшие 30 лет размер этого оклада не менялся.

Место священника в Дарне в качестве приданого за дочерью перешло от бывшего настоятеля Якова Богословского к его зятю. Родственные связи причта конца XVIII — начала XIX в. не устанавливаются с такой определенностью из-за краткой формы ведомостей. Но и там есть явные примеры родственной преемственности. Из средневековья в русскую приходскую жизнь вошла эта практика передачи места по наследству. В XVII-XVIII веках государству даже приходилось бороться с частнособственническим взглядом на приход и практикой торговли местами. К XIX столетию с этим было покончено, но осталась проблема содержания престарелых клириков, их вдов и сирот. Пенсионного обеспечения священников в эти годы еще не существовало. Архиереи поощряли закрепление церковных мест за детьми священно- и церковнослужителей, а также указом 1823 г. обязывали вновь поставленных священников содержать сиротствующих. Кроме прямого перехода места от отца к сыну, обеспечить семью отставных и умерших иереев могла женитьба новопоставленного священника на дочери предшественника, для которой место отца было своеобразным приданым. Семинарист же, подыскавший себе невесту с местом, быстрее получал рукоположение. Так произошло и в Дарне в 1841 г.

Дальнейшее служение А.И. Невского проходило также в окрестностях Воскресенска, но уже в другом храме. В ведомости по церкви Рождества Богородицы в селе Александрове на Малой Истре за 1879 г. в заштатных значится «бывый при вышеозначенной церкви священник Александр Иванов Невский 62 лет. […] От Петро-Павловской церкви Высокопреосвященнейшим Филаретом Митрополитом Московским переведен был к Богородицерождественской, что в селе Александрове церкви 16 февраля 1856 г. Имеет бронзовый крест на Владимирской ленте в память войны за 1853-й, 1854-й, 1855-й и 1856-й годы. Награжден набедренником. В настоящее время с семейством проживает в Москве. В семействе у него состоят: жена Наталия Яковлева 60 лет, дети: Елизавета 30 лет, Дмитрий 21 года, уволен из 3-го класса Московской Духовной Семинарии, находится учителем при народной школе, Михаил 14 лет, обучается в 1 классе Московской Духовной Семинарии на казенном содержании».

Из документа видно, что о. Александр получил награды в память Крымской войны, будучи еще во главе дарновской церкви. Так как он не был военным священником, единственное, за что его могли удостоить памятных крестов — участие в организации ополчения.

В 1857 г. священником церкви в селе Воздвиженское-Дарна значится 43-летний Яков Иванович Ключарев. Сын его Василий обучается в Саввиновском Звенигородском училище во 2 классе 10-ти лет, сын Владимир 3-х лет. Священника жена — Александра Степановна 35-ти лет, дочь Наталья 17-ти лет, Ольга 15-ти лет, Евлампия 8-ми лет, Клавдия 6-ти лет. Дьячок и пономарь — те же. Сыновья последнего: Павел 14-ти лет обучается в Савинском Звенигородском училище в 3 классе, Петр 9-ти лет — в первом классе.

Священничество о Якова Ключарева не прошло без конфликтов с некоторыми прихожанами. В 1864 г. на него поступила жалоба от крестьянина села Дарна Леонтия Антонова о вымогательстве им денег за венчание. Суть дела была следующая: брат Антипова вступал в брак во второй раз, за первое венчание священнику было уплачено 4 рубля серебром, штоф французского вина, 4 аршина холстины, 3 платка. Антипов, думая, что опять придется платить столько же, написал жалобу в Консисторию. По рассмотрении оказалось, что Ключарев с них ничего не просил, а в первое венчание он в селе Дарна не служил. Дознавателями по делу были священник Ильинской на Городище церкви Иоанн Покровский и священник Звенигородской Христорождественской церкви Иоанн Счастнев. Обвинения с о. Якова были сняты. В 1885 г. вдове священника села Дарна Александре Ключаревой было выделено единовременное пособие в размере 70 рублей.

В 1876 году частным землемером потомственным почетным гражданином Лейкфельдом был составлен план села Дарна, Звенигородского уезда на 8 листах. На нем указано расположение домов, фамилии владельцев, территория принадлежащая церкви и место нахождения храма.

По ведомости за 1879 год, священник церкви — Александр Иоаннов Понятский, 51-го года. «Родился в городе Москве, из духовного звания, сын дьячка. Обучался в Московской Духовной Семинарии наукам философским и риторическим, языкам латинскому и греческому. По увольнении из оной в Епархиальное ведомство резолюциею Его Высокопреосвященства Филарета Митрополита Московского и Коломенского был 15 июня 1852 года о пределен Можайского уезда к Одигитриевской, в селе Бородине, церкви во диакона, потом по прошению Его Высокопреосвященством Иннокентием Митрополитом Московским и Коломенским 20 января 1869 года переведен Звенигородского уезда к Ильинской, в селе Ильинском на Городищах, церкви, тоже во диакона, а оттоле 12 июля 1874 года переведен на настоящее место, во священника. Грамоту имеет. Проповедей в год говорил 12, поведения очень хорошего, ни с кем ни в родстве, судим и штрафован не был.

В семействе у него жена Марья Гаврилова 45 лет, дети: Евгений 24 лет, Дмитровского уезда на казенной службе — в объезчиках, Иван 22 лет в военной службе по жребию, Сергей 20 лет в Москве при аптеке в учениках, Александр 18 лет обучается в 4 классе Звенигородского Духовного училища на содержании отца, Зинаида 15 лет, читать и писать умеет, Павел 12 лет обучается во 2 классе Звенигородского Духовного училища на полукоште.

Псаломщик Симеон Петров Смыслов, 62 лет. Родился Московской губернии, из духовного звания, сын дьячка. Обучался в Коломенском Духовном училище до высшего отделения. Высокопреосвященнейшим Филаретом Митрополитом Московским определен 15 декабря 1834 года в пономаря Московского уезда в село Кунцево, к Знаменской церкви, а оттоле 5 февраля 1872 года перемещен на настоящее место. Грамоту и указ имеет. В стихарь посвящен. Чтение и пение знает хорошо, поведения очень хорошего, ни с кем ни в родстве, судим и штрафован не был Вдов после 1-го брака. Дети: Иоанн 39 лет, Подольского уезда в селе Богоявленском пономарем, Петр 36 лет. Псаломщиком в Покровском Бронницкого уезда, Клавдий 30 лет, псаломщиком в селе Данилове Подольского уезда, Симон 28 лет, псаломщиком в Красном, Пахре тож, Подольского уезда, Владимир 26 лет, псаломщиком в Московском Кафедральном Архангельском соборе, Герасим 19 лет, псаломщик в селе Пятнице Звенигородского уезда, Анна 17 лет, читать и писать умеет».

Приход составляют: в селе Воздвиженском крестьян 26 дворов, 89 д.м.п., 102 д.ж.п.; в деревне Кашиной 32 двора, 104 д.м.п., 105 д.ж.п.; в деревне Ивановской 27 дворов, 118 д.м.п., 125 д.ж.п.; в деревне Небогатковой 4 двора, 20 д.м.п., 32 д.ж.п. Всего 89 дворов, 331 д.м.п., 364 д.ж.п.

Некоторое время по вступлении в новую должность священнику Александру Понятскому пришлось разбираться с делами своего прежнего места служения. По донесению благочинного Вознесенской церкви г. Звенигорода священника Фивейского, Александр Понятский, когда служил дьяконом при Ильинской церкви, что на Городище, сдал в аренду свою покосную землю на 2 года (1873-1874) по 12 руб. 50 коп. в год крестьянину деревни Макруша Ивану Архипову. За первый год крестьянин арендную плату выплатил. В 1874 году Понятского перевели в село Дарна, а священник Ильинской церкви Михаил Хотьковский продал его землю другим людям. Крестьянин Архипов потребовал от Понятского 12 руб. 50 коп. и еще 15 рублей ущерба за «убыток от не скошенной травы». Понятский обратился к Хотьковскому, чтобы тот вернул крестьянину деньги и заплатил ему, Понятскому, плату за время службы в селе Ильинском, так как этих денег он не получал. Духовное правление передало дело на рассмотрение мировому судье. Вердикт был следующий: взыскать с Хотьковского 27 рублей 50 копеек в пользу крестьянина Архипова и вернуть деньги Понятскому из дьяконовского дохода.

В 1880-х годах производились ремонтные работы снаружи и внутри храма. В 1881 г. в строительный отдел при Московском Губернском правлении поступило прошение причта и старосты храма о ремонте церкви в селе Дарна. В прошении были перечислены работы, которые необходимо было сделать: заменить обветшавшую деревянную колокольню, поставленную на кровлю храма, на новую деревянную с каменным фундаментом при входе в церковь, снять старую обшивку стен, обшить новым тесом и покрасить, покрасить железную крышу церкви, перебрать деревянный пол и переложить изразцовую печь.

Дело содержало также сопроводительную записку к планам и чертежам новой колокольни от 27 мая 1881 г., подписанную кафедральным протоиреем А. Соколовым, проект возведения новой колокольни, планы и фасады существующей и предполагаемой деревянной церкви, план местности и церкви Свв. Петра и Павла, протокол о принятии проекта.

Большое значение для села имело строительство в середине XIX века Николаевской железной дороги, связавшей Москву и Петербург. До постройки в 1900 году Виндаво-Рыбинской (ныне Рижской) железной дороги она была единственной транспортной магистралью такого рода к северо-западу от Москвы. Дарна оказалась на пути от станции Крюково в Воскресенск. Путь по грунтовой дороге протяженностью в 21 версту занимал около 5 часов. Пассажиров возили шестиместные линейки, тарантасы, брички и простые повозки, то есть крестьянские телеги. Дачники, которые в изобилии потянулись в Воскресенск в 70-90-х годах XIX в., иногда ехали на велосипедах. Известный своей благотворительностью местный фабрикант П.Г. Цуриков хотел провести железнодорожную ветку от Крюкова до Воскресенска, но не успел. Дорогу содержало уездное земство. Она была засыпана щебнем по методу, разработанному английским инженером Макадемом. В России такие дороги прозвали «макадемизированными». В 1906 г. был построен новый мост через Доренку.

Земледелие в Подмосковье никогда не обеспечивало его население. Почти повсеместным явлением был отход на заработки в Москву или близлежащие города. До некоторых пор главным центром притяжения воскресенской округи был монастырь. Он давал более или менее постоянный заработок жителям города и окрестных сел. По документам монастырского архива известны некоторые уроженцы Дарны и соседних деревень, мастерство которых было востребовано в Новом Иерусалиме. Плотник из Дарны Прокопий Васильев выполнял разные работы по ремонту монастырских построек (настилка полов, починка лестниц, обновление кровли) с 1780 по 1802 г. Затем в том же качестве на монастырские работы привлекался его сын Василий Прокофьев. В монастыре работал также плотник из деревни Ивановской Сергей Иванов.

Крестьян ближайших к Новому Иерусалиму сел и деревень нанимали не только сами монастырские власти, но и штатные служители монастыря, ремесленники, которым надо было отлучиться из обители на заработки в Москву. Они подряжали окрестных крестьян за небольшую плату выполнять за них черные, не требующие профессиональных навыков работы в монастыре.

Гораздо выгоднее, конечно, было самим овладеть ремеслом и продавать уже квалифицированный труд. Дарновские крестьяне стали постепенно встраиваться в систему подмосковных кустарных промыслов. Северо-запад Подмосковья с его скудными почвами и густыми лесами был центром мебельно-столярного производства. Толчком к развитию этого промысла послужил пожар Москвы 1812 года. Московские дома сгорели со всем содержимым, которое в них оставалось. После возвращения москвичей на прежние места понадобилось много новой мебели. Предприимчивые крестьяне Московского и Звенигородского уездов воспользовались этим спросом.

Прародиной деревообрабатывающей промышленности края было село Лигачево подмосковной Черкизовской волости, смежной с Звенигородским уездом. Уроженец этого села, крестьянин Петр Семенович Зенин в 1823 г. открыл здесь свою мебельную мастерскую. Тем самым была создана база для распространения промысла по всей округе: крестьянские дети получали здесь профессиональные навыки, одиночки-кустари приобретали необходимые материалы и инструменты. Во второй половине века Звенигородский уезд уже занимал первое место в губернии по числу занятых мебельным промыслом (2741 семья), а в нем лидерство держала Еремеевская волость, где мебель изготовляло 529 семей. «Столицами» ремесла были села Брехово и Козино, здесь изготовляли так называемое кривьё — гостиную мебель орехового дерева, кресла, стулья, диваны. В ближайших окрестностях Воскресенска делали преимущественно белые березовые стулья, повторявшие в простом материале формы дорогого кривья. Мастеров этой отрасли мебельного производства называли белодеревцами, в отличие от краснодеревцев-кривьёвщиков. В 1876 г. в Дарне этим промыслом было занято 6 дворов, в Кашине — 14, в Ивановской — 12, в Рычкове — 9, в Небогаткове — 4. В Небогаткове кроме стульев изготовляли еще белые столы с трюмо и диванные столы.

Описание фабрик и заводов Московской губернии 1895-1897 гг. донесло до нас имена некоторых мастеров. Так, в селе Дарна имел столярную мастерскую А. Н. Галкин, она располагалась в его собственном доме, в ней работало 3 человека из этой же семьи. В деревне Ивановской столярным ремеслом занимались мастерские И.М. Новикова (4 человека рабочих, один из них наемный), Л.М. Майорова (2 своих рабочих, 1 наемный), М.С. Грачева (2 человека, из них 1 наемный), О.О. Дубакина (2 своих, 3 наемных).

Еремеевская волость лидировала и по развитию ручного вязания. В Дарне, Ивановской, Кашине было от 22 до 44 промысловых единиц в каждой. «Производство почти все ручное, вязальная машина в местном вязальном промысле большая редкость», — писали земские статистики. Некоторое распространение получил в окрестностях Дарны гончарный промысел.

В 1868 г. поблизости от Дарны, при деревне Ивановской, появилось небольшое промышленное предприятие — суконная фабрика братьев Петровых. Петровы, крестьяне-кустари, некогда работали столярами на фабрике П.Г. Цурикова в селе Ивановском на Истре, крупнейшем частновладельческом предприятии уезда, затем открыли собственное дело и записались в купечество (владельцем фабрики именуется Степан Петрович Петров, потом его сын Гаврила Степанович). Однако их фабрика не могла идти ни в какое сравнение с цуриковской по размаху и организации производства и так и осталась полукустарным заведением .

В 1885 г. на фабрике Петровых перерабатывалось 12000 пудов сырья на сумму 40000 руб., продажа составляла 1000 кусков сукна на сумму 60000 руб. Согласно статистическому описанию, составленному земством, это было маленькое предприятие с низким уровнем технического оснащения и плохой организацией труда: «Фабрика временно Воскресенских 2-й гильдии купцов братьев Петровых основана около 1869 года в Еремеевской волости. Сначала на месте фабрики была мукомольная мельница. Она была куплена за 70 рублей с аукциона. Братья ее перестроили в небольшое шерстопрядильное предприятие, работавшее на Московского купца Кудряшова из его материала. В теперешнем виде существует 3 года (с 1879) – самостоятельный заказ и сбыт изделий (от Дарны 2 версты). Фабрика состоит из 14 зданий. Мастерские маленькие и грязные, потолки низкие (4 аршина). Форточек нет. […]

На фабрике работают 18 человек моложе 14 лет: 15 мужчин и 3 женщины. Подростков 31 человек: 16 мужчин и 15 женщин. Взрослых 80: 69 мужчин и 11 женщин.

Нанимаются работать на фабрику крестьяне ближних деревень: Кашина, Дарны, Алексина. Рабочий день длится 13,5 часов. Взрослый рабочий зарабатывает в месяц от 9 до 20 рублей, женщины от 3,5 до 5, малолетки от 2,5 до 4,5 рублей. Ближние рабочие живут дома, дальние спят на нарах и на полу, вместе мужчины и женщины на соломенных матрасах в пристройке к красильной комнате. Зимой помещение отапливается. Есть кухня. Съестные припасы берут в харчевом амбаре при фабрике. При фабрике есть приемный покой на 1 койку, заведует земский врач Архангельский, за что получает 200 рублей. Баня имеется в Алексине при доме владельца, рабочие пользуются ею 2 раза в месяц бесплатно». Около 1900 года вместо приемного покоя появилась больница. Во вновь открытую лечебницу фельдшером был назначен Иван Елизарович Курганов.

Производство постепенно расширялось. В 1914 г. на шерстопрядильной фабрике торгового дома товарищества Г.С. Петрова (директор Вернер Юлиус) уже работало 76 мужчин и 33 женщины. Кроме фабрики у Петровых появилась здесь и другая собственность: кирпичный завод в Алексине и водяная мельница в Кашине.

Во время Великого поста, в 11 часов ночи с 25 на 26 марта 1893 г. деревянная церковь в селе Дарна, находившаяся здесь с 1757 г., сгорела. Причт храма немедленно подал прошение властям епархии о постройке новой, временной церкви:

«Его Высокопреосвященству Преосвященнейшему Александру Епископу Дмитровскому, Управляющему Московской Митрополией и разных орденов Кавалеру от прихожан и причта Петро – Павловской села Дарна церкви.

Ваше Высокопреосвященство! Милостивейший отец Архипастырь! Несчастие нас постигшее во святые и великие дни страданий господних, заставившее и светлый день Воскресения Христова встретить без Божественной литургии в нашей церковно-приходской школе настолько велико, что мы доселе все в горьких слезах, как потерянные и незнаем, когда утешимся и когда приобретем для себя новый храм. Немало страшит нас и мысль, что мы принуждены будем до своего храма ходить в чужой. Владыко святый! Мы слышали от сведущих людей, что в случае уничтожения храма пожаром разрешается построить временный храм. Если есть на то право в законе, то будьте милосердны и утешьте нас разрешением на построение такового храма. У нас есть церковно-приходская школа, размерами своими здание не маленькое, именно: длина его 15 аршин, ширина 10 аршин, высота 3 1/2 аршина. Если с восточной стороны к нему сделать прируб в 14 аршин длины, высотою 5 аршин то тогда получится вполне достаточный для нашего прихода Временный храм. А чтобы не стеснять школу, можно предполагаемый 14 аршинный прируб от школьного здания отделить раздвижными ставнями, применившись в этом случае к образцу существующих церквей – школ.

Средства на постройку мы соберем с самих себя и все силы положим для достижения необходимого для нас дома Божьего. Снова припадаем к стопам Вашего Высокопреосвященства с смиренною мольбою о дозволении приступить к упомянутой постройке».

Подписано прошение священником Лазарем Гниловским, псаломщиком Иосифом Косьминским, старостой церкви Яковом Ефимовым.

От крестьянского общества подписались Корнилий Панфилов, Федор Дмитриев, Иван Николаев.

17 апреля 1893 г. последовало распоряжение из Московской Духовной Консистории благочинному Звенигородского Успенского собора Иоанну Рождественскому «провести дознание и отписать в консисторию». Он нашел, что препятствий для строительства нет.

27 апреля 1893 г. в Московскую духовную консисторию поступило донесение от священника и старосты Петропавловской церкви села Дарна. «При сем донесении, — писали из Дарны, — честь имеем представить в Московскую духовную консисторию план для постройки временной церкви – школы в двух экземплярах составленной епархиальным архитектором. Средства потребные для предполагаемой постройки в количестве 900 рублей пожертвованы прихожанами, на что имеется приговор утвержденный и засвидетельствованный волостным правлением».

Совместное заседание благочинных, епархиальных архитекторов, священника и старосты Петропавловской церкви села Дарна 31 мая 1893 года констатировало необходимость постройки и подтверждало ее наличием плана строительства и денег. План был утвержден 8 июня 1893 г. под № 3628 строительным отделом Консистории. На постройку новой церкви в Дарне откликнулась газета «Московский листок», ее информация была перепечатана в «Московских церковных ведомостях». В сообщении говорилось: «22 августа в с. Дорнах Звениг. уезда … было совершено освящение нового деревянного храма во имя свв. Апостолов Петра и Павла, воздвигнутого весной нынешнего года вместо прежнего сгоревшего. Вновь освященный храм — небольшой, красивой архитектуры и сооружен усердием жертвователей. Трех-ярусный иконостас украшен позолотой с святыми иконами, спасенными от пожара из прежней церкви. Церковная утварь по большей части прежняя, а облачения и богослужебные книги приобретены вновь, так как прежние сгорели. Возле храма на четырех столбах построена небольшая звонница с колоколами до 50 пудов. Много труда и забот в деле устройства этого храма в столь короткое время было положено со стороны местного настоятеля о. Гниловского. Освящение храма и литургию совершал благочинный, протоиерей Успенского Звенигородского собора о. И. Рождественский соборне».

30 января 1795 г. из Духовной Консистории в Строительный отдел Московского губернского правления был отправлен план на постройку нового постоянного храма в селе Дарна. Протокол заседания Строительного отдела, составленный для доклада губернатору, дал ему положительную оценку: «Рассмотрев присланный Московской Духовной Консисторией при отношении № 1560 проект на постройку каменного трехпрестольного храма во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня в селе Дорне Звенигородского уезда, Строительное отделение нашло этот проект в техническом отношении составленным правильно и постройка согласно оного может быть допущена, с тем только, чтобы работы были произведены с соблюдением надлежащих правил и под надзором техника, имеющего на то законное право, и столбы были утолщены на столько, чтобы нагрузка не превышала 2 1/2 пуда на 1 кв. дюйм. … 22 марта 1795 г.»

В объяснительной записке к проекту храма было сказано: «Предполагаемый к постройке храм будет поставлен на высоком месте в означенном селе. Грунт по исследованию оказывается плотный, глинистый с хрящем. Храм предполагается каменный трехпрестольный на 400 человек с трапезной и колокольней. Глубина фундамента доходит до 4 аршин и предполагается из бутового камня, стены и своды из кирпича на цементном растворе. Средний купол основан на арках, опирающихся на 4 внутренних столба, толщина и ширина которых равна […] стороны же основания столбов равны 2 арш. 8 вершков, а стороны фундамента их равны 3 арш. Стены самого храма будут толщиной в 3 1/2 кирпича и выступы в 4 1/2 кирпича, а ширина фундамента их до 2 1/2 арш. Купола предполагаются железные крашеные, стропила деревянные. Колокольня будет строиться отдельно, во избежание неравномерной осадки.

Объем кирпичной кладки, приходящейся на 4 внутренних столба, то есть средний купол и половину прилегающих к нему арок и сводов равен […]41 куб. саж., что составит, считая по 1000 пудов на куб 41000 пудов. Вес железной крыши, стропил и связей равен 225 пудов, а всего 41225 пудов. Площадь основания 4-х столбов равна 17688 кв. дюйм. Следовательно, давление на кв. дюйм получается меньше 3 пуд.

Объем кладки наружных стен и прилегающих к ним сводов и арок равен 116 куб. саж., что составляет 116.250 пудов.

Вес железных крыш, стропил и сводов равен 475 пуд. А всего 116.725 пуд.

Площадь основания стен равна 122892 кв. дюйм, следовательно, давление на 1 кв. дюйм будет меньше 1 пуда.

Объем кладки колокольни при толщине стен нижнего яруса 2,5 арш., второго яруса 1,75 арш., третьего в 1 арш. равен […]37,7 куб. саж., что составит по предыдущему 37,700 пуд. Вес железных крыш со стропилами, связями, куполом равен 181 пуду. А всего 37,881 пуд.

Площадь основания колокольни равна 40768 кв. д., следовательно, давление на 1 кв. дюйм и тут будет меньше 1 пуда. Из всего вышеизложенного можно заключить, что толщина фундамента стен и опор исчислена с надлежащей прочностью. Архитектор С. Шервуд».

Автор нового храма в Дарне — Сергей Владимирович Шервуд (1858-1899) — сын известного архитектора Владимира Осиповича (Иосифовича) Шервуда, одного из основателей и теоретиков «русского» стиля в архитектуре второй половины XIX в. Наиболее известные постройки Шервуда-отца — здание Исторического музея и памятник героям Плевны.

Шервуд-сын окончил Московское училище живописи, ваяния и зодчества. В 1889 году получил звание классного художника архитектуры. На первых порах помогал своему отцу.

Самые известные самостоятельные постройки С.В. Шервуда:

1890 г. Особняк П. И. Бачуриной. Новокузнецкая, 40. (Левая часть).

Особняк М. И. Рекк. Пятницкая, 64.

1894 г. Пристройка к церкви Николы на Мясницкой (не сохранилась).

1895 г. Церковь в Дарне.

1895 г. Храм в Шамординском монастыре (Калужская губерния).

1899 г. Доходный дом. Милютинский пер., 13.

Как раз тогда, когда Сергей Шервуд работал над проектом Воздвиженского храма в Дарне, его отец В.О. Шервуд в своей книге сформулировал и идейно обосновал принципы «русского стиля» в архитектуре. Близкий к воззрениям поздних славянофилов, прежде всего, К. Леонтьева, Шервуд считал, что народная идея и национальный дух вечны и неизменны. Поэтому задача любого художника – понять, как проявляется идея русского народа в искусстве, выявить и сформулировать вечные законы красоты. Воплощением таких вечных канонов красоты Шервуду казались архитектурные формы допетровской Руси, и, прежде всего, московского зодчества XVII века. Идеалом архитектуры для художников его круга стал Московский Кремль, который был назван «целой поэмой, цельностью и единством». Шатровые завершения кремлевских башен и многочисленных звонниц Москвы стали для Шервуда «самой совершенной объединяющей формой». Одним из любимых образцов для подражания был собор Василия Блаженного.

Геометрическая симметрия времени ампира заменяется вольными сочетаниями многообразных объемов, находящихся в сложном равновесии, «балансе». Общая композиция многих зданий «русского» стиля строится по принципу треугольника. Уменьшение объемов кверху придает зданию стройность и живописность силуэта.

Любимым материалом для архитекторов «русского стиля» становится открытый красный кирпич. Он же обильно используется в украшениях. Практически в каждом здании этого стиля можно встретить обильное цитирование всех декоративных приемов московского зодчества времени царя Алексея Михайловича. Этим архитекторы старались достичь особой пластичности зданий. Шервуд писал, что «архитектору надо рисовать, а не чертить».

Материальным воплощением этой теории стало здание Императорского Исторического музея. Собственно, свои теоретические тексты Шервуд создавал одновременно с этой грандиозной постройкой. Однако практическое назначение здания в данном случае вошло в некоторое противоречие с «русским стилем». Многие приемы русской архитектуры XVII выглядят здесь неорганично. Другое дело – церковные постройки. В них «русский стиль» выглядел вполне уместно.

Архитектура храма в Дарне явно находится под влиянием Исторического музея. Но ее композиция более уравновешенна. Основной четверик увенчан световым шатром центральной главы и четырьмя главками на углах. Живописность композиции придает шатер колокольни и маленький шатер над крыльцом. Все завершения обрамлены рядами декоративных кокошников, которые поставлены и над угловыми окнами четверика. Кокошники и арки, богато орнаментированы. Церковь в Дарне стала украшением окрестностей «Нового Иерусалима». Участие богатых вкладчиков, особенно вдовы местного фабриканта А.С. Цуриковой, позволили в короткий срок реализовать столь дорогостоящий проект, который был бы непосильным для одних селян.

За труды по строительству нового храма, по донесению благочинного заштатного города Воскресенска Сергея Холмогорова в Консисторию, священник Лазарь Гниловского был награжден скуфьей. К донесению прилагался его послужной список. Гниловскому в это время было 29 лет, он окончил Вифанскую духовную семинарию с аттестатом 1 разряда, с 1888 г. — священник Петропавловской села Дарна церкви, с 1890 года законоучитель Дарновской церковно-приходской школы, в 1893 году награжден набедренником.

Церковным старостой с 1897 г. был крестьянин Иван Никифорович Шнапс.

После Лазаря Гниловского священником церкви в Дарне был Александр Добронравов. Он родился в 1874 г., окончил Вифанскую семинарию с аттестатом 2-го разряда в 1897 г. С октября 1897 по январь 1900 г. состоял на должности учителя в церковно-приходской школе города Вереи. В 1900 г. был определен в священники к Николаевской церкви села Подмостье Дмитровского уезда, где также состоял законоучителем в Марковской земской школе и в Подмостовской школе учителем чтения и пения, вел собеседования с народом. В августе 1905 г. был переведен на место священника церкви села Дарна, заведующего и законоучителя дарновской церковно-приходской школы. В 1907 г. благочинный 1-го округа Звенигородского уезда священник Константин Пономарев представил его к награде. В донесении митрополиту Владимиру он писал: «Ведомства моего благочиния Крестовоздвиженской с. Дарны церкви священник Александр Добронравов при весьма хорошем поведении ревностно исполняет свои пастырские обязанности и оказывает большое усердие в деле народного образования, что я, как представитель отделения училищного совета, как благочинный по справедливости свидетельствую. А поэтому, для поощрения его к дальнейшему труду я осмеливаюсь ходатайствовать перед Вашим Высокопреосвященством о награждении его набедренником».

На 1908 год состояние Дарновской церковно-приходской школы и приписанной к ней территории было следующее:

Дарна -38 дворов, население — 223 человек, детей 7-14 лет — 49, учащихся — 17.

Ивановское в 2-х верстах от школы, 53 двора, население — 281 человек, детей 7-14 лет — 14, учащихся — 10.

Кашино, в 1-й версте от школы, 47 дворов, 263 человек, детей 7-14 лет — 42, учащихся — 6.

Небогаткова в 2-х верстах от школы, 11 дворов, 64 чеовека., учащихся в дарновской школе нет, 2 ребенка учатся в Сысоевской школе.

Заведует школой священник Александр Добронравов.

На грани веков еще никто из крестьян дарновского сельского общества не смог выкупить свой надел, сумма недоимок по выкупным платежам возрастала. В каждом селении (кроме Небогатковой) были запасные хлебные магазины, но пополнялись они неисправно. Ближайшее техническое училище было в г. Воскресенске, посещало его 2 человека из деревни Рычковой, частных мастеров, обучающих детей ремеслу тоже не было. В каждой деревне были безземельные крестьяне, обычно это были вдовы, старики, нетрудоспособные. Наемных рабочих в крестьянских хозяйствах не было, землю обрабатывали сами владельцы наделов».

Поселенные ведомости» Еремеевской волости рисуют следующую картину достатка и грамотности местного населения:

Населенные места кол-во дворов население

количество скота

грамотные

 

м.п. ж.п. лошадей коров мелкого скота м.п. ж.п.

с. Дарна 42 91 97 49 29 157 22 1

д. Кашино 40 108 96 51 37 268 10 1

д. Ивановское 41 112 108 52 51 167 26 —

д. Рычково 24 50 56 26 25 98 12 1

д. Небогатково 13 22 28 11 14 85 — —

Некоторые крестьянские семьи можно отнести к зажиточным. Так, у Кирилла Лаврикова из Дарны на семью в 9 человек было 2 избы, 6 лошадей и 3 коровы. Он арендовал землю по 12 рублей в год. Никифор Степанов на семью из 10 человек имел 3 избы, 3 лошадей и 3 коровы. Всего в Дарне 9 домохозяев имели по 2 избы, 10 семей были безземельными. В Кашине 5 крестьянских дворов имели по 2 избы, 9 были безземельными. В деревне Ивановской 3 хозяина имели по 2 избы. В Рычкове было несколько крепких хозяев, но часть хозяйств не имела ни лошадей, ни коров. По сравнению с другими деревнями, лежащими поблизости от Воскресенска (Глебово, Избищи, Лучинское, Ябедино), крестьяне Еремеевской волости к 1917 г. были значительно хуже обеспечены пашней и скотом.

В 1914 г. «сведения о населенных местах Еремеевской волости», поданные в Губернский статистический комитет дают такую картину: «Село Дарна, в нем причт и церковно-приходская школа. Занятых постройками дворовых мест в селении 42, мужчин 108, женщин 129, всего 237 человек. Есть водяная мукомольная мельница на речке Доренке, на ней занятых постройками дворовых мест 1, мужчин 4, женщин 2. Еще одна мельница на той же речке при деревне Кашино, на ней 1 двор с двумя жителями. Деревня Небогаткова при небольшой речке Колоколенке, в ней занятых постройками дворовых мест 15, в них 84 человека (35 м.п., 49 ж.п.). В деревне Рычково 32 двора и 153 человека населения. Этими населенными пунктами ограничивается владение дарновского сельского общества. Кроме того на границе с деревней Ивановской землей владеет хозяин кирпичного завода на речке Доренке Дубакин, здесь 2 двора, в них 10 человек м.п. и 4 — ж.п. На границе с деревней Рычковой — мельница московского Рождественского монастыря с 1 двором и 2 жителями. Администрация торгового дома Петрова и К имеет на Доренке при деревнях Ивановском и Алексине шерстопрядильную ткацкую фабрику (занятых постройками мест 5, муж. 65, жен.55, всего 130 человек)». Приблизительно в таком виде (с учетом сокращения населения ввиду призыва на фронт) Дарна и окрестности просуществовали до революции.

Поначалу революция мало затронула северную деревню. Она была далека от театра гражданской войны, и население не сразу почувствовало наступление новой эпохи. Настоящим переворотом всего жизненного уклада стал только «великий перелом», то есть коллективизация конца 20-х начала 30-х годов и сопровождавшие ее репрессии.

Изменилось территориально-административное деление. В феврале 1921 г. был образован Воскресенский уезд (по территории он был больше нынешнего Истринского района). Сохранилось прежнее волостное деление. Дарна и окрестные деревни остались в Еремеевской волости. Председателем волостного исполкома (сокращенно «вик») был некто Шнапцев (инициалы неизвестны). Для осуществления теории «смычки» города и деревни практиковалось шефство каких-либо городских организаций над сельскими районами. Шефом Еремеевской волости был московский Межевой институт.

Первые годы советской власти в уезде и речи быть не могло о строительстве новых промышленных предприятий, в лучшем случае продолжали работать старые. Алексинская фабрика (бывшая Петровых) была закрыта в августе 1924 г., стояла 8 месяцев, потом была вновь пущена, но далеко не в полную мощность. «С большим трудом, но все-таки удалось наладить на фабрике производство ваты, закуплено немного машин», — писала уездная газета. В том же году в деревне Ивановской виком была открыта электрическая мельница. В области сельского хозяйства главной заботой властей стал перевод крестьянского хозяйства на многопольный севооборот с выделением земли под кормовые культуры. Кооперация пока ограничивалась кредитной и сбытовой сферами.

В послереволюционной деревне было неспокойно. После первой мировой и гражданской войн на руках у населения осталось много оружия, и оно пускалось в ход — с целью грабежа и сведения счетов, в том числе и со своей собственной жизнью. В ночь с 22 на 23 октября 1923 г. в деревне Рычково было найдено два трупа — Д.Г. Карелина 20 лет из д. Ермолиной и М.Д. Мишуриной 19 лет. Следствие установило, что они покончили с собой из револьвера «Браунинг», который был найден около трупов.

Во всю процветало пьянство и хулиганство, особенно среди молодежи. «Как только свечереет, — сообщал селькор, — в дер. Ивановское Еремеевской вол. молодежь выползает на улицу «погулять». Соберутся толпой и айда по деревне с гармошкой. Визг, хохот, похабные частушки. Не только люди, а даже стены краснеют. А как только погаснут в избах огни, отправляются парни «на охоту». Залезают в чужие огороды, таскают бороны с одного двора на другой, портят и ломают, что ни попадется под руку».

Формой самоорганизации деревенской молодежи в ту пору были так называемые «избушки». Иногда это были просто места проведения вечеринок под гармошку, но чаще — постоянно действующие притоны на дому у какого-нибудь предприимчивого самогонщика. В статье «Избушки засосали» газета сообщает: «В дер. Рычковой Еремеевской вол. молодежь занимается гулянками да избушками. Хулиганство процветает в деревне вовсю». В качестве альтернативы «избушкам» предлагались избы-читальни. В 1924 г. дошло дело и до Дарны: «Молодежь села Дарны Еремеевской вол. решила организовать у себя в селе комсомольскую ячейку. В этом деле помогли ребятам работницы Воскресенской шелкомотальной фабрики. Но ребята не остановились на одной организации ячейки. Дружными усилиями, совместно с сознательными крестьянами, оборудовали избу-читальню».

Как оказалось, комсомольские власти рано радовались. Вскоре ячейка сама стала больше походить на злачное место. Из Дарны писали: «Комсомольцы Дарновской яч. РЛКСМ Еремеевской вол. чрезвычайно пристрастились к картежным играм и самогону. На пасхе всю неделю за картами провели. Не отстает и секретарь ячейки — и насчет карт и насчет самогона. Как-то, выпив, завел спор про политику с местным крестьянином, а когда тот стал ему возражать, наш секретарь взял и столкнул его под гору. Это называется «доказал»! Дарновскую ячейку не мешает хорошенько прочистить». Вряд ли в ближайшее время это было возможно сделать. С началом первой пятилетки власть перехватила инициативу у самогонщиков. В госторговле появилась сверхдешевая водка, которую к тому же разливали не только в стандартные бутылки, но и в маленькие «мерзавчики», чтобы не упускать никакого покупателя. Инициатива пополнения бюджета таким способом принадлежала тогдашнему председателю Совнаркома А.И. Рыкову, его именем в народе и была названа новая водка. Если раньше деревня заливалась самогоном, то теперь его сменила «рыковка».

В основе взаимоотношений новой власти с церковью в первое послереволюционное десятилетие лежал декрет Совнаркома о свободе совести, церковных и религиозных обществах от 20 января 1918 г. Он декларировал отделение церкви от государства и школы от церкви, окончательной же целью было отделение от церкви народных масс, освобождение их от религиозных «предрассудков». Атеизм рассматривался не просто как область пропаганды, а как наука. Предполагалось, что по мере ознакомления населения с его постулатами, оно само отвергнет религию. Прямое насилие в отношении церкви было весьма распространено, но часто это были бесконтрольные действия самодеятельных «безбожников». Главные идеологи партии предпочитали при этом оставаться в тени, действуя при помощи секретных распоряжений. Некоторую поддержку в большевистской верхушке получило движение «обновленцев», выступавших за преданную власти, «живую» церковь, но и оно скоро оказалось в забросе. Вождям большевизма нужно было полное господство над умами людей и они ни с кем не хотели им делиться. Ждали, что атеистическая пропаганда сделает свое дело. Ее флагманом был журнал «Безбожник». Большие надежды возлагались на всякого рода «чудеса науки», особенно на электричество. «Лампочка Ильича» должна была стать для народа не просто осветительным прибором, она была призвана заменить в его сознании церковную свечу.

В Воскресенской районной газете мы можем встретить немало статей на антицерковные темы. Дежурные сюжеты — пьянство и жадность попов, обман населения всякими ложными чудесами. Вот образчик этого жанра — заметка «Поповское житье» 1823 г.: «27 сентября в селении Дарно Еремеевской вол. был праздник «Воздвиженка». Отец духовный утром чуть свет отправился с молебном стрелять по мужичкам. Мигом облетал все село и к «водосвятию» ударил в колокол. На литургию собралось многое множество попов, дьяконов, дьячков. Во время литургии настреляли еще порядочную сумму с богомольных старушек. Одним словом, как говорится, с прихожан по лимону — попам на ведро самогону.

Отошла литургия, и попы отправились отдохнуть, «чайком побаловаться», после чая известное дело — по «баночке» хватанули. И в скором времени так нализались, что уж и друг друга перестали узнавать. Но самогон весь вышел, а попам все еще мало. Стали раздумывать, где бы еще достать деньжат на самогон. Решили пройти по селению Дарно со «святой водой». К вечеру наши отцы духовные притащились домой «еле можаху», а с нми и их сынки тоже в дым пьяные». Подписано: «Вездесущий». Автор статейки действительно должен был стать вездесущим, чтобы узнать такие подробности вроде бы чуждого ему «поповского житья».

Появлялись поспешные победные реляции о том, как падает авторитет церкви среди местного населения. «Прохожу однажды я по дер. Рычковой Еремеевской волости, — пишет корреспондент «Голоса деревни». — У некоторых домов поставлены столы, покрытые белой скатертью. Дохожу до крайнего дома, смотрю, выносят иконы, каждую икону несут два мальчика. Догадываюсь, что это молебствие попов. Сзади малышей взрослых идут только два попа. Где же старики, старухи и верующие взрослые? Наверное, они совсем испарились в дер. Рычково. Как видно и в мутной воде для попов рыба не стала ловиться».

Однако прошел год, и другой, а церковь все не пустела. ««Воздвижение Христово» в Ивановском Еремеевской вол. считается престольным праздником», — с неохотой признается районная газета и пытается представить этот праздник сплошной пьянкой, которая завершается непременной дракой.

Практиковалось публичное «научное» опровержение церковных догматов. 28 декабря 1925 г. такой «диспут» состоялся в избе-читальне Еремеевской волости. Тема диспута — «Был ли Христос?». «Представитель шефа сделал сначала доклад на эту тему, рассказал, какой вред приносит религия рабочим и крестьянам и как трудящиеся должны культурно-просветительной работой бороться с религией. После лекции выступил священник Дарновской церкви Лазарев. Пел, пел «батюшка», старался всеми силами «покрыть» лектора. Но не удалось ему это. Лектор ему такие вопросики задавал, что «батюшке» оставалось только молчать. Были, правда, темные женщины, главным образом старухи, которые мешали лектору говорить, галдели, как вороны, и строили «умиленные» физиономии, когда говорил «отец духовный». Но сознательные крестьяне встали на сторону лектора. В результате диспута было вынесено предложение — просит шеф (так в тексте) больше обратить внимания на работу по раскрепощению трудящихся от пут религии, этого дурмана для народа».

Видимо, антицерковная пропаганда все-таки шла плохо. Еще в середине 30-х годов воинствующие безбожники сетовали на невосприимчивость населения к их лозунгам: «Дело в том, что крестьяне Истринского района десятки лет воспитывались всякого рода проповедниками: попами и монахами Ново-Иерусалимского монастыря. Влияние поповщины и по сейчас еще сильно среди отдельных слоев отсталых колхозников».

Не дождавшись победы атеистической идеологии и добровольного отделения народа от церкви, власть приняла меры организационно-правового характера. 8 апреля 1929 г. вышло постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях». Религиозная жизнь была строго ограничена церковной оградой. В правовые отношения с государством вступал не причт храма, а официально зарегистрированная церковная община численностью не менее 20 человек. Главной фигурой стал церковный староста, на которого были возложены буквально полицейские функции. Священник был поставлен в положение простого служащего, наемного работника. Всякая социальная и культурно-просветительская деятельность храмов была запрещена.

Последним из известных нам священников храма в Дарне был Алексей Яковлевич Соловьев. Он поступил на это место 1 ноября 1926 г., 59 лет от роду, а до этого находился в Омской губернии, где был безработным. Псаломщиком на это же время значится 44-летний Дмитрий Николаевич Алешин. Точную дату закрытия церкви установить не удалось.

В 1930-х годах селения, некогда составлявшие приход церкви в селе Дарна, оказались разделены между разными административными образованиями: Дарна, Ивановское и Алексино, а также Подпорино, оказались в Ивано-Алексинском сельсовете, а Кашино и Рычково — в Кашинском.

Самой крупной производственной единицей округи была Ивано-Алексинская мебельная артель, разместившаяся в корпусах бывшей фабрики Петровых. Она, продолжая традиции столярно-мебельного промысла здешних мест, выпускала главным образом «славянские» шкафы (шкафы с резьбой в русском стиле). При артели существовала школа кустарного ученичества. Судя по всему, дела артели до некоторых пор шли неплохо: в 1938 г. она даже получила заказ на 38000 руб. от Государственной библиотеки им. Ленина. Но в публикациях об артели конца 1930-х годов преобладает негатив. «Ивано-Алексинская мебельная артель работает плохо, -пишет газета «Истринская стройка». — Зарплату членам артели выдают несвоевременно. За январь зарплату выдавали два раза по 30 процентов. Трудовая дисциплина на производстве расшатана. Очень часто не хватает материалов. Столовая в артели содержится бесхозяйственно. Там холодно и грязно. Обеды невкусные. В столовой имеется всего лишь 20 тарелок и несколько ложек. При артели имеется клуб, но члены артели туда не ходят. В клубе холодно. Газет, журналов и настольных игр нет. В общежитии устраиваются пьянки. Партийная и комсомольская организация артели слабо борются с недостатками в работе артели. Районные организации должны помочь артели выйти из прорыва».

В апреле 1938 г. ситуация обострилась, уволилось 25 высококлассных столяров. Причина была в том, что председатель правления Демидов уехал на учебу, а присланный главком новый руководитель Ахизаров не давал артельщикам сведений о новых расценках на изделия. Редактор артельной стенгазеты «За качество» Н. Булычев критиковал неумелое руководство Ахизарова, за что тот пытался подвергнуть рабкора цензуре. Но Булычева поддержала районная газета «Истринская стройка», она же под заголовком «Результаты бесконтрольности» опубликовала заметку некого М. Мишина о махинациях руководства артели. В ней говорилось: «Коммерческий директор Ивано-Алексинской мебельной артели С. Углев в марте закупил для артели около 150 метров мануфактуры. Часть этой мануфактуры присвоил главный бухгалтер Изумрудский, его помощник Серпуховитин и председатель артели Демидов». «В Ивано-Алексинской мебельной артели, — продолжала газета, — есть школа бригадного ученичества, об этой школе правление мало заботится. Ученики артели 4 часа учатся в мастерской, 2 часа в классе. На уроках они сидят в шапках и пальто. Беззаботные руководители даже не позаботились о тетрадях и карандашах. […] Эта халатность привела к тому, что из 28 учеников занятия посещают только 10-13 человек».

В ответ на газетные публикации «культурник» (так тогда называли культмассового работника) Тихвинский привел клуб в порядок, «побелил стены и потолки, сцену оклеил новыми обоями». «В клубе часто бывали кинопостановки, неплохо работал драмкружок, а в свободные дни бывали танцы под патефон и гармошки, в последнее время приобрели рояль». Но тут клуб закрыли и заняли под столовую, а самого Тихвинского уволили. Ивано-Алексинская библиотека находилась в разрушенном помещении мебельной артели, потом в бывшей чайной. В 1938 г. сельпо предложило убрать библиотеку, так как нужно было помещение под чайную-пивную. Имущество библиотеки свалили в ящики и поставили в сельсовете. Судя по всему, там оно и сгорело 31 мая 1939 г. во время пожара, уничтожившего сельсовет и правление Ивано-Алексинского сельпо. О нехватке помещений для Ивано-Алексинской школы, в связи с занятием некоторых из них под районную колхозную школу, в газету написал сам ее директор Анатолий Георгиевич Фивейский. Зимой школе не хватало дров и учителям приходилось ходить за дровами в лес.

Такое обилие негатива в газетных публикациях об артели и культурно-просветительских учреждениях Ивановского и Алексина не должно восприниматься как нечто исключительное: в те годы жанр «сигналов с мест» был в большом ходу, эпоха «лакировки» еще не наступила. Несмотря на это и на прямую критику в адрес парторганизации артели, ее секретарь Малофей Никифорович Шнапцев, умерший 24 октября 1938 г., был удостоен некролога в той же «Истринской стройке». Вспомнили, что он с малых лет работал столяром на фабрике Шмидта в Москве, что он член партии с 1925 г. Почти не вызывает сомнения, что артельный парторг — какой-то родственник (может быть, брат) старосты церкви в Дарне Ивана Никифоровича Шнапса, упомянутого в документе 1897 г. (см. выше).

В Ивано-Алексинском сельсовете было четыре колхоза («Ударник», «Рассвет», «Прожектор» и «Красный партизан»), в Кашинском сельсовете — два («Вторая пятилетка» и «Путь к социализму»), в Алексине построили молочный завод, куда колхозы сдавали молоко, оттуда его везли на станцию Манихино.

В Дарне располагалось правление колхоза «Прожектор». Он был организован в 1929 г. К началу 30-х годов в нем было 56 хозяйств, 114 трудоспособных членов, 18 лошадей, 56 коров. Направление хозяйства было молочно-животноводческое. В 1931 г. Колхоз разделил еще с двумя хозяйствами второе место в районном соревновании. Однако уже в следующем году этот скороспелый плод сплошной коллективизации начал загнивать. Обнаружились «кулацкие вылазки»: крестьяне не хотели увеличивать поголовье скота, на собрании кричали: «Покупайте коров себе на шею». А по поводу свиноводства, 70 % продукции которого надо было отдавать государству, сказали: «Тогда свиноводство нам не нужно». Причину неудач колхоза, как тогда было принято, стали искать в недостаточной бдительности к классовым врагам. Партийная ячейка «Прожектора» была обвинена в оппортунизме. За саботаж некоторых хозяев сослали, кого на 10 лет (Т. Мещанчикову), кого на 5 (Соломину из Дарны и Балакову-Сергееву из Алексина). Постепенно сопротивление «кулаков» было сломлено, в колхозе создали молочно-товарную ферму, на которой было 120 голов скота. Ожидания с новообразованным хозяйством связывались большие: оно должно было продемонстрировать преимущества коллективной собственности.

В 1933 г. фоторепортажи из «Прожектора» регулярно появлялись в районной прессе. Но с радужными надеждами скоро пришлось расстаться. О колхозных председателях — сменявших друг друга Бодунове, Шнапцеве и Слезкине – обличительные статьи селькоров. «Слезкин Е.И., — говорится в одной из них, — будучи в 1936-37 гг. председателем колхоза «Прожектор»… пьянствовал и не руководил колхозом. В результате «руководства» Слезкина, урожай прошлого года потерян на 40 процентов, госпоставки не выполнены, расчет с МТС не произведен. Вместо трудодней в колхозе была введена вредная система оплаты труда — «мешок себе, мешок в колхоз». За один год в колхозе пало 7 лошадей. Народный суд 14 апреля (1938 г. ) разбирал дело Слезкина. Суд приговорил Слезкина к трем годам лишения свободы». Уже в мае появилось сообщение «В колхозе «Прожектор» работа улучшается», но радость опять оказалась преждевременной.

Недолго ходил в передовиках и «Ударник», его председатель Андрей Школин также закончил свою карьеру на скамье подсудимых. Он был навязан колхозникам районными властями весной 1936 г., перед самым севом. Местные жители знали, что он был уволен с должности председателя сельсовета за растрату, любил выпить и был под судом. На новом месте Школин не оставил прежних привычек. В 1937 г. он был обвинен в присвоении 1049 руб. колхозных денег и развале колхоза. Школина посадили на 5 лет.

В Кашине была хорошая молочно-товарная ферма. Однако развивать колхозное животноводство заведующей фермой Прасковье Сыровой пришлось не в союзе, а в борьбе с местным председателем, своим однофамильцем (может быть, родственником). Сырову надоели постоянные запросы завфермой и он запретил ей посещать заседания правления. Это было в 1935 г. Из председателей Сырова, видимо, вскоре выгнали, но он остался при некоторых других должностях. В статье «Бездельник Сыров» сказано: «Секретарем Кашинского сельсовета работает тов. Сыров. Он же по совместительству занимает должность избача и является казначеем в колхозах «Путь к социализму» и «2-я пятилетка», но ни одну работу как следует не исполняет».

Кашинская мельница продолжала существовать, но терпела убытки, плотину прорывало 2-3 раза за лето. Мельник Некрасов, по данным газеты, обманывал колхозников, а мельницу запустил. В Кашине же была кузница (сгорела в 1837 г.) и металлообрабатывающая мастерская, а также трикотажная мастерская.

Еще одной хозяйственной единицей округи было охотничье хозяйство на хуторе Дубакино (чуть южнее Дарны). Его вели братья А.В. и М.В. Дубакины (судя по фамилии, потомки владельца кирпичного завода). Головная организация Мосзаготпушнина выделила им несколько семей черно-бурых лисиц для разведения. Им, а также Ипатову и Бычкову, как лучшим охотникам района, были вручены значки «охотник-ударник».

При Ивано-Алексинском сельсовете были ветеринарный и агрономический пункты, неполная средняя и две начальных школы, медицинский пункт, продуктовый магазин и чайная, через почтовое агентство жители получали 121 экземпляр центральных и областных газет, 137 экземпляров районной «Истринской стройки» и 33 журнала. Библиотека и клуб при мебельной артели, как мы видели прекратили свое существование. Клуб в колхозе «Прожектор» заняли под овощехранилище. Зато в Ивано-Алексине 1 августа 1939 г. открылся один из четырех в Истринском районе стационарных кинотеатров (остальные села и деревни пользовались услугами кинопередвижек), правда, сеансы часто срывались из-за неполадок техники. Интеллигенцию округи можно было пересчитать по пальцам. Это уже упомянутый директор Ивано-Алексинской школы и одновременно преподаватель в ней немецкого языка А.Г. Фивейский, который, имея уже высшее образование, продолжал учиться заочно на географическом факультете Педагогического института. Судя по фамилии, он происходил из духовенства. В колхозе «Ударник» работала выпускница колхозной школы счетоводов Л.Я. Школина. Ветеринарным пунктом руководил зоотехник П.М. Муравьев. В неполной средней школе училось 240 детей и работало 12 учителей.

Близость к городу порождала некоторые специфические проблемы, а именно — городские свалки. Возле больницы образовалась свалка нереализованных истринской торговлей овощей. «На Рычковской дороге еще хуже, — писала в газету врач Боголюбова, — там свалки из городских уборных». Но наблюдались и отрадные явления в местном благоустройстве. В середине 30-х годов была построена «гудронированная» (то есть асфальтированная) дорога от Истры на Дарну (Истро-Кашинский тракт) и новый мост в Кашино.

Великая Отечественная война оставила неизгладимый след в истории местного края. По Волоколамскому шоссе проходило одно из главных направлений наступления немецко-фашисиских войск на Москву. Истру обороняла 78-я (позже 9-я гвардейская) дивизия под командованием А.П. Белобородова. 28 ноября враг овладел городом Истрой. Линия обороны от монастыря до водохранилища была прорвана, и к вечеру немецкие танки и бронетранспортеры заняли деревни Кашино, Дарна, Высоково и др. Наступление немецких войск в этом направлении сдерживал 258-й стрелковый полк (командир М.А. Суханов). За амбарами колхозницы Е.П. Рыжовой в деревне Кашино была устроена штабная землянка. Кроме штабных офицеров здесь находился корреспондент газеты «Красноармейская правда» поэт Алексей Александрович Сурков и фотокорреспондент.

Перерезав шоссе западнее Дарны, немецкие танки и автоматчики ворвались в Кашино. Землянка, в которой находился штаб полка во главе с командиром и военкомом, была окружена. Связи со штабом дивизии и подразделениями полка, которые вели бои в Дарне и южнее на высоте 195,5, уже долгое время не было. Начальник штаба полка капитан И.К. Величкин принял решение самостоятельно прорвать окружение. Он собрал все имевшиеся в землянке гранаты и назначил группу прикрытия (лейтенанты А.А. Горбунов, Д.Я. Провоторов и два рядовых связиста). Под прикрытием автоматного огня Величкин прополз к дому, где засели немецкие стрелки, и закидал его гранатами. Когда пробирались к своим подразделениям в д. Ульяново по льду речки снова были обстреляны немецкими минометчиками, прошли, как потом выяснилось по минному полю, однако, без потерь вышли из зоны огня.

Вернувшись в редакцию, А.А. Сурков написал письмо жене, которая тогда жила на Каме. В письме было небольшое, в 16 строк, стихотворение, позднее названное «В землянке». В феврале1942 г. композитор Константин Листов написал на него музыку. Песня быстро разлетелась по всем фронтам. Идеологическое начальство пыталось сделать песню более «оптимистичной», убрать из нее слова: «До тебя мне дойти нелегко, а до смерти четыре шага». Но прижился именно тот первоначальный вариант, который зародился в кашинской землянке.

10 декабря начались бои по освобождению Истры. Утром населению был дан приказ к 10 часам покинуть город. За неисполнение приказа грозили расстрелом. Длинной вереницей потянулись по шоссе люди, неся детей и скудные пожитки. Очевидец, житель деревни Трухоловка В.С. Демин вспоминал: «Одна женщина шла с тремя детьми. Видно было, что они выбивались из сил. Я взял у нее самого младшего, завернул его полой шубы и стал помогать ей тянуть санки. В деревне Дорна немцы нас загнали в церковь. Они глумились над православной верой. «Рус, молись богу!» — кричали фашисты, а сами в это время отбирали у нас мало-мальски ценные вещи, последнюю обувь, одежду и грузили к себе на подводы. В церкви и около нее собралось более двух тысяч человек. Матери перепеленывали грудных детей у костров. Ни на минуту не стихал детский плач. В таких условиях мы провели два дня и две ночи. За это время умерло шестеро детей. Здесь же во время родов скончалась одна женщина. Мы все ждали смерти. Но тут подошла Красная армия и спасла нас от гибели».

В одном из декабрьских номеров районной газеты за 1943 г. читаем еще одни воспоминания — жительницы деревни Сокольники Е.М. Смирновой. Немцы сожгли деревню, а жителям приказали идти в Истру, а оттуда в Новый Иерусалим и Лучинское. Эти было 7 декабря. На следующий день их из Лучинского погнали обратно в Истру. «Мы шли через город, не останавливаясь, — пишет Смирнова. — Нас гнали через Макрушу, Полево, Высоково. По пути немцы факелами поджигали дома и, издеваясь, спрашивали нас: Красивое зрелище? Тепло вам? Грабеж не прекращался. У учительницы К.К. Кореневской гитлеровцы сняли с ног валенки, от Высоково до Ивано-Алексино она шла по снегу в одних чулках. Когда мы подошли к Ивано-Алексину, деревня уже выгорела. В ней не осталось ни одного дома. Нас погнали в Дарны. Вконец обессилевшие люди еле держались на ногах. Тех, кто падал от усталости, конвойные пристреливали. Так были застрелены две старухи, одна из которых была слепая.  Баба Марфа?

Пригнав нас в Дарны, где от огня уцелела лишь церковь, конвойные скрылись. А еще два дня спустя в деревню вошла родная Красная Армия».

11 декабря село Дарна было освобождено. Все вокруг было сожжено, уцелевшие жители большей частью разъехались, оставшиеся рыли землянки, в которых прожили несколько лет. От попадания немецкого снаряда был разрушен шатер храма и третий ярус колокольни.

В 1950-х годах происходило укрупнение колхозов. Мелкие коллективные хозяйства Еремеевского сельского совета в 1957 г. вошли в укрупненный колхоз им. Молотова, а потом – в совхоз «Победа». Основное направление совхоза было молочное, выращивал он также картофель на 250 гектарах и мел достаточно большой клин зерновых. Дойное стадо насчитывало 1350 коров. В масштабах района это было среднее хозяйство. К середине 70-х годов был построен небольшой комбикормовый завод с дозированием всех необходимых добавок. Здесь проходили испытания рулонного пресса с установкой по консервированию сена . В 1962 г. на южной окраине Ивановского началось экспериментальное строительство поселка нового типа — Агрогородка. Его составили дома в 2-3 этажа, площадь, застроенная зданиями общественного и культурно-бытового назначения. Жилой комплекс был рассчитан на 2-2,5 тысячи человек. Архитекторы применили принцип кооперированных, или блокированных, зданий, когда в одном корпусе размещались несколько учреждений. Заказчик строительства, совхоз «Победа» — хозяйство молочно-птицеводческого профиля. Поэтому в Агрогородке проектировалось строительство больших ферм для скота и птицы. В составлении проекта поселка, помимо коллективов «Мособлпроекта», принимали участие различные институты Академии строительства и архитектуры СССР.

После закрытия храма в Дарне в советское время церковные помещения использовались в хозяйственных целях: здесь размещалась тракторная мастерская, склад химических удобрений и др.

В 1991 г. в селе была зарегистрирована православная община, и храм Воздвижения Креста Господня был передан Русской Православной Церкви. В том же году начались реставрационные работы по восстановлению храма.

Автор?